Шерлок Холмс и стоматолог

 
Мой друг Шерлок Холмс не имел основания быть недовольным своими зубами. Ровные и белые, они спокойно переносили и постоянное курение, и привычку лакомиться сластями, обострявшуюся у него во время кокаиновых «запоев». Насколько мне известно, он дожил почти до сорока лет, не имея понятия о зубной боли. И все же, наконец, и его настигла эта коварная дама.
Случилось так, что во время задержания некоего симпатичного человека, небрежно относившегося к праву чужой собственности, Шерлок Холмс получил сокрушительный удар в лицо. Губы ему вскоре зашили, даже не осталось сколько-нибудь заметного шрама, но зато от удара разломился один из зубов – коронка выпала, а в челюсти остался острый обломок. Через некоторое время корень начал гнить, и Холмс во всей полноте познал прелести зубной боли.
Первые два дня он терпел с истинным стоицизмом, или с истинным малодушием - как будет угодно. Но когда и на третий день он спустился в гостиную с перекошенным лицом и красными от бессонницы глазами, лопнуло уже мое терпение.
- Холмс, - с повышенного тона начал я, - надо, наконец, найти мужество признаться себе в том, что вы попросту боитесь зубного врача. Поверьте мне, кончится все гангреной. Вы ведь с вечера приняли опий, и все равно всю ночь не спали, так? Вы третьи сутки  уже мучаетесь, а у зубного врача вам придется потерпеть несколько минут, а через пару часов вы уже о нем забудете.
- Ну хорошо, - сдался наконец мой друг, - я признаю, что это малодушие и ребячество, и готов последовать вашему совету. Вот только я не успел обзавестись постоянным зубным врачом – может, порекомендуете мне, чьими услугами воспользоваться?
- Охотно, и даже провожу вас. Доктор Иосиф Гольдсмит очень аккуратен и не слишком много запросит за труд.
- Гольдсмит? Еврей?
- Насколько мне известно, выкрест. Но вы, кажется, не заражены антисемитизмом, а изучение когда-то талмуда не помешало ему хорошенько изучить стоматологию. Пойдемте же к нему поскорей, и уже к вечеру вы про свой зуб думать забудете.
Такова была прелюдия к тому, что мы с Холмсом оказались в приемной доктора Гольдсмита незадолго до полудня в один из вторников июня. Очереди почти не было: сидел в кресле, листая журнал, какой-то толстячок, да уже после нас привела заплаканную девочку пожилая дама, и Холмс галантно пропустил их вперед.
На кабинете доктора висела табличка с его фамилией и часами приема. Когда пациент, находившийся там еще до нашего прихода, держась за щеку, вышел, в дверях показался сам доктор Гольдсмит. Я был с ним немного знаком и не мог не удивиться той тяжкой перемене, что произошла с тех пор, как мы виделись в последний раз. Он похудел, побледнел, под глазами залегли глубокие тени – словом, его явно терзали нешуточные заботы или, быть может, болезнь.
Он пригласил в кабинет толстяка и уже собирался скрыться за дверью, как в приемной произошел вдруг некий отвратительный инцидент. Молодая женщина, только что вошедшая с улицы, близоруко огляделась и , стремительно подскочив, ударила вдруг доктора Гольдсмита кулаком в переносицу. Не ожидавший нападения, он не успел даже увернуться – на крахмальный нагрудник закапала кровь, а женщина, вместо того, чтобы ужаснуться содеянному, отскочила назад, явно примериваясь для другого удара. К счастью, отличавшийся хорошей реакцией Холмс, соскочил с места и вовремя поймал ее за руку.
- А-а! - завизжала женщина, словно кошка, которой наступили на хвост. – Заступаетесь за него! Ну, он и вам удружит, жидовская морда! Убийца! Чернокнижник! На костре тебя сжечь, мерзавца!
Я заметил, что дама с девочкой стали нервно оглядываться, видимо подумывая об отступлении. Сам же доктор не выразил ни возмущения хулиганской выходкой, ни любого другого чувства, которого следовало ожидать в этой ситуации.
- Я вам благодарен за помощь, - сказал он Холмсу тихо и печально.
- Вызвать полицию? – предложил мой друг?
