Итак, мне исполнилось семь лет и мне пора начинать осваивать грамоту и начать обучение в школе. Смешанных школ в моё время не было, мальчики и девочки обучались в разных школах. Моя школа, в которой мне надо было начать учёбу, находилась всего в двух кварталах от нашего дома на той же улице, как я и писал ранее, Молодой гвардии. Не очень хорошо помню, как это всё произошло, но, наверное, как и у всех новоиспечённых школьников. Но очень хорошо запомнил и даже сейчас, по прошествии стольких лет, образ и внешний облик своей первой учительницы.
Милица Андреевна - звали мою первую учительницу. Женщина уже была не молодая, с седыми гладко зачесанными волосами, собранными в узел на затылке. А пробор, сделанный посередине причёски, очень напоминал внешность Надежды Константиновны Крупской. У неё был слегка мясистый нос - нормальное лицо русской женщины, хотя и с необычным именем, но она мне понравилась этой простой выразительностью, видимо, поэтому хорошо и запомнил её внешность. Читать и писать до школы меня никто не учил, и я ничего не умел, так что учёба моя началась буквально с белого листа. И ещё, я сразу окунулся в многочисленный коллектив своих ровесников, и для меня тоже это было что-то совершенно новое, так как в угловом доме на пересечении двух улиц не было не только двора, но и никаких детей кроме меня, а тут……! Удивительно, но даже в военное время каждый из нас был обеспечен собственным букварём. Нам ещё и выдавали нормальные, отпечатанные в типографии, школьные тетради в линеечку и в косую линеечку для правильного правописания букв и, по-моему, даже в клеточку были тетради. Хорошо помню, в тетрадке было двенадцать страниц, а на задней корочке - таблица умножения и меры: веса, длины, площади и пр. Где власти города находили всё это: и учебники и тетрадки и всякие учебные плакаты и сейчас для меня остаётся загадкой. Учебники в школах давали бесплатно, но их берегли и каждый учебник мы оборачивали в корочки, а после окончания учебного года все учебники сдавали под отчёт - в школьную библиотеку и по ним продолжало учиться следующее годичное школьное поколение. Нам тоже выдавали учебники от предшественников, которые вполне были пригодны и сохранены для следующего использования. Никаких поборов от родителей не было, и родители тратились только на портфель, пенал, резинку, перья и ручки с карандашами. Подарок своей учительнице, а она же вела все первые четыре класса одна, это уже в пятом классе появились разные предметы и разные учителя. Так вот, подарок своей учительнице и цветы, мы - ученики покупали и выбирали сами, и родителей к этим важным для нас ритуалом, не подпускали и они совершенно, не принимали никакого в этом участия, могли, конечно, спросить: А что мы подарили? Денежку-то на подарок у родителей выпрашивали, но они никогда и не отказывали, тут уж, была полная демократия, и не было никаких округлённых и категоричных сумм, давали и собирали - кто сколько может. Больше я не помню никаких сборов с родителей, да их и не было, и представить в то время было невозможно, это был бы нонсенс и обязательно бы был зафиксирован в МГБ (НКВД переименовали в то, уже время) и инициатива была бы строго наказана властями города. Да. Я уже становился таким маленьким самостоятельным мужчинкой - ходил сам в школу за два квартала от дома, и без сопровождения взрослых, и ощущал всю важность и значительность своего нового существования и назначения себя на этой земле, ну таким- маленьким пупом земли.
