Чудо. jpeg

Сергей Буланцев
- Кис-кис-кис.
И кот, за мгновение до этого лежащий у ног Рема, сорвался с места и подбежал к открытому окну. Мяукнул.
И только тогда Рем оторвался от монитора и посмотрел на окно. На подоконнике сидела девушка. Кот преданно смотрел ей в глаза и урчал.
Через секунду к Рему вернулся дар речи и первое, что он смог сказать, было:
- Ты же упадешь!
Девушка посмотрела на Рема и звонко рассмеялась.
- Эта… Слезь с подоконника! Восьмой этаж все-таки… - уже не очень уверенно продолжил Рем.
Девушка поболтала ногами. Кот, немного подумав, прыгнул ей на колени и замурлыкал.
- Как ты сюда попала? – спросил Рем. За кота было обидно.
- Прилетела! – ответила девушка и почесала кота за ухом.
- То есть, как это, прилетела?
- Ну, я летала везде-везде, а тут окно открыто, ну и я решила заглянуть.
Как глупо, подумал Рем.
- Ты умеешь летать?
- Нет, блин, я по стенке залезла! – она снова рассмеялась.
- Ну и отстань от моего кота и, вообще, не отвлекай меня, - насупился Рем, - у меня экзамен завтра.
Глаза девушки округлились.
- Ну и дурак, - сказала она. Спихнула кота на пол и шагнула в открытое окно.
- Ты что?! – крикнул Рем и бросился следом.
Перевесившись через подоконник, он посмотрел вниз. У подъезда среди стоявшей то тут, то там мебели играли дети. Из грузовика вытаскивали очередной диван. Кто-то то ли уезжал, то ли переехал сюда жить. Девушки нигде не было видно. Лишь только ему послышался отдаленный смех.

Экзамен он не сдал. По не совсем понятным для его родителей причинам. Вернее, совсем не понятным. Да и сам Рем ничего толком не мог сказать. Появление девушки в окне настолько выбило его из колеи, что перед преподавателем пришлось сослаться больным. В итоге остался с хвостом на осень.
После сессии семья Рема поселилась на даче, и почти две недели он только и делал, что поливал грядки да загорал. Да и ехать домой совсем не хотелось.
Несколько раз звонил на мобильный Макс, его друг, они подолгу болтали, и от него он узнал, что Яна решила вконец с ним порвать. Это известие нисколько его не расстроило. Была даже мысль, что оно и к лучшему. Яна его утомляла. Одно его удивило – такие вещи без причины не происходят и почему об этом знает его друг, а он сам нет? Но Рем не стал заморачивать себе этим голову.
И все же через две недели Рем приехал домой. Один. Мама с отцом остались догуливать отпуск на даче. Они даже через столько лет совместной жизни смотрели друг на друга как влюбленные. Им просто надо было побыть одним.
Первое, что он сделал – это решил не убираться в своей комнате. Потому что ведь не имеет смысла убираться, все равно будет грязно. У него целая неделя «одинокой» жизни – он будет есть в своей комнате, слушать громко музыку и, вообще, чем только не заниматься!
Эта несколько мнимая свобода пьянила и завораживала. Не сказать, чтобы его родители так уж контролировали свое чадо (Яну-то проглядели!), но целая неделя в одного – это что-то новое.
Про девушку в окне он забыл совсем. Вернее, просто смирился с тем, что, наверное, это был сон. Первое время он искал ее глазами, а потом убедил сам себя в том, что показалось. К тому же тогда все произошло так быстро.

