* * *
О, а сейчас и без чурбачка можно достать ещё не солнечные, но уже светло-салатовые, с начинающими желтеть бочками, плоды.
Как оно? А, ничего. Вкус, конечно, пока не тот, им бы ещё недельку, полторы, но ничего. Ничего. Терпкость немного вяжет рот, но нёбо уже узнаёт давно забытое. «Горожанка». «Горожанка»…
А ещё пару штучек?..
- Ну, что ты тут возишься? Зелёные ж ещё. Пошли, пошли. Там в центре сада – «белый налив». Как бы и уже поспеть должОн.
- А я не знаю, где у тётки «налив»?!
Но то - уже в спину Ивану, который, раздвигая высокие, по грудь, заросли лебеды и бурьяна, потихоньку продвигается в глубь сада.
Ну, заросло… Позаросло-то всё как. А ведь когда-то вот тут, между яблонь, от груши и до самых слив была посажена картошка.
Картошка…
* * *
Ни дна, ни покрышки этим капиталистам проклятым!
Надо ж такими гадами быть?..
Что мы им плохого сделали, что они на нашу голову жука этого выдумали? Сидим себе, никого не трогаем. И вы себе сидите.
Не-ее… Не по ихнему это. Нет слаще конфеты, чем нам какую пакость подкинуть. Ползал бы и ползал этот жук по своему паслёну в том Колорадо. Вот зачем надо было его ещё и картошку учить жрать?
А потом – тури-исты как бы. Прие-ехали. Достопримечательности им посмотреть надо. Кремль там, Мавзолей, Красную Площадь. Прям невтерпёж. Всё нутро их гнилое чешется, аж трясутся:
- Дайте… Ну, дайте нам! Хоть одним глазком взглянуть. У нас такого сроду не было.
Не было, и – не будет!
Ага. Сто лет нужна им та Красная Площадь вместе со Спасской башней. А как нужна, так зачем было полные чемоданы тем жуком набивать?
И потом. Не про-осто так… Взяли и вывалили всё, что привезли, прямо на Площади. Не-ет.
Там потихоньку, чтобы никто не видел, подсунули. Тут коробочку оставили.
- Ой, забыли!
Врите, да не завирайтесь. «Забы-ыли». А щёлочку, чтобы жуки вылезти могли, зачем тогда спецом оставили?
И наши… Наши-то тоже. Хороши!
Знают же. Знают всё! А – прошляпили…
Теперь вот из-за них… Третий?.. Да, третий день уже, как без речки. Леска вся на удочках, небось, высохла. И рыба плавает себе, посмеивается. «Ха-ха-ха»… Ладно, ладно. Смейтесь пока. Вернёмся к бабуле, накопаю навозных червей у колхозной фермы… Посмотрим, будет ли вам до смеху.
Нет, так-то на хуторе тоже хорошо. Лес рядом. Настоящий. Не какие-то там посадки. Вчера за груздями ходили. Набрали. Мать с ними допоздна возилась. Мыла, чистила, потом замочила. Сегодня вроде как отваривать будет. Может, отварит, и пойдём обратно?
* * *
А ведь поначалу думал – всё, полный пролёт с этими грибами. Пусто в лесу. Только слой прошлогодней, опавшей листвы на земле. Ну, папоротники ещё. Волчье лыко. Подлесок такой, не очень густой. А грибов…
- Ау-у-уу… Где вы, грузди?
Ну, и что с того, что баб Шурина Валька два дня тому набрала целую двухведёрную корзину, да ещё платок потом скинула и – в него. Она-то где собирала? Здесь? И что мы тогда тут делаем? Валька всё уже выбрала. А новые – ещё не выросли. Опять какой-то туфтенью заниматься!
Может, лучше вырезать из лещины тросточку? И такой красивый узор по ней пустить. Ромбиками и змейкой. Вернёмся домой, пацаны закачаются. И – упадут.
Хорошо, мать в этом деле знает. Зашли в лес, а она сразу:
- Есть, есть грибы.
И на мой немой, но красноречивый вопрос добавила:
- Пахнет, Лёш. Грибами пахнет. Груздочками…
Чем-чем пахнет? Грибами? Поводил носом…
Да, запах в лесу особенный. Совсем не такой, как на Шмаренском лугу. Там нагретым мелом пахнет. И полын свою горечь добавляет. А вся остальная трава уже так, для оттенка. Чтобы понятно было, что ближе к речке запах совсем не такой, как у бугра.
Или на водокачке. Там сладко пахнет рогозом. Мать говорит, что если его корень высушить и растолочь, то из этой муки можно печь оладушки. Бабуля после войны, когда голод был, пекла. Сейчас…
Чем-чем пахнет? Ну-ка, ну-ка…
Точно! Как там бабуля? «Не буды лыхо, шоб було воно тыхо»? Хлебом… Хлебом пахнет. Так тётка же с вечера опару ставила! Печёт, значит.
