Я опять в дороге. Мерно постукивают колеса паровоза: тук-тук, тук-тук. Я люблю этот перестук колес, он успокаивает, под него хорошо мечтать, строить планы на будущее. За окном мелькают деревья, телеграфные столбы, небольшие станции, разъезды, и, кажется, они бегут за поездом, стараясь его перегнать, и отстают, а их другие нагоняют, и этой гонке нет конца и края.
Но это не так, конец какой-нибудь всегда есть! Поезд замедлил ход и отановился. Большая остановка, десять минут!.. Можно пройтись, размять ноги и что-нибудь купить. И я выхожу из вагона. Возвращаюсь радостная - в руках небольшая плетенка, весом с полкилограмма, а в ней свежая, душистая лесная ягода земляника.
В моем купе женщина лет 55, довольно миловидная, устраивается, рассовывает свои вещи по местам. Я здороваюсь, знакомлюсь. Она, Вера Ивановна, едет к своему сыну в гости, но глаза почему-то красные, заплаканные. Я предлагаю попробовать ягоду, земляничный запах которой уже успел распространиться по всему купе.
Она берет две ягодки, кладет их в рот, благодарит, а потом подносит платок к глазам, и плечи ее начинают вздрагивать. Я в растерянности, пробую успокоить ее.
- Вера Ивановна, что с вами? Я могу вам чем-то помочь?
- Ой, мне теперь уже никто не поможет, - говорит она, всхлипывая.
- Но что случилось? Если можете, расскажите, вам станет легче.
- Случилось нечто непоправимое,- говорит она. – И как исправить не знаю.
- Вы расскажите, доверьте мне, может вместе и найдём выход, - я стараюсь успокоить женщину.
- Я думаю, что уже ничего нельзя поправить, - сокрушенным голосом говорит она.
- Во всем случившемся виновата я одна. Это мой грех. И я за него буду наказана. Я не боюсь этого наказания. Но я прошу Господа не наказывать других, ни в чем невиновных.
Она опять заплакала, и мне опять пришлось ее успокаивать. Наконец, немного успокоившись, и осушив слезы платком, она начала.
- Случилось это давно, когда мне было девятнадцать лет. Я была молода и любима человеком достойным и благородным, старше меня на десять лет. Любила ли я его? Я не знаю, скорее всего, уважала и боготворила. А он во мне души не чаял. Любил меня и баловал, ему это доставляло удовольствие.
Виктор Антонович, так звали моего мужа, был человек очень занятой и трудолюбивый. Он много работал и часто по долгу службы бывал в командировках.
Я не работала и, когда он уезжал слишком надолго, очень скучала и не знала, куда себя деть.
Однажды, когда он уезжал в очередную длительную командировку, он сообщил мне, что записал меня на курсы английского языка и уже оплатил обучение. Я возмутилась: "Как это, не спросив, решил, что мне нужен английский!"
- Нужен, Верочка, и очень нужен, - убедительным тоном сказал он. Есть предположение, что скоро нам с тобой, дорогая, придется уехать из страны и пожить какое-то время в другом государстве. И мы должны будем знать язык той страны, в которой придется жить. Да, и потом, - добавил он, улыбаясь, - тебе не придется скучать, ты не заметишь, как пролетит время, как будто я и не уезжал.
Виктор Антонович уехал, а я на второй день пошла на курсы английского языка.
Группа набралась небольшая, всего восемь человек. Были среди них такие, кто ранее изучал английский в школе, вузе или самостоятельно. Я же, как говорится, начала с нуля. Я чувствовала себя неловко оттого, что сижу, как чурка, и ничего не запоминаю.
Просидев так неделю, на вторую я решила не приходить. После занятий я пошла в администрацию курсов, чтобы сообщить о своем решении, и встретилась там с учителем, который вел у нас занятия. Учителем был негр, он хорошо владел русским языком, учась на последнем курсе педагогического, на курсах английского языка, он подрабатывал.
Увидев меня и узнав о моем намерении оставить занятия, он отозвал меня в сторону и стал уговаривать, не делать этого. Но я была неумолима.
