Из сборника рассказов "Переход в вечность"
* * *
В глубокой древности у многих народов существовал похожий обряд: достигнувшего зрелости юношу уводили, и оставляли одного на 3 – 7 дней, в месте обитания духов. Это могла быть пещера, пустыня, дремучий лес, или другое священное место. Начинался обряд траурной церемонией, где в роли умершего был сам юноша. Его несли на погребальных носилках и прощались как с мёртвым. Оставив одного в священном месте, все удалялись. Затем, по прошествию положенных дней, за ним приходили его отец и мать. В этот день он считался новорожденным, и с юношей обращались как с младенцем. Нередко он даже сосал грудь матери. После праздника, юноша считался взрослым мужчиной. Если же он не выдерживал одиночества в священном месте, его убивали.
ГЛАВА 1
- Знаешь, что тебя впереди ожидает смерть?
- Знаю.
- Готов ли ты к ней?
- Моё сердце отвечает «да», а глаза смотрят прямо.
- Тело перестанет служить тебе, слова покинут язык, и Мхапага споёт погребальную песню, но ты её не услышишь. Твоя душа предстанет перед Духами Света и Тьмы, и ночь трижды сменит день, прежде чем Они закончат беседу с ней. Той, сын Лакура, что хочешь сказать перед смертью?
Брошенные в костёр смолистые сучья взметнули сноп искр и ярко осветили стоявшего на большом камне сутулого старика. Его седые волосы ровными прядями спадали на плечи, а лицо было сурово и неприступно. Возле камня, ближе к огню, стоял крепкий юноша. Выражение отчаянной решимости застыло в его взгляде, а руки, в знак покорности, крепко прижимались к груди. Вокруг костра, развернувшись к старику, сидели люди. Среди них выделялись мужчина и женщина, повязавшие на голову белые повязки, в знак смерти близкого. У ног мужчины лежала и жалобно блеяла связанная овца.
- Великие Духи знают что меня ждёт впереди. А я знаю, что меня ждёт смерть. Пусть оживут слова старого Нгу, и моя душа пойдёт по справедливому пути, - твёрдо сказал юноша, и покорно склонил голову.
Женщина с повязкой на голове отрывисто всхлипнула, но сидевший рядом мужчина грозно посмотрел на неё, и она тут же притихла.
- Да будет так, - произнёс стоящий на камне старик, и поднял над головой правую руку, - погребальное ложе ждёт своего мертвеца, а кровь овцы уже пенится в жилах.
Нгу сошёл с камня, и, подойдя к юноше, жестом указал ему следовать рядом. Вместе они подошли к лежащим в стороне, на возвышении из камней, связанным жердям, и старик, не говоря ни слова, остановился. Юноша, не опуская прижатых к груди рук, покорно лёг на это подобие носилок. Нгу прошёл к его изголовью, и громко сказал:
- Сын Лакура, наречённый Тоём, умер. Мхапага, пой погребальную песню!
Из темноты, словно призрак, появился худой мужчина в набедренной повязке. В одной руке у него была связка когтей и клыков крупных хищников, в другой, большой, изогнутый рог. Лицо Мхапаги покрывали узоры кровавого цвета, а в лохматые волосы были вплетены небольшие кости. Его глаза, при свете огня, горели неистовым блеском, а крадущиеся шаги напоминали движение пантеры. Обойдя костёр три раза, он приблизился к Тою и остановившись, поднёс рог ко рту. Глубокий, протяжный звук, похожий на вой, трижды огласил окрестности, и отозвался в недалёком ущелье. Когда умолкли последние его отголоски, Мхапага быстро возвратился к костру, и начал петь, постепенно повышая голос. Его песня, напоминавшая ритуальное заклинание, перемешивалась бряцанием связки клыков и когтей. Слова её было разобрать невозможно, но сидящие полукругом люди знали, что Мхапага призывает духов обойтись справедливо с душой Тоя.
Неожиданно, он прервал пение, упал на колени, и вскинул руки над головой. Вокруг костра наступила полная тишина. Люди напряжённо смотрели на шамана. Мхапага начал мелко вздрагивать, затем дрожь перешла в страшные судороги, которые полностью завладели его телом, заставляя корчиться и извиваться. Языки пламени, казалось, вторили его движениям, и появилось ощущение, что шаман и огонь стали нечто единым. Закончилась бешенная пляска так же быстро, как и началась. По его телу обильно потёк пот, а на губах выступила пена. С трудом произнося слова, Мхапага тихо произнёс:
- Духи готовы принять дар.
Мужчина с повязкой на голове, поднял связанную овцу и понёс её вслед за шаманом, который медленно пошёл в сторону ущелья. К погребальным носилкам, из темноты, подошли четверо закутанных в чёрные одежды, и, подхватив их, направились за отцом Тоя. За ними потянулись все люди, сидевшие возле костра, кроме старого Нгу, который опять поднялся на камень, и строго смотрел им вслед.