- Кто только выпускает одну несчастную сумасшедшую, - вздохнул я.
- Ни то, ни другое, - покачал головой Гольдсмит. – Здравствуйте, Уотсон, я вас не сразу узнал.
- Мистер Шерлок Холмс, - представил я. Холмс все еще держал мертвой хваткой расходившуюся девицу, поэтому поклонился несколько неестественно.
- Здравствуйте, - и ему сказал Гольдсмит, - извините бога ради за эту неприятность, но полиция здесь не поможет. Вот если бы вывели эту даму из приемной на улицу…
Холмс согласился, и, не взирая на протестующие вопли, визитершу выставил. Толстяк прошел в кабинет, и оттуда зазвякали инструменты. Дама с девочкой незаметно исчезли – впрочем, и к лучшему: Холмс помрачнел, держался рукой за щеку – видно, зуб разболелся с новой силой. Так что исчезновение конкурентов за место в зубоврачебном кресле меня только порадовало.
Толстяк вышел через четверть часа, преувеличенно веселый.
- Пожалуйста, - пригласил Гольдсмит, - прошу вас. Вы тоже зайдите, Уотсон, если мистер Холмс не возражает. Вы у меня на сегодня последние, и, мне кажется, я должен кое-что объяснить. Садитесь в кресло, мистер Холмс.
Он вытащил из лотка, накрытого салфеткой, маленькое зеркальце на ножке и, склонив голову, засунул его Холмсу в рот.
- Ай-ай-ай, какая неприятная травма, - проговорил он через мгновение, качая головой. - Вам бы стоило прийти ко мне сразу, но теперь этот корень вам никакой пользы не даст. А удалять такой корень, знаете ли, будет-таки стоить моих трудов, а ваших пота и крови, мистер Холмс.
Он принялся звенеть инструментами, выбирая нужные, а сам, не переставая, ворчал:
- Все норовят ударить по зубам, как будто в организме нет другого больного места. Возьмите носовую кость – прекрасный болезненный удар, и внешность страдает. А удар в пах? Нет равных! Так нет же! Подавай им обязательно зубы.
Я чуть не рассмеялся, слушая его брюзжание. Но Холмсу было не до смеха – он косился на лоток Гольдсмита с явным опасением.
- Ну, откройте рот, - подступил к нему стоматолог.
Надо отдать ему справедливость, за все время экзекуции Холмс не дернулся и не издал ин звука. Только кожа у него заблестела от пота, да зрачки немного расширились, несмотря на яркий свет лампы. Процедура оказалась долгой и трудной: Гольдсмит действовал и щипцами, и долотом, и еще какой-то металлической ковырялкой, названия которой я даже не знал. Его пальцы, губы и подбородок Холмса – все было в крови. Наконец Голдсмит шумно выдохнул воздух и протянул моему другу стакан с розоватой водой:
- Прополощите и сплюньте, потом я положу тампон на два часа, и до вечера больше не полощите. Если будет очень беспокоить, примите лауданум.
- Спасибо, - немного невнятно проговорил Холмс, - но я бы не хотел ходить с дыркой вместо клыка. Когда вы сможете принять меня, чтобы сделать протез.
- Протез? Вы хотите протез? – искренне удивился Гольдсмит.
- А что тут такого? – и Холмс обернулся ко мне за поддержкой, - Уотсон, я сказал что-то неслыханное?
- Действительно, Гольдсмит, в чем дело? – спросил я.
- Да разве вы не знаете? Ах, да, вы не знаете, - он заметно сник, потому-то вы и хотели обратиться в полицию, когда эта леди…
- Вы говорите «леди» о женщине, ударившей вас по лицу? - уточнил Холмс. - Делает вам честь.
- Нет, нет, вы просто ничего не знаете, - замахал руками Гольдсмит. – Я, фактически, убил ее мужа – ее гнев понятен.
- Убили ее мужа? – переспросил Холмс. – Зато я теперь, кажется, перестал что-либо понимать.
-Вы не похожи на убийцу, Гольдсмит, - сказал я
- Лучше расскажите все по порядку, - попросил Холмс.
