Я женился за два дня до отправки в армию на срочную службу. Первые полгода писал ей письма со службы каждый день – разлука с молодой женой переносилась плохо. Всё время хотелось кого-то обвинить в разлуке, на ком-то сорвать злость. Но постепенно, привыкая к тяготам армейских будней, интенсивность переписки снизилась до одного - двух писем в месяц. Я начал поглядывать на других девушек. Правда, девушки довольно быстро распознавали во мне женатика, и до серьёзных отношений не доходило.
В конце службы в августе 1963 года мне предоставили отпуск для поступления в институт. Приехав в Ленинград и подав документы в ЛПИ, я сообщил жене, что готовлюсь к экзаменам. И вдруг получаю телеграмму: «Встречай, прилетаю в Ленинград…» Я, можно сказать, сразу понял, что экзамены накрылись.
Стою у ограды аэропорта Пулково, рассматриваю пассажиров, идущих от приземлившегося самолёта, вижу красавицу, совершенство(!), безупречный персик(!) На ней было очень хорошенькое платье – белое с красным шелковым поясом лентой, на груди кокетливый бантик, юбка с блестящим золотым кантом. Шла она медленно, будто пава, шла прямо на меня, смотрела прямо на меня, подошла, остановилась и звонко рассмеялась. У меня был дурацкий вид: с широко раскрытым ртом я смотрел на неё и не понимал, что это моя жена. Отвык я от неё. Да, отвык. Да и не замечал, что она такая красавица.
Я, как абитуриент, жил в институтском общежитии. Разумеется, у меня не было денег, чтобы поселить жену в гостинице, поэтому мы пошли в общежитие – она вполне сойдёт за эффектную абитуриентку. Правда, жить ей придётся на мужском этаже, но я знаю, что она не будет мозолить глаза. В комнате я жил с молоденьким пареньком – выпускником школы. Он все дни просиживал в библиотеке. Раньше с ним вместе штудировал книги и я, но с появлением блистательного существа в великолепной соломенной шляпке, подготовка к экзаменам отодвинулась в сторону.
Нина чувствовала себя вполне комфортно. При походе в Эрмитаж она одела плиссированную юбку, к шляпке добавила вуаль, на розовую блузку прикрепила брошь с голубыми стекляшками; в ресторан – достала из своей бездонной сумки… вечернее платье(!). Правда, в ресторане мы выпили только по бокалу пива, на большее не было денег.
Она переоделась в тонкий голубой халатик, облегающий высокую грудь и округлые бедра. Я увидел её стройные длинные ноги и представил, как они переходят в мягкий нежный, теплый треугольник.
- Нина, я хочу распустить твои волосы, я хочу гладить и ласкать тебя, чтобы ты почувствовала себя девушкой, я хочу, чтобы ты была моей, я хочу любить тебя!
Нина перекатилась на кровати, крепко прижав к себе подушку и закрыв глаза. Она улыбнулась, почувствовав, как мои пальцы скользнули от ресниц к щеке, почувствовала моё теплое дыхание на своем лице, когда я поцеловал её, встала, спустила с плеч бретельки ночной рубашки, помогая шелку соскользнуть с груди и позволив ему, мягко шурша, упасть к ногам.
- Иди ко мне, дорогой.
Я прощупал всю любовную дорожку – от курносого носика до кончиков пальцев на ногах, затем перешёл на лобок и, наконец, раздвинув её точёные ножки, вошёл внутрь.
– Еще, еще, – молила она, - сегодня ты замечательный любовник, не останавливайся сейчас… О, пожалуйста, не останавливайся!
Это был праздник любви, не просто занятие любовью, как раньше, не отчаянный поиск бесконечного удовольствия, которого не существовало, не бессильное, безрадостное стремление к удовлетворению. Казалось, праздник никогда не кончится.
– Доброе утро, дорогая, – сказал я на другой день, нежно отводя с её лица спутавшиеся пряди волос. Она открыла глаза и улыбнулась.
– Это смешно, чувствовать себя такой счастливой, – прошептала она.
– Это смешное чувство означает, что ты меня любишь? – спросил я, целуя её.
- Да, дорогой!
- Но сегодня была последняя ночь перед расставанием.
Подняв голову, она серьезно посмотрела на меня.
- Не горюй, мой хороший, тебе осталось мало служить.
Она уехала домой. Я, как и ожидал, на первом экзамене получил три балла. Это означало, что проходного балла не будет. И я вернулся в часть дослуживать.
Демобилизовавшись, я успел приехать домой ровно за час до наступленя Нового 1964 года. Отсидев за столом и отплясав отведённое для Новогодней ночи время, мы разошлись по своим углам. Для меня с женой всегда отводилась летняя кухня, стоящая отдельно от хаты. Она была тонкостенной и не предназначалась для зимовки, но другого места не было: семья большая, а хата, наоборот, небольшая. Предварительно кухня была жарко натоплена, и огонь до сих пор поддерживался в печи.
Мы с Ниной, наконец, смогли обняться и взасос поцеловаться, не чувствуя на себе посторонних взглядов. Нина – просто очаровашка, с большим и привлекательным объёмом груди, с длинной до ягодиц русой косой и голубыми глазами. Ей на днях исполнилось двадцать пять лет, но её девичья стать нисколько не изменилась: те же точёные ножки, та же округлость тазовой части, та же тонкая талия. Хотя, нет!!! В талии есть какое-то изменение. В пылу встречи, возбуждённого обмена новостями и шумного застолья я не заметил никаких изменений. Но тут она разделась и показала заметно округлившийся животик.
- Нина! Ты беременна?!
- Да, милый.
Мой лоб покрылся испариной. Я почувствовал сильную дрожь и слабость. Пришлось срочно присесть.
- Что с тобой, дорогой? Ты недоволен, что у нас будет ребёнок?
- Ты почему мне не сообщила? – почти в ярости крикнул я, - ты понимаешь, что могла случиться беда?
- Какая беда? Я думала - для тебя это будет приятный сюрприз. Ты так чудесно любил меня в Ленинграде.
Нет, конечно, я рад, что будет ребёнок. Но, не зная об этом, я чуть не поддался на уговоры остаться на службе, чуть не уговорил эстоночку Анне стать моей женой, мечтал о разводе с Ниной. Спасибо эстоночке, что она не согласилась.
Я, конечно, не стал посвящать Нину в тайны моего испуга. К данному моменту мы прожили 50 лет, вырастили троих сыновей. Надеюсь, ещё долго будем вместе.