Несколько женщин окружили мать Тоя, Зарину, голову которой венчала белая повязка, и, поддерживая, помогали идти. Лица их были омрачены скорбью, а по щекам текли слёзы.
Приблизившись к ущелью, люди стали спускаться по крутому склону. Впереди обозначилась мрачная каменная пасть Пещеры Духов. Заходить в неё имели право только шаман и люди в чёрном – хранители мертвецов из неприкасаемых. Вслед за Мхапагой, они внесли в пещеру носилки с Тоем, и, установив их на большом, продолговатом камне в глубине пещеры, вышли через узкий тоннель, словно растворившись в темноте.
Люди, у входа в пещеру, жались друг к другу, с почтительным молчанием ожидая выхода шамана.
Наконец, Мхапага появился. Подойдя к Лакуру, отцу Тоя, он взял овцу, и поднёс её к выложенным кругом камням. Уложив жертву в центре, он занёс над ней самый большой коготь из своей связки, и быстро полоснул по горлу. Алая кровь мгновенно залила пространство в круге. Смочив в ней указательные пальцы, он провёл ими по лицу, и, возвратившись к Лакуру, торжественно произнёс:
- Пусть твоё стадо не знает засохших пастбищ. Пусть его обойдёт стороной крадущийся тигр, а все лишь тучнеют и плодятся.
Затем, он повернулся к людям, и добавил:
- Идите к себе. Духи не любят когда их торопят.
Пришедшие покорно повернулись, и стали торопливо взбираться на склон. У входа в пещеру лишь одиноко застыла мрачная фигура Мхапаги.
ГЛАВА 2
Всё, что происходило вокруг, было словно во сне. Той, в самом деле, не слышал завывающей песни Мхапаги, но ощущал её. После последнего, третьего рёва рога, он словно потерял контроль над своими чувствами. Теперь они существовали отдельно, не повинуясь ему, и передавали лишь смутные представления о происходящем. Так, глаза хоть и были открыты, отказывались различать склонившиеся у костра лица. Уши, словно залепило глиной, и сквозь неё слышались только непонятные шорохи и вздохи. Запахи существовали, но такие, каких он раньше никогда не ощущал.
От удивления Той громко вскрикнул, но его никто не услышал. А теперь, когда вся процессия медленно двинулась к ущелью, он кричал почти без остановки, и в то же время понимал, что люди всё равно ничего не слышат. Происходящее было крайне удивительно. Понимая всё, он ничего не видел и не слышал. Разговаривал, но не языком, а мыслями. Тело было его, и в то же время чужое. Пытаясь разобраться в этих странных чувствах, Той попробовал встать с носилок, и здесь произошло самое удивительное. Он встал, даже сошёл с них, и пошёл рядом, но этого никто не заметил. Неприкасаемые продолжали идти, покачиваясь от тяжести, словно на носилках кто-то лежал. От подобных переживаний, перед Тоем всё закружилось, и он поспешил опять взобраться на погребальное ложе.
Между тем, люди в чёрном уже вошли в пещеру, и оставив носилки на камне, исчезли. Некоторое время Той продолжал ощущать рядом Мхапагу, который призывал духов, но потом и он исчез.
Вдруг пещера, не содержащая в себе, казалось бы, никаких ощущений, наполнилась всевозможными голосами и движениями. Со всех сторон послышалось:
- Здесь хороший запах!
- Её дела благоухают праведностью.
- Может нам сразу забрать её к себе?
- А вдруг она потом нам достанется?
- Всему своё время. Оно всё определяет на свои места.
- Либо вам, либо нам. Зачем торопиться!
- Вечность не любит спешки!
- Кто торопится, непременно попадает к нам.
Голоса вовсе не испугали Тоя, и он, отделившись от того, что лежало на носилках, встал. Рядом послышалось:
- Она прекрасна!
- Нет. Пока только хороша!
Той заметил, как рядом с ним, плавно перемещались какие-то светлые и тёмные тени. Они то разделялись по цветам, собираясь в разных концах пещеры, то приближались друг к другу. У него вдруг возникло ощущение, что он очень похож на них, и может так же плавно скользить. Он уже приготовился оттолкнуться ногами, чтоб подлететь к ним, но тени торопливо пропели:
- Ещё не время, ещё не время.
- Кто вы? – удивлённо произнёс Той, и почувствовал, что его услышали.
- Мы духи, - последовал мягкий, будто выдох, ответ.
- Какие духи? Добрые, или злые? – опять спросил Той.
- И добрые, и злые.
- Почему же злые не делают мне зло?
- Ты не наша. Ты не наша, - послышалось со стороны тёмных теней.
- А чей я?