- Я именно и хочу все рассказать. Более того, мистер Холмс, я хочу просить вашего совета. Я много слышал о вашей способности разгадывать всякие таинственные загадки, а тут как раз всем загадкам загадка. Понимаете, сам я скромный дантист, я не привык иметь дело со сверхъестественным.
- Сверхъестественным? – переспросил Холмс. – Я несколько раз имел дело со сверхъестественным, и, представьте, всегда на поверку оно оказывалось очень даже естественным. Рассказывайте, доктор, рассказывайте.
- История началась три месяца назад, - собравшись с мыслями, начал Гольдсмит. – Мне тогда пришлось лечить одну цыганку. Зуб у нее был пропащий, и я его выдернул. Так вот, цыганка пожелала иметь вместо прежнего золотой зуб. Она дала мне обломок какого-то золотого кольца и попросила изготовить протез из него. Знаете, протезы и коронки я заказываю одному ювелиру, он умеет изготавливать формы по слепкам. И надо же такому случиться, когда я отдал ему цыганкин кусок золота, мастерскую вдруг дочиста обокрали в ту же ночь. Так что наутро, когда цыганка снова пришла ко мне, я вынужден был повиниться. «Мне жаль, что так вышло, - сказал я. – Но я, разумеется, возмещу вам убыток либо деньгами, либо сделаю вам протез из своего золота, только придется два дня подождать, пока мастер выполнит заказ.» Но цыганка повела себя странно: она прямо таки вся раскалилась от гнева. «Из своего золота? – переспросила она. – Глупец! Да знаешь ли ты, что это было за кольцо! Не надо мне твоего золота – оставь себе. Чтобы ты разорился через это золото, неудачник!»
С этими словами она ушла, а для меня с тех пор началась полоса несчастий. Не прошло и недели, как ко мне обратился один из моих пациентов, которому я вставлял золотые зубы. «Посмотрите, что со мной стало», - проговорил он и раскрыл рот. Я увидел, что все золотые коронки его потемнели и словно сочатся трупным ядом, десны распухли, а сам он с лица осунулся и посерел. Я ничего не мог понять, а он стал кричать на меня, что я шарлатан и не умею делать свою работу. Словом, мы страшно поссорились, и он ушел, а еще через неделю я прочитал в газете о его болезни и смерти.
- Что же за болезнь? – перебил Гольдсмита я.
- Нарушение обмена веществ и почечная недостаточность. Я, признаться, сразу не связал его смерть с моими коронками, но через несколько дней история повторилась, на этот раз с мужем виденной вами дамы.
- И снова смерть?
- Верно. Врачи на этот раз поставили заражение крови. Дальше – больше. За три месяца – пять смертей. Разумеется, я перестал протезировать, но слухи уже поползли, меня стали называть «доктор Смерть», я теряю клиентов и вскоре окажусь без куска хлеба, - отчаяние охватило Гольдсмита настолько властно, что он был вынужден прервать свой рассказ и закрыть ладонями лицо.
Холмс молчал, осторожно трогая языком ранку от выдернутого зуба.
- Конечно, вы скажете, что это мистика или что я сошел с ума, - горько проговорил Гольдсмит. – Я и сам порой так думаю. Да и чем вы можете помочь?
- Ну-ну, не надо так недооценивать малознакомого человека, - неожиданно улыбнулся Холмс. – Ваша задачка, сказать по правде, простенькая.
- Простенькая?!
- Конечно. Вот что: через какое время вы сможете сделать золотой зуб мне?
- Я должен буду снять слепок, когда десна заживет. Дней через семь-восемь. Но вы действительно хотите заказать у меня протез?
- А как иначе я узнаю, где собака зарыта? Итак, через восемь дней.
Гольдсмит вышел нас проводить, на его лице боролись надежда и недоверие.
В следующий вторник Холмс зашел за мной в госпиталь.
- Что, Уотсон, желаете сопровождать меня к стоматологу?
- Да, конечно, но… Холмс, вы не думаете, что это может быть опасно?
- А, - сказал он, смеясь, - вы тоже начали бояться зубных врачей? А еще стыдили меня. Как непоследовательно! – и тут же, уже серьезно, - Не тревожьтесь, Уотсон, я знаю, что делаю.