А духман-то, духман… Аж в животе забурчало. И какой это запах должен быть, чтобы сюда дошел? Он же сначала из летней кухни - во двор. Оттуда - в садок. Из него уже в дом. На кухню. Там, наверное, с вечера приоткрыто окно, что в сад выходит. Приоткрыто? Похоже. Слышно, как Пиратка возится у себя, в будке. Гремит тихонечко цепью. А из кухни приятный дух свежевыпеченного хлеба уже сюда – в спальню.
Нет, лучше тёткиного хлеба ничего не найти. Куда лучше сельповского. Тот тяжёлый, плотный. Как бабуля говорит – «глызеватый». Это когда он плохопропечёный и с заметной, ощутимой на языке кислиной. А у тётки – легкий, воздушный и такой упругий… Прижмёшь его к столу ладонью, он сожмётся почти в лепёшку. Но только отпусти… И он потихоньку, потихоньку начинает подниматься от стола. Буквально чуть-чуть подождать и... Смотришь – опять буханка на столе, пусть и в небольшой, но - полный рост.
А вкусны-ы-ый… Если его горяченьким, да холодного молока… Ничего больше не надо!
Но – рано. Тётка, наверное, ещё и формы из печи не достала. Можно чуточку полежать, торопиться вроде бы некуда. С жуком этим после завтрака опять, наверное, разбираться. Да и пока мать грибы не отварит, обратно, к бабуле, не пойдём.
Как всё-таки она их вчера… По запаху! Хотя… Если знать, как пахнут грузди, так и ничего странного? Вот, водокачка. На ней сладко пахнет рогозом. И чуточку - зелёной свежестью ряски. А всё это - на фоне чуть отдающего затхлым духа стоялой, прудовой воды. Интересно, а почему даже вода и та – совершенно по-разному пахнет? В колодезе она одна, на водокачке – совсем другая. На речке, так вообще… Там-то уж точно чем… Рыбой пахнет!
О! Я же знаю, как рыба пахнет?.. А мать – как грибы. Вот она и сориентировалась сразу:
- Есть!
А я так. Поводил носом из стороны в сторону. Да ничего, вроде бы, особенного. Конечно, свой запах. С сыростью. Плюс к нему - прелая листва. И – паутина. А всё вместе и получается – лесной духман. В котором, если знать, можно уловить, унюхать и грибную частичку.
Но… Знать надо! Так же, как и собирать, тоже навык нужен. Везде свои секреты.
Это, как плотва. Она – не окунь, который с ходу наживку хвать и потащи-и-ил. Да так, что поплавок полностью и моментально уходит под воду. Подсекай сразу, не зевай. Плотва – другая. Нерешительная. Пока рассмотрит червяка со всех сторон, потыкает его носом – стоит ли? Поплавок качается, но торопиться тут никак нельзя. Пусть, пусть плотвичка рассмотрит наживку хорошенько. Решится. А как созреет она и пойдёт потихоньку поплавок в сторону… Вот тогда - тяни. Не раньше. Иначе – никакой плотвы. Только пустой крючок с остатком измочаленного червя. Вот и вся добыча.
И грибы. Тут тоже, оказывается, свой секрет. Они, как те огурцы. Спрячутся в огудине, среди плетей, под листьями. И – не видно их. Хитрецы… А мы нагнёмся. Одной рукой чуть приподнимем плеть. Другой - пошебуршим под листьями. Ага. Вот бочок показался. Тут ещё один. И дальше…
С груздями точно так же. Они тоже любят прятаться. Под прошлогодней опавшей листвой. От кого это они тут собрались укрыться? От лучшего советского разведчика, неоднократного победителя уличного чемпионата по пижмуркам?! Ха-ха-ха… Не на того напали!
Вот. Что тут за холмик небольшой на ровном тёмно-коричневом коврике опавшей листвы? А мы чуть сдвинем отдающий прелью покров в сторонку и под ним…
Вот он. Краса-а-авец. Небольшой воронкой - белая, отливающая желтеньким, плотная шляпка с чуть завёрнутым внутрь, к ножке, опушенным краем. Прилипшие к ней частички земли и остатки перепревших листьев. Груздь.
- Мам… Ма-а-а! Наше-о-ол!
- Не торопись. Посмотри там, рядышком. Грузди, они любят компанией. Обязательно рядом с этим соседи и друзья его должны быть…
* * *
Нет, на хуторе тоже – ничего. Жить можно.
Только жук этот гадский. Всё портит.
А на вид-то он… Такой симпатяга. Небольшой, меньше двухкопеечной монетки, пузатенький полуколобок с черными полосками на спинке.