- Наша, наша! – ответила светлая сторона. – Ты жила праведной жизнью, и потому ты наша. Три дня мы будем рассказывать тебе как хорошо там, где мы живём, а потом, уйдём.
- Почему вы со мной разговариваете, будто я девушка? – спросил Той.
- Потому что ты не мальчик и не девушка. Ты душа! Т твои дела сделали тебя красивой!
- Я душа?
- Душа, душа! – послышалось хором со всех сторон.
- А если бы я делал плохие дела, то был бы, или была, некрасивой?
- Ты была бы ужасной, и от тебя шёл бы отвратительный запах. Тогда три дня тёмные духи рассказывали бы тебе как плохо там, где живут они, и как тяжело приходится попавшим туда душам. Но пока ты наша, наша! – выдохнула светлая сторона.
- А тёмные духи не станут нам мешать? – спросил Той, и опасливо покосился в их сторону.
- Мы мешать не будем, не будем. Только напоминать, напоминать, - пронеслось словно дуновение ветра.
ГЛАВА 3
Три дня и три ночи Лакура даже боялся думать, что сын не выдержит испытание. Кроме Тоя, у него с Зариной были ещё дочери, но Лакуру нужен был сын. За него он не пожалел бы отдать всё своё стадо овец, и, если бы потребовалось, не задумываясь сделал это. Но духам не нужно его богатство. Той должен был либо выдержать испытание и стать мужчиной, либо его душа должна была отправиться в долгий путь очищения.
Лакура давно заготовил подарки всему племени, и теперь, когда наступил решающий день, быстро собрал их в большой мешок из шкур, и закинул его за плечо. Зарина, с двумя ягнятами для Нгу и Мхапаги, уже ждала его, и они быстро направились к большому камню. Люди всего племени подбегали к ним, и молча, шли рядом. Так, не произнеся ни слова, процессия приблизилась к камню, на котором уже стоял старый Нгу. Лакура с Зариной отделились от толпы, и, подойдя к камню, оставили свои дары у его основания. Затем, так же молча, вдвоём, они направились в сторону Пещеры Духов. Люди племени, не стали их сопровождать, оставшись около старого Нгу.
Добравшись до тёмной пасти Пещеры, Лакура остановился у входа, и, поддерживая Зарину, покорно склонил голову. Он любил своего сына, и думал, что Той сможет выдержать испытание, но вместе с тем, он знал, что Духам известно больше. Когда-то и он пробыл три дня и три ночи в этой пещере, и отчётливо помнил всё, что там происходило. Как ему казалось, он смог достойно воспитать сына, но переживания всё равно терзали его сердце. Зарина, едва удерживаясь на ногах, судорожно вцепилась в руку мужа.
Наконец, из Пещеры вышел Мхапага, держа на руках Тоя. Глаза юноши были закрыты, а руки беспомощно болтались. Подойдя к Лакуру, шаман передал ему сына, и торжественно произнёс:
- Торжествуй, Лакура. Твой сын уже родился.
Вздох облегчения вырвался из груди Лакура. Зарина радостно всхлипнула, и обняла Тоя.
- Можешь идти поделиться радостью с людьми, - покровительно разрешил Мхапага.
Лакура благодарно поклонился, и вместе с Зариной, быстро направился обратно к большому камню.
Нгу, едва увидел возвращавшихся, расстелил на земле шкуры, и подошедший Лакура бережно опустил на них Тоя. Юноша словно спал, не реагируя на происходящее. Люди племени столпились вокруг и старались всячески выразить своё одобрение. Вдруг, словно из-под земли, рядом с Тоем, у его изголовья, появился Мхапага. Люди мгновенно расступились и их возгласы смолкли. Шаман медленно поднёс рог ко рту, и протяжный звук, трижды огласил окрестности. После этого, Мхапага тихо прошептал непонятные слова, и, склонившись над лицом Тоя, резко хлопнул в ладоши. Юноша открыл глаза, и с удивлением оглянулся вокруг. Затем, он привстал, и протянул руки к матери. Зарина радостно вскрикнула, и её возглас подхватили все присутствующие. Затем, люди стали рассаживаться вокруг большого костра. Лакура, подхватив свой мешок, подходил к каждому, и чем-нибудь одаривал. Начинался праздник, и веселье наполнило сердца людей. Старый Нгу поднялся на камень, и позвал Тоя. Юноша быстро подошёл к камню, в знак покорности, прижимая руки к груди.
Старик некоторое время одобрительно смотрел на него, а затем, громко сказал:
- Слова старого Нгу легко услышать, но тяжело исполнять. А слова Духов тяжело услышать, но легко исполнять. Я и Они говорим одно и то же, но только теперь в твоих глазах светится разум. Какая бы долгая жизнь тебя не ждала, помни, когда-нибудь, обязательно вновь окажешься в Пещере Духов, и тогда, сбудется всё, что от нас слышал, - закончил говорить он, и поднял правую руку.