Глава - 3
Тупо уставившись на будильник, я сидел на кровати, слушая методичное тиканье часов и гулкие удары собственного сердца, в перерывах между телефонными трелями. Сон не отпускал. Ясное предчувствие беды вызвало панику в сонном сознании и находясь в ее власти, я не мог понять, что нужно просто снять трубку. Даже раздавшийся в тишине мой собственный голос, не послужил сигналом к действию.
- Привет. Сейчас меня нет дома, но после сигнала вы можете оставить свое сообщение и я вам обязательно перезвоню. До свидания. Эдик.
Прозвучал короткий гудок и заговорил незнакомый мне женский голос;
- Эдик! Это Нина Александровна. Срочно приезжай, с Настей плохо. Эдик… - дальше послышался плач, пара коротких гудков и все стихло.
Абсолютно не понимая что происходит, и что могло случиться, еще минут пять я сидел на кровати, глядя на призывно горящую лампочку автоответчика. Только она говорила о том, что звонок не был частью моего сна, и то, что я слышал, записано на пленку.
Проснувшись окончательно, я не исключил возможности розыгрыша. Во-первых, голос был мне не знаком, во-вторых, с Настей ничего не могло случиться, так как она спокойно спала у себя дома, в чем я был уверен. Но определитель номера показывал комбинацию цифр, которую, я и без него прекрасно знал. Сердце упало.
На мой звонок ни кто не ответил. Наверное, после двадцатого гудка я бросил трубку, одел джинсы, дубленку на голое тело, кроссовки без носков и на ходу схватив ключи от машины, помчался к любимой.
Уже на подъезде к дому Насти, на последнем повороте я не рассчитал скорость. Машину занесло и выкинуло на газон, в огромный снежный вал. На попытки вырваться из снежного плена Гольф не реагировал. Выбравшись из автомобиля, я со всех ног бросился дальше. В это время от Настиного подъезда отъехала машина скорой помощи и помчалась в сторону городской больницы. Не сбавляя скорости, я побежал следом.
В приемном покое сидели перепуганные родители Насти. То и дело срываясь в плач, Нина Александровна рассказала о том, что произошло. При первых же ее словах мне стало ясно, почему голос, записанный на автоответчике, показался не знакомым. Всегда звонкий и жизнерадостный, он вызывал у меня улыбку. А в эту ночь он был полон скорби и страха, и из-за слез звучал немного ниже своего обычного тембра.
В то время когда я видел ужасный сон, в доме моей невесты разыгрался настоящий кошмар.
Среди ночи Нина Александровна и Сергей Михайлович проснулись разбуженные криком Насти. Когда они забежали в ее комнату, Настя билась в истерике. Лицо блестело от слез.
- Отстань от него! Отставь его в покое! – Кричала она, выгибаясь как змея на кровати.
Родители попытались разбудить дочь, вырвать ее из ночного кошмара, но стало только хуже. Настя открыла глаза, с невероятной силой оттолкнула от себя родителей и с проклятиями начала метаться по комнате. Потом ее взгляд упал на трюмо. С рычанием она подошла к нему и с размаху ударила кулаком по зеркалу, разбив его. Осколки стекла изрезали ей руку. Из поврежденной вены в разные стороны брызнула кровь.
- Оставь его в покое! – в последний раз с истеричной злобой выкрикнула Настя и упала без чувств.
Сергей Михайлович вызвал скорую, а Нина Александровна позвонила мне.
Я слушал их, опустив глаза. Хотелось провалиться сквозь землю. Эти люди посчитали необходимым сообщить мне о происходящем, так как уже считали членом своей семьи который, не меньше чем они переживает за Настю и своим присутствием может помочь ей.
Но я знал, что уже «помог», я чувствовал, что мой и Настин сны совпадают не только по времени. Пока не было никаких явных связей, но моему внутреннему голосу они были не нужны. Единственное, что в тот момент я знал наверняка, это то, что не познакомься я пол года назад с Настей, не обрек бы ее и ее семью на это несчастье. Еще больше собственных мыслей меня угнетало их утешение. Они утешали меня, виноватого во всем, что теперь происходило с их единственной дочерью.
Через час после моего прихода Настю вывезли в инвалидном кресле из операционной приемного покоя и сообщили, что по крайней мере до утра определят ее в неврологическое отделение. Она сидела без движения, положив руки на колени. Правая была перевязана. Как сказал врач, из множества порезов только два оказались крупными, их пришлось зашивать.
Бледное осунувшееся лицо моей невесты пугало отсутствием эмоций. Пустой взгляд прекрасных серых глаз ничего не выражал. Она смотрела сквозь меня, сквозь родителей, сквозь стены больницы. Она была далеко.
- Настя… - я не звал ее, просто произносил имя понимая в этот момент, что она для меня значит, и не веря до конца в реальность происходящего. – Настя…
Ее рука едва заметно дрогнула, губы зашевелились. Только почти коснувшись ухом ее рта, я смог разобрать бормотание.
- Придумай ему имя. Придумай ему имя. Придумай…
- Извините, нам надо идти, – сказала медсестра и покатила кресло к лифту.