- Но, в чем причина вашего ухода? - спросил он.- Может, я плохо веду занятия?
- Да нет, занятия вы ведете прекрасно, просто я не способная к английскому языку.
- Ну, так думать о себе, просто преступление, - улыбнулся он во весь рот.
- Вы можете, сколько хотите улыбаться. Но это так. Мне никогда не освоить английский язык!
- Ты знаешь - вдруг перешёл он, на "ты". - Я тоже думал так, когда приехал впервые в вашу страну. Хочешь, я тебе подробно расскажу, если не спешишь никуда, давай зайдем в кафе напротив. Я страшно проголодался, надо срочно подкрепиться.
Я согласилась. Мы зашли в кафе, уселись за столик возле окна.
Я заказала себе кофе и мороженое, а он салат, ветчину и кофе и сразу приступил к трапезе, со словами:
- Ты извини, я голоден, как волк, утром проспал, торопился, не успел даже кофе выпить. Ты пока тоже займись едой, сейчас я подкреплюсь и такое расскажу про себя, будешь смеяться.
Он быстро управился со своим обедом и начал:
- Вот ты говоришь, что никогда не сможешь освоить английский. А я тебе не верю, любой язык можно освоить. Трудно? С этим не спорю, сам столкнулся с такими трудностями, не передать! Начала с нуля? Так это еще и лучше, переучивать мне тебя не придется, как тех, которые его учили, а в итоге не знают: и произношение не то, и предложения строить не могут, путают времена, глаголы не те употребляют. А английский язык очень простой, не то, что русский. Ох, трудно он мне дался! Тоже, как ты, думал: никогда не смогу его освоить.
Вот, слушай, сейчас я тебя развеселю: захотел я курицу, пошел в магазин, ищу ее и не нахожу, и спросить не могу, не знаю, как курица называется на вашем языке. Тогда снял я шапку, сделал из нее подобие гнезда, положил туда яйца, подхожу к кассе и спрашиваю, показывая на яйца: «Где ее мама?» Девушка за кассой улыбнулась и принесла мне куринную тушку.
Я от души смеялась! Мне вдруг стало легко и свободно, все сомнения рассеялись...
Я не оставила занятия, наоборот, очень тщательно готовилась к ним. Я старалась доказать себе, другим, и, наверное, больше всего учителю, что я не тупица, а очень даже способная. И когда по прошествии некоторого времени он стал меня хвалить при всех, я чуть не прыгала от радости.
Само собой получилось, что у нас с ним сложились доверительные, дружеские отношения. Мы часто встречались, в перерывах между часами занятий, пили кофе и болтали на разные темы.
Паса был очень интересным рассказчиком, и мне доставляло удовольствие его слушать. Он вел себя просто, раскованно, свободно; умел вовремя вставить в разговор что-то интересное, шутливое, стараясь меня рассмешить.
И это ему каждый раз удавалось.
Помню, мы сидели в кафе, пили кофе, я с интересом слушала его очередной рассказ. Вдруг, он резко встал, извинился, сказав, что ему срочно надо удалиться в туалетную комнату, прочистить нос от пельменей.
- Какие пельмени? Ведь, мы не ели пельменей? И почему в носу? - спросила я, когда он вернулся.
- Ты знаешь, это целая история,- засмеялся он. - Как-то меня пригласили в одну семью на обед и угостили пельменями. Они мне так не понравились, что я ел и давился, но съел все, чтобы не обидеть хозяев. Потом неделю не мог оправиться: их запах долго стоял у меня в носу. Я прочищал, промывал нос на дню по нескольку раз, а запах, как мне казалось, все не проходил. С тех пор, когда мне надо прочистить нос, я говорю: «Пельмени в носу застряли».
Я так смеялась, что не могла остановиться.
А он, стал извиняться за то, что так плохо отозвался о пельменях – русском национальном блюде. Потом спросил:
- Ты любишь пельмени?
Я сказала, что ненавижу их, хотя часто, когда уезжал, муж в командировку я, только и сидела, на пельменях, потому что их было легко приготовить.