Здесь. Неподалеку. Тропинка, еле заметная среди зеленой травы, привела ее к полуразрушенной ограде. Сзади, высунув язык от жары, бежал спаниель Франки. Лазейка была там, где ей и полагается быть – выломанные когда-то давно железные прутья лежали тут же, на земле. Рита легко пролезла в дыру, следом шмыгнул и пес.
Запах был умопомрачительным – перед ней расстилалась полянка, усеянная маленькими, не очень взрачными на вид цветами. Однако, если наклониться и приблизить лицо к одному из соцветий, можно убедиться, какой они дивной красоты. Поднялась, стряхнув соринки с колен.
- Привет, девушка, - раздался слившийся с шепотом ветра голос.
Рита обернулась и увидела старика. Он приветливо улыбался. Она неожиданно для себя, хотя в детстве и учили не разговаривать с незнакомцами, улыбнулась в ответ и подошла. Франки уже давно крутился вокруг старика, виляя хвостом.
Оказалось, он смотритель здешних мест. Любит гулять и приходить на эту полянку. И давно хочет заделать дырку в заборе, чтобы другие не затоптали цветы. Они здесь почему-то цвели не только весной, но и почти круглое лето.
- У меня и участочек уже есть. Не пропаду, - улыбался старик, показывая свои владения.
Рита шла рядом, прекрасно понимая его юмор.
О том, что у нее здесь родители, она решила пока не говорить.

Громко играл «Scorpions». Рем, лежа на кровати, предавался мечтам, когда на подоконник открытого настежь окна опустилась легкая фигура и скользнула в комнату. Подошла к компьютеру и убавила громкость музыки.
От неожиданности Рем открыл глаза. Увидел девушку. Ту самую.
Она заговорщицки улыбнулась и вернулась к подоконнику. Рем заворожено смотрел на нее. Легкое тонкое платье небесного цвета, на ногах пара миниатюрных кроссовок.
- Где твой кот? – спросила она.
Первое, что подумал Рем, было – она настоящая.
- Дурак, конечно, я настоящая, - фыркнула девушка.
Рем понял, что сказал это вслух. А потом неожиданно для себя спросил:
- Тебя как зовут?
- Рита, - она сделал легкий и изящный реверанс, - а тебя?
- Рем.
- Так, где твой кот?
- На даче. С родителями.
- Его?
- Моими, - и оба рассмеялись.
Рем встал с кровати.
- Опять летаешь? – как бы, между прочим, спросил он.
Она кивнула. Посмотрела на него своими странными, лучистыми глазами.
- А ты, правда, настоящая? – почему-то тихо спросил он.
- Как маленький, честное слово, - она покачала головой, - ну ладно, мне пора. Коту привет.
Шаг за подоконник и исчезла.
Рем так и остался стоять с открытым ртом и кучей вопросов на языке. Тихо играл «Wind of Change».

- Как ты научилась летать?
Они шли по раннеутреннему парку. Только-только рассвело и солнечные лучи, еще робкие, но со все возрастающей настойчивостью, пронизывали дымку ночного воздуха. Было тихо. Где-то в листве защебетала, просыпаясь, ранняя птаха.
- Не знаю, - Рита пожала плечами, - само как-то.
- Прикольно, наверное, - с завистью сказал Рем.
Сегодня ночью она тихо постучала в его окно, ничего толком не объяснила, но попросила пойти с ней. Прошло несколько дней с того момента, как Рита вновь появилась в комнате у Рема. Родители еще не приехали и поэтому они вышли беспрепятственно. Гуляли до самого утра по парку, так и не сказав ни слова друг другу. Она в упор молчала и даже не смотрела на Рема, а он почему-то не решался ничего спросить. А потом Рем как-то само собой понял, что пришло время открыть рот.
- Да, - ответила она, - летаю, где хочу.
- Научишь?
Она быстро посмотрела на него:
- Нет.
И рассмеялась. Весело и задорно, да так, что вслед за ней рассмеялся и Рем.

Рема разбудил умопомрачительный запах кофе. Нет, скорее умоодурящий, подумал Рем и открыл глаза. Перед ним стояла мама с чашкой кофе в руках.
- Вставай, мой мужчина.
Рем видел, какая она счастливая, его мама. Улыбнулся. Хорошо, что он подарил им неделю вдвоем. Они вернулись вчера помолодевшие, загорелые и еще больше влюбленные друг в друга и в него, Рема. И ему так захотелось раствориться в этом теплом чувстве, окутавшем его при виде маминой улыбки, что он встал и нежно обнял маму.
- Ну, хватит, большой уже, - мама улыбнулась, - как ты тут без нас целую неделю?
- Болтался, - счастливо сказал Рем.
Переполнявшее его сейчас чувство, он знал, как-то связано с черноглазой девушкой по имени Рита. Ему хотелось обнять весь мир и он еще раз обнял маму.
- Да что с тобой? – она весело и радостно засмеялась.
В комнату вошел отец.
- Мам, пап, я так по вас скучал.