Но, почему-то, пупа из меня ну никак не получалось, а вот непослушного, непоседливого, неусидчивого и невнимательного, вредного, упрямого разгильдяя - это пожалуйста, сколько угодно, и даже с переливом! Иногда родителя моего вызывали в школу, что бы он укрощал меня и посидел на школьных уроках и последил за моим поведением. Любая перемена между уроками – была, как взрыв гранаты! А из этих перемен одна была большая и продолжалась целых пятнадцать минут и за эту перемену я обязательно с кем-нибудь должен подраться, а причин для этого было ужасное множество. Я не был задирой и жадиной – эпитеты, которыми мы друг друга награждали. Что-то отобрать у меня или обидеть или обозвать, уж тут меня было не удержать, не задумываясь, я бросался на своего обидчика первым, и это все мои одноклассники хорошо усвоили. Не скажу, что я чем-то физически отличался от своих сверстников, наоборот был маленьким и щупленьким мальчиком, но очень злым, а почему? Может быть, потому что у меня не родная мама, или папа чекист, не знаю, но факт! Один на один со мной справиться было невозможно, так как был резок, быстр и стремителен и не терпел лишних разговоров, а просто сшибал своего противника. Но и гонора у меня не было, и не задавался я и не ходил петухом среди своих сверстников. Тогда в начальной школе, где всего четыре класса было несколько первых, вторых и т.д., все имели ещё и буквенное обозначение: А, Б, В и т.д. Так вот, видимо, мои одноклассники выбрали для меня «гладиатора» из другого класса и сумели его натравить на меня. Я и сейчас помню (ну как же часто ведь дрались) его звали Виктором Шустовым. Я сначала не понял, почему он на переменах наскакивает на меня и мы вдруг ни с того ни с сего начинаем потасовку, ну просто как два зверька обнаружили друг друга и понеслась драка! Победы были с переменным успехом или у него «краску» (кровь из носа) достану или он у меня, но такой закон у нас был, драться до первой «краски». Признаюсь, он был здоровее и покрепче меня, но я его тоже побеждал, но иногда, всё-таки мне доставалось чаще, с подбитым глазом я не раз приходил домой из школы. Дома меня отец спрашивал: кто, да что случилось? Я, как мог, отнекивался и никого не сдавал. Ябедничать, и быть предателем среди своих - хуже нет презрительней, получить такой ярлык от своих сверстников! Но, как-то один раз, двое моих одноклассников сгруппировались и, нарушив все понятия и законы школьной этики, так отмутузили меня, и никто им не мешал и никто нас не разнял, что на мне как говориться, и живого места не было, на лице. Ногами бить, как сейчас это делают, у нас не принято было. Отец был просто в шоке, когда увидел меня, придя с работы. Как ни пытал он меня, но ничего не добился, я молчал как партизан.
Как я его не уговаривал, утром он пошёл в школу разбираться. Без всякого моего участия, быстро выявил моих обидчиков (предатели в классе оказались, да и дяденька – то пришёл в форме), забрал обоих и куда-то увёл, а куда мне и сегодня не известно. Думаю, что быстро вызвал родителей и провёл с ними соответствующую беседу. Не думаю, что были какие-то жёсткие санкции в отношении родителей, всё-таки отец мой был добрым человеком по отношению к людям и я в этом и в последующей жизни, неоднократно убеждался. После этого случая в школе ко мне больше никто не приставал и даже ребята меня больше зауважали, и делились своими новостями, находками и прочими проделками. А находки были, и трофейных много: то кто-нибудь пустую лимонку, даже ещё некрашеную и не заряженную, притащит в класс, но с запалом, который представлял из себя какую-то стрелочку с пружинкой. То, фляжку немецкую или немецкий фонарик с трёхцветными фильтрами и прочие мелкие примечательности и достопримечательности ещё действующей войны. Откуда это всё? Где находили эти трофеи? - просто удивительно! Но, если я вдруг что-то приносил домой и отец это обнаруживал, начиналось целое следствие: где взял, кто дал, немедленно отнеси обратно и т.д. и т.п.! Приходилось прятать эти»- трофеи» от глаз отца, а что делать? Игрушки-то нам тоже ведь нужны. Но, самый супер – это петарды, которые мы сами изготавливали. И где только находили пули от винтовочных патронов эти пацаны? Но были ученики, которые лазали по каким-то стрельбищам, там рылись и приносили в класс и гильзы и пули и даже целиком патроны, которые мы бросали в костёрок и ждали когда жахнет. А петарда делалась так: выплавлялся свинец из пули, чтобы полость пули была пустой. Затем брался кусок проволоки, любого металла, сгибался пополам, к одному концу закреплялся обычный гвоздь, а на другом закреплялась эта пулька и петарда готова. Заряжали эту петарду просто - соскребали с пяти – шести спичек серу, заполнив дно этой пульки, а головки прежних спичек очень хорошо обсира……сь и головка буквально взрывалась от лёгкого чиркания по коробке. Спички были не такие, как сейчас, когда зажигается только каждая пятая спичка. Потом, слегка утрамбовав, этим же гвоздиком в пульке, оставляешь гвоздик, утопив его глубже, он же на проволочке. В руках у вас остаётся кусок согнутой проволоки длиной 25-30 сантиметров, остаётся найти кирпичную стенку, размахнуться и ударить о стенку шляпкой гвоздя – хлопок такой, что не уступит современной, шумовой (без ракеты) петарде. Если нельзя было найти пульку, пользовались полым ключиком от любого домашнего буфета и вместо проволоки использовался обычный шнурок или верёвочка- эффект такой же. Многое ещё, что изобретало наше детское поколение, но об остальных «транспортных» средств, которые мы мастерили сами и пользовались в следующих моих воспоминаниях. А в дальнейшей, но уже взрослой жизни мне не раз приходилось, и защищаться и нападать, но не с кулаками, а с помощью моей начитанности, любознательности, настойчивости и, безусловно, характера, но об этом позже. (Продолжение следует). http://www.proza.ru/2009/12/21/781