Мы стали встречаться не только в кафе. Меня тянуло к нему, хотелось видеть его чаще, вне занятий. И я, не отдавая себе отчета, звонила ему первая, предлагая встретиться в парке, в кино, мне было все равно где, хотелось просто быть с ним, слушать его, смотреть на него, улыбаться ему и ловить его улыбку.
Я не понимала, что со мной происходит. Мне вдруг захотелось сменить прическу, обновить гардероб, сделать маникюр у профессиональной маникюрши.
Я стала подолгу засиживаться перед зеркалом разглядывая, себя как бы со стороны постороннего, пытаясь определить, могла бы я тому постороннему понравиться?
И вдруг мысль, как острие ножа, полоснула меня по сердцу: «Я влюблена!»
Меня испугало это открытие, но я тут же решила его опровергнуть: «Чушь! Этого не может быть! Выдумки!»
«Да нет, не чушь и не выдумки», - издевательски мне вдруг заявила другая, которая жила в моей душе.
«Что же мне делать?!
«А ничего уже нельзя сделать», - опять съехидничала та, другая.
«От любви не убежишь и не спрячешься!»
«Пошла вон!» - прикрикнула я на ту другую.
«Вот завтра возьму и не пойду на занятия, и вообще можно не ходить, подождать приезда мужа; сказать ему, что меня не устраивают эти курсы, не нравится, как ведет их преподаватель. И муж найдет другие курсы, лишь бы мне было хорошо.
Но та, другая, не отставала: «Ну давай, успокаивай себя! Поздно уже, ничего ты не сделаешь!» Я опять прогнала ту, другую. И на следующий день не пошла на занятия.
В 16 часов зазвонил телефон, я знала, что это он, долго не брала трубку. Сердце мое так колотилось, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Но я сдержала себя и ровным голосом, стараясь не выдать волнение, ответила:
«Алло, я слушаю».
Он спрашивал, почему я не пришла на занятия? Надо было что-то придумать, и я ухватилась за первую пришедшую мысль:
- Я заболела.
- Чем? Что с тобой?
- Не знаю, то ли простуда, то ли грипп где-то подхватила.
- Врача вызвала?
- Нет, не вызывала, да и не надо, полечусь сама, отлежусь, и все пройдет.
- Скажи, какие лекарства тебе нужны, я сейчас схожу в аптеку и принесу тебе.
- Спасибо, но ничего не надо, у меня все есть.
Я «болела», как и полагается «болеть», неделю. Был вторник, день занятий и день, когда я в прошедший вторник «заболела».
Я больше не могла сидеть дома, мне захотелось прямо сейчас бежать на курсы. Увидеть его, слышать его голос.
Зазвонил, телефон, трясущимися руками я схватилась за трубку, но не сняла ее, остановила себя вовремя: "Надо подождать, унять волнение!" Я налила в стакан воды, выпила и только тогда сняла трубку с рычага.
- Ал-о-о! Да! Слушаю.
- Hello! How do you feel? Не забыла еще английский? - голос бодрый, веселый и желанный.
- I am, … thank you. I am much better now.
- Очень рад, и твоему произношению, и твоему выздоровлению, – послышалось в трубке.
- Жду, приходи на занятия; не волнуйся, что пропустила. Ты не отстала. Мы новый материал не начинали, сидели на повторении, так как многие, как и ты, болели.
- Мне жаль, - еле выговорила я, - но прийти не смогу еще, по крайней мере, недели две. Сегодня уезжаю в деревню к тете, она настояла на этом, волнуясь за мое здоровье, и я отказать ей не смогла, - на ходу придумала я.
Он огорчился. Я это поняла, хотя он об этом не сказал. А просто пожелал хорошего отдыха и окончательного выздоровлени. Я положила трубку и расплакалась.
Выдержать еще две недели, которые я сама придумала, чтобы запереть себя в четырех стенах, как в тюремной камере! Нет, этого я не выдержу! И в пятницу я была на курсах...