- Что это?
- Это солнце сквозь ладони. Правда, хорошо получилось? Правда, фотография теплом отдает?
Рита потрогала ЖК-дисплей карманного компьютера. На лице отразилось сомнение.
- Ну, наверное…
- Да точно говорю.
- А это? – движением пальцев она перелистнула на следующее фото.
- Это… - Рем запнулся, - это… я называю это фото «луч ветра в волосах».
- Играет прям волосок на волоске, - ее пальчик скользил по экрану, - а чье это фото? Кого фотографировал, в смысле?
Рем вспотел.
- Говори же, интересно, - она рассмеялась так искренне и так беззаботно, что Рем подумал, почему бы и не сказать.
- Это я девушку одну фотографировал.
- Ясно, - сказала она и быстро перелистнула еще фото, - … ого!
Рем не знал уже, куда и деваться.
- А как это фото называется? Как ты его называешь?
- К… капелька влаги на шее.
- Чьей?
- Той же девушки…
- Угу.
- Но…
- Что?
- Да нет, ничего…
- Ну, я пошла. Хорошо, что показал свои фото. Последние мне очень понравились.
Занавески легко колыхнулись, вбирая в себя легкое девичье тело.

- Привет.
Перед Ремом стояла высокая рыжеволосая девушка и без улыбки смотрела ему в глаза.
- Привет, Яна, - сказал Рем, с трудом выдерживая ее взгляд. Ладони моментально вспотели, руки зажили собственной жизнью – их почему-то не куда стало девать.
- Пропал совсем.
Руки в кармане джинсов.
- Дела, - неопределенно ответил Рем.
Руки за спиной. Да что же такое, куда же их деть? И глаза куда спрятать?
- Я видела тебя с девушкой. Красивая. Поздравляю.
- Слушай, это не то, что ты думаешь, - быстро заговорил Рем, понимая, что несет чушь, - просто, ну просто мы друзья. И она…
- Что? – она сощурилась, как от сильного ветра.
- Она умеет летать.
- Где она там у тебя летает? В твоей постели? – и уже не сдерживаясь, ударила его по щеке.
Сильно. Больно. Голова Рема дернулась, но почему-то стало легче.

- Знаешь, у меня есть мечта.
Они сидели на крыше. На небе была полная Луна, и родители думали, что он сейчас у друга.
- Какая? – Рита непроизвольно коснулась его руки.
- Только ты не смейся, ладно?
- Не буду.
- Обещаешь?
- Да точно говорю, - и прыснула.
Рем укоризненно посмотрел на нее:
- Тогда не скажу.
- И не говори, - и внезапно взвилась в воздух. Короткое платье, на миг наполнившись ночным воздухом, открыло взору Рема точеные ножки по всей их длине.
- Я свободна, понимаешь? – она зависла рядом с ним. – Летаю, где хочу, говорю, с кем хочу и ничто меня не связывает. И знаешь, эта легкость меня пьянит. Она кружит мне голову, эта эйфория. Будто все могу. Будто у меня есть все-все на свете и в тоже время – ничего.
Она сделала круг вокруг Рема, вытянувшись во весь рост и Рем уже не знал, куда девать глаза – весь его мир заполнило это тонкое тело, едва прикрытое легким платьем.
Она снова села рядом с ним.
- Ты ведь понимаешь меня?
Он молча смотрел на нее.
- Я летаю как птица. Даже лучше. Ты… ты был в облаке? Ого, там холодно и мокро и… еще раз холодно, - ее глаза блестели, больше похожие на две вселенные счастья, заполненные звездами радости. – Да и посидеть на нем нельзя. Можно просто повисеть рядом.
И тут он взял ее за руку. Впервые за все их время знакомства.
- Ты чего? – две вселенные наполнились искорками удивления, - жарко же.
И рассмеялась.
Он отпустил ее руку.
- Я хочу сфотографировать чудо, - сказал он неожиданно для самого себя. И тут же подумал, как глупо это звучит.
- Да? А какое? – теперь ее глаза походили на два черных блестящих озера.
- Ну… Я не знаю.
Сзади послышались шаги и скорее удивленный, нежели суровый окрик:
- Эй! Что вы тут делаете?
Рем обернулся. Резкий порыв ветра взметнул волосы со лба и распахнул ворот рубашки. Рядом уже никого не было.