Гольдсмит, видимо, ожидал нас с нетерпением – он так и кинулся навстречу:
- Мистер Холмс! А я уже подумал…
- Вы подумали, что меня вполне устраивает дырка вместо левого клыка? – приподнял бровь Холмс, невозмутимо усаживаясь в кресло. – Это не так. Ну-с, для начала расскажите-ка мне подробнее, как делаются зубы. Вот, скажем, к вам пришел клиент, и он желает золотые коронки. Что дальше?
- Вот здесь, в коробочке, у меня специальная паста, - пустился в объяснения дантист. – Я скатываю из него шарик вот этой стеклянной ложкой и даю пациенту прикусить.
- Ну-ка, - Холмс взял у него серый шарик и, как было сказано, надкусил его. – Этот этап представляется мне вполне безобидным. Что дальше?
- Дальше я делаю гипсовый слепок.
- Сами делаете?
- Сам.
- Здесь?
- Нет, в соседней комнате. Там у меня что-то вроде лаборатории.
- Тогда пройдемте туда, - решительно скомандовал Холмс.
в небольшом помещении с одним окном за столом сидел молодой человек несомненно еврейского происхождения в толстых роговых очках, с худым некрасивым лицом и длинными руками.
- Мой сын, - с гордостью представил его нам Гольдсмит. – Адам, покажи джентльменам, как делаются отливки.
- На чем показать? – угрюмо осведомился парень. – Дай образец.
- А вот, - Холмс с готовностью протянул ему серый комочек с отпечатком своих зубов.
Адам высыпал в кювету порошок, добавил воды, быстро замесил жидкое тесто и залил в углубление на сером комочке.
- Через десять минут будет готово, - буркнул он.
- Адам великолепный помощник, - сказал нам Гольдсмит, - но он немного застенчив – вероятно, из-за отсутствия женского общества, - он улыбнулся, а юноша набычился и густо покраснел – как видно, замечание отца задело его за живое.
- Итак, теперь отливка готова, - добросовестно выждав десять минут, проговорил Холмс, - что дальше?
- Я вынимаю гипсовый слепок и отношу его ювелиру.
- Сами?
- Сам. Я проделываю это каждый день после работы.
- Отлично. Вы как раз, насколько я понимаю, окончили работу на сегодня, так что мы с доктором готовы сопровождать вас к вашему ювелиру. Где он живет?
- Через два дома отсюда. Но, джентльмены, вы уверены, что…?
- Вы же сами сказали, что нуждаетесь в помощи, - напомнил Холмс. – Ну, так не спорьте и действуйте. Как его зовут, вашего ювелира?
- Марк Ростан.
- Я так и думал, - непонятно кивнул Холмс. Впрочем, через мгновенье я догадался, что предвидение относилось к еврейскому имени ювелира.
Дом мистера Ростана поражал какой-то совершенно вульгарной роскошью, но, во всяком случае, видно было, что владельцу его не приходится экономить. Сам ювелир оказался невысоким плешивым человечком, облаченным в бордово-красный плюшевый халат. Увидев Гольдсмита в нашем сопровождении, он сильно побледнел и схватился за сердце.
- Как? Что? Уже? Вы из полиции, господа?
- Почему вы так решили? – Холмс с прищуром посмотрел на него.
- Потому, что… Господи, да уже весь город говорит об этих проклятых зубах. Кто-нибудь пожаловался?
- Мы не из полиции, - рассеял его сомнения Холмс. – Но сюда нас действительно привела история с зубами. Господин Гольдсмит сказал нам, что вы обычно выполняете его заказы на золотые протезы и коронки.
- Это правда, - подтвердил ювелир, - только последние дни этих заказов все меньше и меньше.
- Ну а как вы сами объясняете эту историю? – спросил Холмс, в то же время внимательно оглядывая комнату.
Ростан развел руками:
- Иначе, чем колдовством, ничем объяснить не берусь. Вы ведь, наверное, уже слышали о проклятии той цыганки?
- Я не склонен объяснять факты с позиции мистицизма, - сухо сказал Холмс. – К тому же, цыгане – великие актеры, и захоти она в самом деле проклясть мистера Гольдсмита, она обставила бы свое действо куда цветистее. Нет, думаю, что цыганка здесь не при чем. Вот что, мистер Ростан, расскажите-ка нам во всех подробностях, как вы делаете эти золотые протезы. Мы хотели проследить этот путь шаг за шагом и уже начали в мастерской мистера Гольдсмита. Вот вам гипсовые отливки, кажется, именно в таком виде они к вам поступают?