Я увидела, как засветились радостью его глаза, когда он вошел в классную комнату и увидел меня.
В перерыве мы не пошли пить кофе. Он сел рядом со мной за стол и принялся с присущим ему энтузиазмом объяснять мне новый материал, который они прошли без меня. А после занятий, когда я уже вышла на улицу и направилась к остановке, он догнал меня и сказал, что заказал столик в ресторане.
- По какому случаю,- как можно равнодушнее, спросила я, - у тебя день рождения?
- Нет, нет,- заулыбался он. - День рождения еще далеко. Это по случаю твоего выздоровления. Я очень рад этому и хочу отпраздновать его вместе с тобой. Если ты согласна, я заеду к восьми вечера за тобой.
Я знала, чем закончится это празднование моего «выздоровления», но дала свое согласие.
- После ресторана мы поехали к нему, и случилось то, что и должно было случиться.
Вера Ивановна посмотрела на меня.
- Вы меня осуждаете?
- Нет, нет! Что вы, разве я могу?..
- Так, как я себя осудила и теперь осуждаю, наверное, никому не под силу осудить строже... Но, что, самое интересное! Трудно в это поверить! - продолжила она разговор. - После этой встречи я вдруг, почувствовала, что вся любовью моя куда-то делась. Я освободилась от нее! Да, да! Не удивляйтесь! Хотя я и сама была удивлена и не понимала, как это могло случиться?! Может, любви, и не было вовсе? Может, я ее придумала?!
Я ощутила такую свободу и радость, что все в душе моей светилось и пело! И все, то, что произошло, казалось, было не со мной, а с какой-то, совсем незнакомой мне девушкой.
Через месяц приехал муж, и я очень была рада его приезду. Но вскоре эта радость омрачилась, мыслью: "Неужели я?! А вдруг! О, как это ужасно!"
Я мучилась, не знала, что мне делать, и, наконец, пришла к выводу, что необходим аборт. Я стала искать частника. И вскоре нашла его. Но когда было уже все готово, я отказалась от его услуг.
Я вдруг поняла, что не смогу вот так взять и запросто оборвать зародившуюся во мне жизнь! Оставался один - единственный выход, и я им воспользовалась!
Я сказала мужу, что жду ребенка. Он был на седьмом небе от радости.
Мальчик родился здоровенький, крепенький.
Когда акушерка, поздравив меня с сыном, поднесла его ко мне, я мысленно возблагодарила Бога и заплакала от радости, что я родила его, и что он был похож на меня, а не на его отца...
Антон, так Виктор назвал сына в честь своего отца, рос умным и нежным мальчиком. Он очень любил отца, а тот в нем души не чаял, все своё свободное время посвящал сыну. У них был такой контакт, такое взаимопонимание и любовь, что у меня даже иногда возникала ревность...
Антон окончил среднюю школу с золотой медалью и поступил в институт. В институте, как и в школе, он такжн выделялся среди других студентов.
Виктор Антонович гордился сыном, и я тоже гордилась им.
Когда по окончании института Антону было предложено остаться в аспирантуре и он принял это предложение, внезапно скончался Виктор Антонович. Он ушел из жизни тихо, незаметно, как будто не желал никого пугать и беспокоить. Лег спать и не проснулся.
Долго мы с сыном не могли справиться с потерей любимого человека - отца и мужа.
После похорон я разбирала бумаги мужа и наткнулась на медицинское заключение, из которого следовало, что Виктор Антонович был неспособен к продолжению рода. Это известие меня ошеломило! Боже мой! Он знал, что я ему изменила, знал, что ребенок, которого я родила, не его. Знал и ни разу виду даже не подал, что знает.
Я сидела, прижав эти бумаги к груди и, слезы потоком хлынули из глаз...
В прихожей хлопнула дверь, пришел сын из института. Я быстро спрятала бумаги, вытерла, слезы.
- Опять плакала, заметив красные глаза, - сказал Антон. Он обнял меня и стал успокаивать. - Нельзя так, мамочка, отца уже не вернешь. Теперь я о тебе буду заботиться и никогда тебя не оставлю.
