Ещё польска не сгинела. польский дневник

Гука Гукель
Воздух был настоян на пахучих травах. На полях волновалось море созревшей золотистой пшеницы. Волны тучных колосьев хлебного злака  захлёстывали жатку комбайна, но он каждый раз благополучно выныривал, оставляя за собой широкую полосу короткой стерни. Тадеуш Ланговски заканчивал уборку зерновых, созревших в этом году раньше обычного срока. В уме он подсчитывал тонны зерна, переводил их в корм и раздавал своим свинкам. За год Тадеуш успевал выкормить около десяти тысяч мясных свинок. Он был потомственным фермером  и вёл фермерское хозяйство, доставшееся ему от отца, а отцу от своего отца. «Свиньи – это моё сердце!» – отвечал он, когда к нему с вопросом – любит ли он своё дело? - приставали гости. Делегации, в том числе и зарубежные, посещали его хозяйство частенько, так как он постоянно получал призы сельскохозяйственных выставок различного уровня, и о нём писала пресса. Фермерское хозяйство Ланговского было гордостью Гданьского воеводства
Тадеуш не жалел денег на технические новшества и приобретал для своего хозяйства всё самое-самое, что рекомендовал ему  Александр Скробач, директор Сельскохозяйственного сервисного центра, размещавшегося в Гданьске. Посмотреть на чудеса автоматизации и механизации приезжали и немцы, и голландцы, и французы. Они не верили своим глазам, увидев, как они считали в отсталой социалистической Польше, компьютизированную автоматическую линию кормления свиней, совершенную немецкую и американскую технику, отлаженное зерновое хозяйство.
Приезжие удивлённо гудели, услышав о том, что Ланговски справляется с тремя тысячами свиней и двухсотпятидесятью гектарами посевов самостоятельно, имея только одного постоянного рабочего.
 По мере своих сил Тадеушу помогала вся семья: жена Данута, старший сын Христиан, и две дочки, Мариэтта и Анна. Маленькая Аня родилась совсем недавно и стала любимицей всей семьи, не смотря на то, что Тадеуш очень хотел второго парня, ещё одного помощника и продолжателя семейного бизнеса. Проблем у польских фермеров было по горло, но главная из них – наследование фермерского дела. Молодёжь не желала посвящать свою жизнь тяжёлому сельскому труду, к тому же найти невесту для парня было не так легко. На жену фермера ложилась нелегкая обязанность вести домашнее хозяйство, воспитывать детёй и при этом помогать мужу в горячие деньки посевной и уборочной страды.
Тадеуш Ланговски, как и большинство фермеров, был человеком глубоко религиозным, а, как человек состоятельный, принимал активное участие в церковной жизни.
Семейству Ланговских в местечковом костёле был отведён отдельный угол с  иконой богоматери, особо почитаемой польскими католиками. Если говорить точнее, это была не икона, а портрет земной Божьей матери с младенцем на руках. Католическая религиозная живопись максимально сближала божественное на Небе  и человеческое на Земле.
Божья матерь, матка боска, являлась матерью всем полякам-католикам, не зависимо от их достатка, ума и таланта. Тадеуш часто плакал, когда на коленях молился перед портретом Богородицы. Это душа его умилялась,  принимая  материнское прощение грешившего родного сына. Что ни говори, а он вынужден был отдавать на убой своих любимых свинок.
По дороге домой Тадеуш остановил свой новый «Ниссан» возле местечкового костёла и зашёл в него попросить у матки боски хорошей погоды. До сих пор его просьбы удовлетворялись. Лето стояло на удивление солнечное и тёплое. Дожди падали с неба во время и умеренно, словно Богоматерь, прислушавшись к молитве Тадеуша, взяла погоду под свой личный контроль.
Костёл в местечке Скурч стоял на видном месте, воткнув острый готический шпиль высоко в небо. Многое пришлось ему повидать со своей гордой высоты: войны и пожары, казни и рождения, свадьбы и отпевания. Дым непрекращающихся войн, накатывающихся с Востока и Запада, коптил  кресты, и горестные слёзы по невинно убиенным стекали  чёрными дождевыми струями по шпилю. Ветер рано или поздно разгонял дым пожарищ, и польская земля вновь покрывалась зеленью трав и лесов. Птицы и зверьё, как и люди, возвращались в свои родовые гнёзда, и по ночам влюблённые пары забывались в жарких объятиях, воспроизводя род человеческий. Костёл гордо смотрел на неиссякаемую жизненную силу родной земли и своего народа, и его колокол разносил по округе радостную весть: «Ещё польска  не сгинела!»
Тадеуш вышел из костёла, вытер глаза от слёз, навернувшихся от разговора с Богородицей, и, сев в «Нисан», не стал заводить мотор. «Что он забыл приготовить для встречи гостя из России?» Тадеуш никогда не бывал в России и не принимал оттуда гостей. Из школьного учебника истории он знал об этой огромной стране немного, хотя, коммунисты пытались вдолбить в голову польских детей как можно больше позитивных сведений о стране победившего социализма. Но стандартные исторические клише коммунистической пропаганды не находили места  в сердце и душе простого поляка.
Историческое сознание Тадеуша раздваивалось под воздействием противоположных оценок истории  Польши и России, которые давались в школе и местным ксендзом Ежи Качински. Тот очень любил свою многострадальную родину и не любил безбожную коммунистическую Россию. Ксёндз осторожно, но настойчиво, нашпиговывал головы детей страшилками о северном соседе, вечно противостоящем не только Польше, но и всему цивилизованному католическому миру. Ежи Качински неустанно повторял, что именно на Польшу, а не на какую либо другую страну, возложена божественная миссия  - охранять цивилизованную Европу от  варварской России. Ксёндз любил читать детям страницы истории, посвящённые временам короля Болеслава I, создавшего в начале XI-го века Польское королевство, простирающееся на территории Чехии, Германии и других государств, владевшего даже Киевом. Католический священник не договаривал детям только одно, что величие Болеслава I сияло всего тридцать лет.
Католические уроки истории противоречили как светской школе, так и рассказам отца Тадеуша, воевавшего с фашистской Германией. Отец вспоминал про события последней войны неохотно. Особенно, он не любил вспоминать первые её дни, когда тяжёлые германские танки давили гусеницами польскую кавалерию и разнесли в пух и прах его старый фермерский дом. Семья Ланговских вела свой род от кашубов, поселившихся в прибалтийских районах Кашубского поозерья. Древнее славянское племя кашубов, не поддавшееся онемечиванию, вызывало у истинных арийцев реакцию, подобную антисемитской. Может быть, по причине этнического родства отец Тадеуша хорошо относился к русским, не смотря на их безбожие и политические репрессии. Отец помнил, как тысячи и тысячи русских солдат, сложили свои головы среди чистых озёр и мореных холмов Кашубья за освобождение его родной земли. Эта память о советском солдате-освободителе была светлой  и до самой смерти жила в сердце отца.
Когда ему не хватало аргументов в спорах с непримиримыми врагами  России, он выходил из спора со словами: «Русские коммунисты – это одно, а русский народ – другое! Польские коммунисты – это говно, а польский народ – совсем другое!»