- Да, их приносит сам господин Гольдсмит, - Ростан указал на нашего спутника, - говорит, какие особые требования предъявляет конкретный клиент.
- Особые требования? Что вы имеете в виду?
- Ну, некоторые просят отполировать золото, другие – напротив, сделать золото матовым, а бывает, что я наношу на золото фарфоровую пыль.
- Хорошо, прошу вас, продолжайте.
- Заготовки я прячу в сейф вместе с материалом. Вот он, мой сейф.
- А где вы храните ключи от него?
- Здесь, - ювелир погладил себя по груди. – Едва ли кто-то польстится на гипс, но там же лежит и золото, поэтому я ношу ключ на шее, даже мои жена и дочь не могут воспользоваться им без моего ведома.
- А с вашего ведома случалось ли им отпирать сейф?
- Нет, - удивленно откликнулся Ростан, - да и зачем? Ни жена, ни дочь не интересуются моим ремеслом. Вот побрякушки, другое дело. Иногда моя Сара помогает мне выплавлять дешевые кулончики или броши. Золото – не такой материал, который можно доверить рукам несмышленой девчонки.
- Хорошо, мастер, - понятливо кивнул Холмс, - рассказывайте дальше.
- Потом наутро я снова достаю заготовки из сейфа, расплавляю золото вот в этом маленьком тигле и делаю отливку. Сначала отпечатываю нужный зуб вот в этой форме, заполненной песком, а потом лью жидкое золото в углубление. Когда оно станет немного гуще, я вдавливаю в него гипсовую форму, а потом остужаю до твердого. Вынимаю готовую отливку и обрезаю лишнее, потом полирую – и все: заказ готов.
- И все это вы делаете, так сказать, за один присест?
- Конечно, - Ростан посмотрел на Холмса удивленно, - да здесь не так много работы, чтобы дважды затеваться.
- И готовую работу отдаете сразу?
- Нет, я запираю ее в сейф до конца дня.
- А потом что? Мистер Гольдсмит сам забирает ее или вы относите ему заказы?
- Их ему относит Сара.
- Ваша дочь? Мы хотели бы познакомиться с ней.
- Ну… пожалуйста, - проговорил Ростан еще более удивленно. – Сара, Сара, пойди сюда.
В мастерскую, или же это помещение следовало называть кабинетом, неторопливо вошла девушка лет восемнадцати в простеньком темном платье, и я чуть не зажмурил глаза при виде столь ослепительной красоты, ибо Сара Ростан была не просто красива – она была совершенна, великолепна: нежная кожа матово бледная, с чуть заметным румянцем на ровных скулах, очень тонкие черные брови, ясные глаза – огромные и влажные, алый чувственный рот, длинные ресницы, фигура, как у фарфоровой статуэтки и целый водопад густых каштановых волос самого восхитительного оттенка. Даже Холмс – убежденный холостяк и женоненавистник Холмс – переменился в лице при виде столь совершенной красоты.
- Вот, - сказал с гордостью Ростан, - моя дочь Сара.
Приподняв бровь, Сара посмотрела на отца вопросительно.
- Зачем это я им понадобилась?
- Мисс Ростан, - почтительно обратился к ней Холмс. – Мы ни в коей мере не хотели бы злоупотреблять вашим вниманием, но дело в том, что с мистером Гольдсмитом случилась беда, грозящая ему разорением.
- А, эта история с цыганкой, - пренебрежительно улыбнулась Сара. – Да ведь это вздор.
- А как вы объясняете сложившуюся ситуацию?
- Откуда мне знать? Да и какое мне дело?
- Но, мне кажется, вы помогали отцу выполнять заказы мистера Гольдсмита на золотые коронки, и могли бы...
- Помогала? – удивлённо перебила девушка. – Нет-нет, отец не доверял мне работу с золотом. Я всего лишь относила заказы – готовые коронки.
- Значит, вы никогда не держали в руках гипсовых заготовок?
