1)Но кто рассудит карпью шурпу: солянку на брызгах солёного ветра в дублёных чешуях и вишнёвых глазах пятнистого рыбоеда килограмма на полтора, никак не меньше? С янтарём пива и жёлтой испариной пены на каждый вдох, чужой завистливый выдох и стон впившихся острых зубов в мягкую и упругую ткань тёмного рыбьего тела…
2)Сонный воробей, сгинувший в требухе сомьего чрева, иссох и был более гербарием, чем перьевой птицей уж и не способный к фантазии-полёту, но щедро даривший свои певчие соки тинному хищнику. Весящему теперь на солнце и вполне мирно балагурящему с сухими товарками о жизни сухопутной, второй жизни рыбьей.
Старушечьи сморщенная горбуша особняком мылила образ самого синего моря. - Дна в ракушкиных завитушках и разводах и колокольных перезвонах от винтов тральщиков, бороздящих верхи морских гребней, режущих кормой просторы, как ладонь привычно рассекает пуд соли, насыпанный горкой понарошку.
3)Кот выучился ловить рыбу отдельным способом от других.
- Да-а, патентов на тот способ не выписали в красной конторе на мелованной бумаге с фиолетовыми чернилами и сургучной печатью,
- А напрасно, напрасно господа!
- Таким способом и гарантированным уловом и не каждый шлюп и баркас мог пропахнуть, таким рыбным и жульническим духом!
Свежим утром, аккурат в пять часов по местному времени, когда базарный юнга вяло и сонно бил склянки в рыжую рельсу, кот выходил на свой лов, и верил, зараза, только в удачу.
Тырил рыбьи хвосты под пахучую подмышку, «коммуниздил» и справа и слева: был многократно бит, ноги ломали Жратогону и помоили тухлыми водами канализации, но жив старый бродяга, до сей поры: жив, сыт и весел…