И Антон, правда, очень бережно и нежно относился ко мне, старался меня развеселить, отвлечь от грустных мыслей. Он стал брать билеты в театры, на концерты, в кино, водил меня по выставкам, музеям.
А однажды принес мне маленькую собачку, беленькую, кудрявую болонку.
- Ой, какое чудо! – восхитилась я. - Но она, наверное, бешеных денег стоит?
- Мама, о подарке не спрашивают, сколько он стоит. Я хотел тебе доставить радость и вижу, что это мне удалось. Очень рад!
Сердце у меня екнуло, я почувствовала, что здесь что-то не так.
- Признайся, Антоша, ведь ты не просто так подарил мне эту собачку? Что случилось?
Он замялся, ответил не сразу:
- Я уезжаю, мам, в другой город.
- Как же так! Ведь ты говорил, что тебе предложили остаться...
- Прости меня, я отказался. Дело в том, что Юля, ну помнишь ту девушку, с которой я тебя знакомил, уезжает в свой родной город…
- Я все поняла, можешь дальше не продолжать!
- Но ты же меня уже простила? Ведь, ты у меня самая лучшая в мире мама!- Он обнял меня, поцеловал. - Ну и потом, научной деятельностью и там можно заниматься, - добавил он, чтобы совсем успокоить меня.
Как ни жаль мне было с ним расставаться, но я не стала уговаривать его остаться, я понимала, что это бессмысленно, что он для себя уже все решил.
И он уехал...
Через полгода они с Юлей пригласили меня на их свадьбу.
Девушка, которую выбрал мой сын, мне понравилась еще раньше, когда он меня впервые с ней познакомил. И теперь, когда я приехала к ним и увидела, как они любят друг друга, я была самой счастливой мамой на свете.
Свадьба была скромной, присутствовали их друзья по работе и молодая семья по лестничной площадке.
Вскоре я получила письмо, в котором дети мне сообщили, что скоро я стану бабушкой. И я от души радовалось этому.
Вера Ивановна замолчала, глаза ее опять наполнись слезами.
- Но что случилось? Почему вы опять плачете?
- Случилось, милая Ольга Дмитриевна, случилось! Разводятся они. Вчера Юленька позвонила мне и сообщила, что Антон подает на развод. Плачет в трубку, рыдает, говорит, не виновата она ни в чем. А Антон говорит, что если бы призналась в измене, может, тогда простил бы, а так ни за что!
Вера Ивановна поднесла платок к глазам, осушила их от набежавших слез.
- Я знаю, что Юля ни в чем не виновата, во всем виновата только я.
- Но в чем же ваша вина?
- Грехи моей молодости отразились на семье моего сына. У Юли родился мальчик с черным цветом кожи.
И Вера Ивановна опять залилась слезами.
«Да, - подумала я,- с генетикой не поспоришь!»
А Вера Ивановна, немного успокоившись, продолжала.
- Вот еду теперь все сыну рассказать, что грех этот на мне и что отец его, не Виктор Антонович, а бывший мой учитель английского языка негр Паса. Виктор Антонович знал, что я изменила ему, только не знал с кем. Для него это было неважно. Он так сильно любил меня, что не то, чтобы словом, намеком не выдал, что знает о моей измене. И пусть сын возненавидит меня за то, что я врала Виктору Антоновичу и ему. И пусть я потеряю навсегда сына, но я должна признаться во всем, чтобы спасти его семью и его любовь. Она опять заплакала.
- Успокойтесь, Вера Ивановна, я верю, что у вас будет все хорошо.
Ваш сын любит вас и поэтому простит.
Велика сила любви! Настоящая, истинная любовь все прощает.
- Прошу вас, позвоните мне, если сочтете нужным, я буду рада вашему звонку. - Я протянула ей свою визитку.
Вера Ивановна позвонила мне через месяц. Она радостно сообщила, что я была права: она прощена. Сын и невестка отнеслись к ней с пониманием и любовью. И она согласилась пожить у них некоторое время, пока Витюша немного подрастет.