- Не понимаю, к чему эти вопросы, - кажется, она начинала сердиться.
- Я ведь уже сказал вам, мистер Холмс, - вмешался её отец. – Сара никогда не выполняла этой работы, и, конечно, гипсовые заготовки ей ни к чему.
- Ах, да, она работала только с бижутерией...
- Ну да. Стекло, медь, мельхиор, дешёвые камни.
- А сами украшения, видимо, не любите? – улыбнулся Холмс Саре. – Не вижу ни единого, кроме вон того маленького золотого колечка.
- Именно, что колечко из золота, - объяснила Сара, поворачивая руку так, чтобы Холмс мог полюбоваться на украшение. - А подделок я не терплю.
- Истинная дочь ювелира! – с гордостью заметил Ростан.
- Красивое кольцо, - серьёзно кивнул Холмс. – Подарок?
Сара пренебрежительно усмехнулась уголком рта:
- Так, соседский мальчик подарил. Вот его сын, - она двинула подбородком в сторону Гольдсмита – Гольдсмит при этом густо покраснел.
- Адам? – переспросил Холмс. – Такие подарки обычно делаются с намёком.
Теперь уже оба отца посмотрели на него укоризненно, но он не обратил внимания – его взгляд был прикован к лицу Сары.
- Да, он предлагал мне руку и сердце, - Сара, кажется, забавлялась от души. – Но я ещё ничего не решила. Впрочем, такая преданность заслуживает вознаграждения, - она рассмеялась.
- Ну, что ж, думаю, мы узнали всё, что хотели, - сказал Холмс. – Позвольте откланяться.
Мы вышли на улицу вместе с Гольдсмитом.
- Кажется, загадка не стала яснее? – бледно улыбнулся стоматолог.
- Напротив, - возразил Холмс. – Мне уже всё ясно. Вот только не знаю, как лучше поступить. Разрешите мне подумать до завтра.
- Но, мистер Холмс!
- Нет-нет, - Шерлок Холмс покачал головой. – Завтра. А пока...Вы ведь уже начали исполнять мой заказ? Вот и продолжайте. Думаю, что завтра я сниму с вас цыганское проклятье. Пойдёмте, Уотсон.
Простившись с недоумевающим Гольдсмитом, мы вернулись на Бейкер-стрит, и Холмс сразу отправил куда-то посыльного с запиской.
- Вы говорите, что вам всё ясно? – не выдержал я. – Я весь день был с вами и не заметил, чтобы кто-то сообщил вам хоть что-то важное. Или вы сами что-то увидели?
- Да, кое-что я увидел, - согласно кивнул мой друг. – Увидел, в частности, что красота не всегда спутник добродетели. Что вы скажете об этой девчонке, Уотсон?
- Скажу, что мне жаль мальчишку.
- Вот! Вы попали в самую точку. Мне тоже его жаль. Поэтому я и выпросил отсрочку до утра. И всё-таки, боюсь, помочь ему не удастся.
- Но, Холмс!
- Полноте, Уотсон! Дело не стоит выеденного яйца – неужели вам это всё ещё не ясно?
- Не ясно. То есть, вы полагаете, что Адам...?
Я не успел договорить – в дверь постучали.
- Видите, как быстро? – поднял палец Холмс. – Чует кошка... Войдите, мистер Гольдсмит!
Адам был бледен, как смерть.
- Зачем вы хотели видеть меня, мистер Холмс? – спросил он. Голос неуверенно вздрагивал.
- Я хотел задать вам один вопрос, - голос Холмса, напротив, звучал необычайно жёстко. – А именно: известно ли вам, что медь при окислении превращается в смертельно опасный яд?
Юноша закрыл лицо руками и зарыдал.
- Ясно, - тихо бормотнул Холмс. – Значит, не знали?
Адам вскинул мокрое от слёз лицо так стремительно, что волосы взлетели, как от ветра.
- Мистер Холмс, я ничего... Клянусь вам! Я не знал! – он снова судорожно всхлипнул, и я, повинуясь жесту Холмса, поднёс к его губам бокал бренди.
- Постарайтесь взять себя в руки, - сказал Холмс. – Будем говорить, как взрослые люди.
Адам залпом выпил бренди. Его трясло, но он старался держаться.