- Колобок, Колобок, я тебя съем…
Найти бы кого, кто б его захрумал с аппетитом. Так попробуй… Нет таких охотников. Птицы жука не клюют. Куры-дуры и те – отворачиваются. Говорят, цесарка его хавает. Да где ж те цесарки? У нас сроду никто в округе её в хозяйстве не держал.
Да и не в жуке проблема. Не столько он, сколько личинка его проклятущая. Самого непрошенного Колорадского гостя на той картофельной ботве хорошо, если десятка три-четыре со всего огорода наберёшь. Много ли они съедят? И собрать его… Раз, два – дело в шляпе.
Зато личинки этой… Море. Оранжево-жёлтое море. Выходишь на огород, а он не зелёный. Морковного такого цвета, через который кое-где и так, не сильно бросаясь в глаза, проглядывает зелёным картофельная ботва.
И… Что делать? Они ж за день, гады, всё сожрут. Как тогда картошка в земле вырастет, если листьев на поверхности уже нет?
Дустом бы их всех. Так нельзя. Жук и личинки подохнут, конечно, да отрава-то никуда не денется. В почву уйдёт. А оттуда уже – в картошку. Выкопаем её, отварим… И сами все, как тот жук. Потравимся к чёрту…
Потому… Не придумали ещё другого способа. Весь Хутор так. Позавтракали и – на огород. Там встали цепочкой в начале картофельной посадки, каждому по рядку, не пропуская, и – пошли.
В левой руке литровая банка, с налитым в неё на четверть керосином. Правой, как какую ягоду, собираешь с листьев картофельного куста густо облепивших его небольших, сантиметра в полтора, черноголовых личинок жёлто-морковного цвета с двумя рядками тёмных точек по бокам. Как куст очистишь, и, до того, как перейти к следующему, надо ещё посмотреть, что там, под листьями творится. Жук, он же тоже – соображает. Мудрый! Чтобы яйца не спеклись под жарким солнышком, Колорад их в тенёк, с тыльной стороны откладывает.
Банку с собранными личинками – на землю, рядом с кустом, и, придерживая его высвободившейся рукой, второй аккуратно заворачиваешь листья, смотришь – что там? Есть. Вот она, жучиная кладка. Небольшое пятно продолговатых, желто-оранжевых яиц. Лист с ними отрываешь и тоже – в банку.
Теперь можно к следующему кусту, где всё – по новой, в той же последовательности. Личинки. Яйцекладка. И дальше. Опять личинки. Кладка. Взрослый жук? Туда же. В банку! Поплавай, в керосинчике. Что, не нравится? А зачем нашу картошку хаваешь? Ты её сажал? Окучивал? Полол?!
И так - до самого конца длинной картофельной посадки. На другом крае огорода развернулись. Снова стали цепочкой, каждому по рядку, без каких пропусков, и – в обратном направлении.
Туда. Обратно. Туда… Чтобы весь огород пройти, не пропустив ни одного кустика. Как банка наполнится личинками и яйцами, можно вылить всё её содержимое в специально выделенную для этих целей старую алюминиевую молочную флягу. Вылить и крышку закрыть на фиксатор. Чтобы не уползли, гады. Посидите там, в темноте! Осознайте…
Только им это… Не урок. Вечером открываешь флягу, а они там копошатся. И керосин им нипочём. Вот что с ними делать?
У дядьки, так разговор короткий:
- Жечь. Жечь их…
Ну, за нами дело не станет. Спички где? Старый номер «Сельской жизни» скрутил жгутом. Поджёг. Подождал, пока разгорелось и - туда, во флягу!
Ф-фу-ух, вспыхнул керосин, зашумел, запрыгал своими язычками, пытаясь выбраться из тесной фляги на простор огорода. Ку-уда? Сидеть! Но палка, чтобы в случае чего захлопнуть крышку, - наготове…
Только то – вечером, а сейчас… Налил в банку новую порцию керосина и снова – к картошке. До обеда надо её всю очистить от проклятого жука. В самое пекло – какая работа? А не успеть обобрать от личинок и кладки огород за эти полдня, так и толку никакого от той работы. Переползут все те, кого не собрали, на уже очищенную часть. Начинай всё с самого начала...
Правда, если и до обеда всё сделать… Есть ли в том какой толк? Позавчера уходили с зелёненького огорода. А утром следующего дня встали… Батюшки светы… Он опять – морковный! Весь… Весь в личинках!
И сегодня… Опять что ли - после завтрака на огород? Пора… Пора вставать! Хоть, глянуть - что там с картофельными кустами?!
Может, всё-таки закончит сегодня мать с этими грибами? Тогда точно, обратно пойдём. К бабуле. И так… Загостювались.
А то ведь леска на удочках уже высохла. И рыбы плавают. Посмеиваются…
Продолжение - http://www.proza.ru/2010/01/04/359