Коридор поплыл перед глазами. Ноги начали подворачиваться. Кто-то подхватил меня и усадил на скамью. Несколько минут я находился на грани обморока. Голова кружилась, меня тошнило и где-то в глубине сознания, с биением сердца пульсировала фраза из трех слов;
- Придумай ему имя…
Еще никогда в жизни мне не было так плохо. Весь организм подчинился уязвленному бедой разуму. Тело трясло в лихорадке. На попытки двигаться, конечности отвечали судорогами ярости на самого себя. Я исцарапал себе лицо и вывернул несколько пальцев, но боль от этого, не шла ни в какое сравнение с той болью, которая захлестнула мою душу, превращая мою физическую сущность в боль. Болело все даже волосы и кости. Рассудок застилал туман.
Мне сделали успокаивающий укол. Потом появились слезы и с ними, как будто бы пришло облегчение и относительная ясность ума.
Но их поток смыл надежду на то, что все происходящее лишь продолжение ночного кошмара, из которого стоит вырваться, как все встанет на свои места.
Потом меня опять успокаивали и поддерживали, но я то знал, что во всем происходящем виноват только я, и я единственный, кто сможет помочь Насте. И это не давало мне права слушать и тем более принимать слова окружающих.
Холл приемного покоя по-прежнему плыл перед глазами, но теперь не из-за давления крови и присутствия в ней адреналина, все плыло из-за слез. Я молча встал и вышел. Морозный воздух наполнил легкие. С вечера температура упала и приближалась к минус сорока. Редкие порывы ледяного воздуха обжигали лицо и руки. Ноги в летних кроссовках онемели. Не обращая внимания на жгучую боль, я брел куда глаза глядят, стараясь привести мысли в порядок.
В какой то момент я остановился и огляделся по сторонам, сначала не понимая где нахожусь. Меня окружали карельские березы и голубые ели. Это был парк, в котором мы с Настей любили гулять. Пока было тепло, мы как и десятки других влюбленных парочек, уединялись на какой-нибудь скрытой растительностью скамейке и целовались, мечтали или просто сидели обнявшись молча.
Воспоминания понемногу отогрели душу, завладев моими чувствами и впервые за ночь я смог подумать спокойно. Я понял – реинкарнации не было и я до сих пор нахожусь в той страшной сказке, в которую я сам забрался, и теперь тащу за собой других. Схватившись руками за голову, я упал на колени, потом поднял руки к небу, как будто оно все знает все ответы и закричал, точнее заревел:
- При чем тут ОНА?
Картинка из последнего сна, хотя в том, что это не сон сомнений не было, на одно мгновение возникла перед моим взором, подтверждая, что один из будущих кошмаров сбылся. Кто-то явно стоял за этим, следуя какому-то плану.
- Кто ты!? …зачем…ты… - задал я один из множества терзающих меня вопросов.
Весь следующий день прошел в поисках ответа. Из найденной литературы о Тибете, можно было сделать только один вывод - ни о чем подобном монахи не имели ни малейшего представления.
В начале прошедшей ночи, озираясь по сторонам и убедившись в отсутствии следов моего попутчика, и еще раз посмотрел на него. Но ни кого рядом не было. Он исчез, оставив мне те самые вопросы, ответы на которые мог дать только ОН, сам.
Через пару дней моя комната напоминала склад макулатуры. Все те же книги о парапсихологии и экстрасенсорике, о космоэнергетике, одно название которой вызывает ехидную улыбку у людей живущих в эпоху высоких технологий, сборники черной и белой магий и сонники пачками стояли на полу и на столе, кучей были свалены на кровати.
Без сна я поглощал огромное количество не нужной и не всегда понятной информации. Глаза постоянно слипались, пустой желудок отнюдь не придавал сил. Но еда вызывала тошноту, а о сне в таком потоке мыслей не могло быть и речи. Только вода и сигареты.
Состояние Насти тоже не улучшилось, и на третий день ее увезли в психиатрическую клинику.
На моем столе, в самодельной деревянной рамке, стояла ее фотография. Я специально сделал этот снимок на фоне фонтана, в том самом месте, где впервые увидел свою мечту, счастливую и свободную, полюбив ее навсегда. Тогда она еще не подозревала какое чудовище, скованное нелепой стеснительностью, попытается познакомится с ней через пару мгновений.
Превозмогая подступившие слезы и ком в горле, я обратился к фотографии, дрожащим, но еще не лишенным надежды голосом:
- Клянусь. Я вытащу тебя, – и одобряя уже чисто себя, добавил. – Я найду ответ…
Свет вдруг замигал и померк. Наступила мертвая тишина. В ушах зазвенело. Кожа сделалась холодной. Как и во сне, показалось, что прошла вечность, прежде чем я услышал знакомый голос;
- Ты можешь перевернуть хоть все библиотеки мира, но ничего в них не найдешь, ищи ответ во сне…
Это был тот самый голос, который говорил со мной в ту злосчастную ночь, когда я прочитал статью в Калейдоскопе, этот голос звучал в пустом купе поезда Петрозаводск – Москва и он не был голосом ни моей совести, ни голосом ее оппонента. Догадка появившаяся пару ночей назад подтвердилась. Кто-то или что-то, обрело через меня жизнь и теперь разговаривает со мной. Страх сковал мое сердце, а тело мертвая тишина, которая как и во сне сделалась материальной.
- Кто ты? – спросил я у этой звенящей тишины.
И она же, эта звенящая тишина была мне ответом. Лишь эхо ЕГО последней фразы носилось в моей голове как в бесконечных коридорах заброшенного замка:
- …ищи ответ во сне…, ищи ответ во сне…, ищи…