- Сколько человек умерло? – спросил Холмс.
- Двое. Ещё двое заболели, но остались живы. Я только тогда и заподозрил – клянусь вам!
- Может быть, и так..., - пробормотал Холмс. – Может быть...
- Мистер Холмс! – молодой человек прижал руки к груди. – Я...
- Вот что, - сказал Холмс. – Давайте-ка по порядку. Я понимаю. Вам трудно сейчас говорить. Значит, говорить буду я, а вы поправите, если я ошибусь, хорошо?
Адам снова вскинулся, будто хотел что-то сказать, но не сказал – кивнул.
- План, полагаю, возник в голове Сары...
- Нет-нет! – Адам вскочил со стула. – Она не виновата! Ни в чём не виновата! Это всё я! Только я!
- Ну вот, - вздохнул Холмс. – С первого же слова – неправда. Мне вас искренне жаль, молодой человек. Я уже говорил моему другу Уотсону, что мне жаль вас, но нельзя же быть таким слепцом. Она не любит вас и, скорее всего, никогда не полюбит. Человека, которого любишь, не станешь втягивать в преступление. Это элементарная истина, мистер Гольдсмит.
- Я вам не верю! – пылко воскликнул Адам.
- Хорошо, - пожал плечами Холмс. – Тогда сразу после вас я приглашу мисс Ростан сюда, а вас где-нибудь спрячу, и вы своими ушами послушаете, как она будет лгать и выкручиваться за ваш счёт. Держу пари, что так и будет.
Несчастный юноша опустил голову.
- Девушка она своенравная, взбалмошная, хотя, конечно, очень и очень красивая. Когда-нибудь, Адам, вы научитесь пренебрегать внешней красотой перед красотой внутренней. Думаю даже, Сара Ростан и будет вашей первой учительницей в этом искусстве. Но я не об этом сейчас. Важно, что эта девушка любит дорогие украшения, вообще, очень притязательна в потребностях. Где на это взять денег? Она небогата, её пылкий поклонник тоже не располагает капиталом. Зато её отец изготавливает на заказ золотые вещи. Разумеется, подменить серьги или браслет – чрезмерный риск. Вещи на виду, их могут оценить, обратиться к эксперту, выйдет скандал. Другое дело – зубные протезы. Проверять их едва ли кому-то придёт в голову. Но как их изготовить? Протез ведь должен быть выполнен точно по слепку. А слепки отец запирает в сейф, и любая попытка воспользоваться ими может вызвать ненужные вопросы. Вот тут на сцену и выходите вы, Адам. Вы относите ювелиру гипсовые слепки. Более того, вы сами умеете их готовить. Ничто не мешает вам сделать копию отливки и передать Саре. Таким образом, пока отец делает золотую коронку, Сара изготавливает её точную копию, но только из меди, лишь с небольшой примесью золота. А относя заказ стоматологу, она меняет коронки. Прекрасная афёра, если бы не один нюанс – ядовитость окисла меди. Таким образом, из мошенников вы оба превращаетесь в убийц, а это уже совсем другое дело. И я вас спрашиваю: что нам теперь с этим делать, мистер Гольдсмит-младший?
- Сара не должна пострадать, - покачал головой Адам. – Я пойду в полицию и возьму вину на себя. Я люблю её, как вы этого не понимаете!
- Если вы любите, вы должны спасти её, - согласно кивнул Холмс. – я думаю, это пока ещё возможно. Но способ, который вы выбрали, не годится. Я предложу вам другой. Молчите пока обо всём этом до пятницы. А Саре скажите, что я заказал вашему отцу золотую коронку. Я её и в самом деле заказал – тут никакого обмана не будет. Если она согласится совершить подмену и на этот раз... Вы уверены, что ей ничего не известно о свойствах меди?
- Нет-нет, мистер Холмс. Я и сам не догадывался, пока не прочёл об этом в справочнике. Я ничего не стал говорить ей – для неё это будет страшным ударом.
- Ну что ж, тем лучше. Тогда до пятницы, Адам. И если вы будете меня слушаться, я вам обещаю пока ничего против вашей Сары не предпринимать.
– Что вы задумали? – спросил я у Холмса, когда юноша ушёл. – Уж не собираетесь ли вы покрывать их?
- Я собираюсь выступить в роли очередной жертвы проклятья, нависшего над домом Гольдсмитов. Только вы мне подыграете, хорошо?
На следующий день Холмс сходил к стоматологу и вернулся, неся в кармане маленькую коробочку:
- Вот это – золотой протез моего клыка. Вот это – гипсовый шаблон, - показал он мне. – Я сейчас сам займусь изготовлением протезов – у меня найдётся для этой цели прекрасный кусочек олова и немного краски.
Он заперся в комнате со своими весами, тиглями и наковальнями, провёл там несколько часов, а когда вышел, я ужаснулся от его вида – вместо клыка у него красовался очаровательно-зелёный изъеденный кусок металла, а десна вокруг почернела и распухла.
- Господи Боже, Холмс! – воскликнул я. – Как вам это только удалось?
- Хорош грим, а? – широко улыбнулся он, заставив меня лишний раз содрогнуться. – Это – восковая накладка. К пятнице она мне понадобится. Молодой Гольдсмит обещал сыграть свою роль безукоризненно, и если в этой леди ещё осталось немного сердца, она придёт.
- О чём же вы договорились? – спросил я.
- Он расскажет ей о своём открытии и о том, что я болен. Моя жизнь будет в её руках, а её, как вы уже знаете, и так в моих. Вот и посмотрим, стоит ли товар денег.
- И если она придёт...?
- Я выпишу ей индульгенцию.
- Но, Холмс!
- А вам я оставляю право поступать так, как вы сочтёте нужным, - отрезал он.
Мне оставалось только пожать плечами – Холмс прекрасно понимал, что поступать наперекор ему я, скорее всего, не стану. « В любом случае, - рассудил я, успокаивая собственную совесть, - до пятницы правосудие вполне может и потерпеть».
В пятницу утром Холмс с постели не встал. Играя какую-либо роль, он настолько вживался в неё, что я был уверен – он самым добросовестным образом испытывает сейчас большую часть симптомов медного отравления. Естественные бледность и худоба очень помогали делу, грима понадобилось совсем немного. Он заметно нервничал, и по мере того, как время шло, я тоже заразился его нервозностью.
- А не мог Адам всё рассказать ей, - наконец, не выдержал я, - и уговорить бежать?
- Мог, мог, всё мог, - пробормотал Холмс – он сидел в постели, сложив ноги по-турецки, а плечи обхватив руками, и раскачивался взад и вперёд, словно перевозбуждённый невротик.
- В таком случае, ответственность, взятая вами на себя...
- Подите к чёрту! – с необыкновенной для него грубостью перебил он. И вдруг вскинул голову, прислушиваясь:
- Тс-с! Тихо, Уотсон! Есть!
Внизу хлопнула дверь, послышались шаги, и мы второй раз в жизни смогли лицезреть ослепительную красоту Сары Ростан.
- Это вы? – с великолепно разыгранным удивлением воскликнул Холмс.
- Мистер Холмс болен, - играя свою роль, сказал я. – Он никого не принимает.
- Нет-нет, - девушка испуганно прижала руки к груди. – Вы должны меня выслушать! Ведь я как раз по поводу вашей болезни!
- По поводу моей болезни? – с сомнением повторил Холмс. – Ну... садитесь. Заранее прошу прощения, если оказанный вам приём покажется вам невежливым – признаться, я чувствую себя очень скверно. Кто бы мог подумать, что это цыганское проклятье...
- Это не цыганское проклятье, - решительно проговорила Сара Ростан. – Только я прошу вас, не перебивайте меня, пока я не расскажу всего...

Мне остаётся только добавить, что процесс по делу о хищении золота всё-таки состоялся – по настоянию Адама Гольдсмита. Учитывая добровольное признание и чистосердечное раскаяние, обоих молодых людей приговорили к четырём годам тюрьмы, не вменив им в вину смерти пациентов. Кажется, Адам Гольдсмит был освобождён досрочно, но наверняка мне это неизвестно – события, изложенные выше, так осложнили наши отношения с Гольдсмитом, что я почёл за лучшее сменить стоматолога, да и Холмс, насколько я знаю, делал протез своего клыка уже в другом месте.