Отец, конечно же, устроил допрос. Мама во все время разговора нервно теребила кухонное полотенце.
- Что ты делал на крыше девятиэтажки? С кем?
- Ты понимаешь, что это опасно? – мама укоризненно смотрела на него.
- С девушкой, - ответил загнанный в угол и обозленный Рем, - я что, не могу с девушкой погулять? Может, я люблю ее?
Фраза приобрела объем и повисла в воздухе. Засверкала.
От собственных слов у Рема аж мурашки по коже побежали и сделалось почему-то приятно. Как будто у этих мурашек нежные мохнатые и теплые лапки. Тихонько-тихонько бегают по его спине, пробуждая в теле доселе неведомые чувства.
Все это время, пока Рем понимал, что он сказал, отец и мама смотрели друг другу в глаза. А потом мама улыбнулась, и взгляд отца потеплел. Своей широкой ладонью он потрепал Рема по макушке, и они вместе с мамой вышли из кухни.

- Обязательства, они как нити. Нет, даже не нити, как канаты, толстенные корабельные канаты. Они связывают и держат. Они делают тяжелее. Как лишний вес. – говоря это, она не смотрела на него. Глаза жалобно подрагивали и в них стояло страшное Рему непонимание. Или даже сверхпонимание. Или что-то, что Рем еще не осознавал.
- Хочешь, я расскажу тебе, как стала летать?
Они сидели на троллейбусной остановке. Было шумно, людно, но Рем слышал и видел только Риту.
- Мои родители два года назад погибли, - она всхлипнула.
Окружающий мир Рема сузился до этого дрожащего создания, навис людскими потоками, рекламами и циничными улыбками. И Рему захотелось оградить ее от всего этого и он порывисто обнял девушку.
Теперь она смотрела на него.
- Мои родители погибли. Оторвалось то, что связывало меня с жизнью, с миром, со всеми, - быстро говорила она, - и я, наверное, выплакала все слезы, что у меня были. И вот тогда, тогда я полетела. Я почувствовала такую легкость в теле, что просто не могла стоять на ногах. Это случилось через месяц после похорон. Привычного мне мира не было. Все канаты, понимаешь, всё оборвалось и отпустило меня. Отпустило, отпустило, отпустило – она уткнулась ему в плечо.
Рем почувствовал, как намок рукав его рубашки.
Она снова посмотрела на него.
- Рем, не надо меня любить, - она впервые назвала его по имени, - нельзя. Понимаешь? Просто нельзя.
- Что? Что ты говоришь? – расширенными, обезумевшими глазами он смотрел на нее и не верил тому, что слышит.
Она отстранилась. Сделала шаг в сторону дороги. И побежала. В миг между ними образовались два бушующих потока машин. Как горные реки. Не перейти и не переплыть.
Рем пробовал что-то кричать ей. Она стояла на той стороне дороги, жалобно вытирая слезы, а потом повернулась и побежала прочь.
На миг время замедлило бег. Электронное табло светофора лениво отсчитывало секунды до зеленого света. Мееедленно восьмерка сменилась на семерку и, как показалось Рему, вечность канула в бездну, прежде, чем загорелась шестерка. А еще через шесть жизней зажегся зеленый.
Рем бросился через дорогу и тут же взвился в воздух…
Пронзительно завизжали тормоза. Машина, вильнув в сторону, серебристой кометой врезалась в троллейбусную остановку.
… Рем лежал позади машины. Светофор в обычном режиме считал секунды зеленого. Кричали люди.

Большое серое  неприветливое здание. Пахнет равнодушием и человеческой болью. Больница.
Рита решительно направилась к главному входу.
- К другу, - сказала она на вахте, сдала куртку в гардероб, напялила бахилы и поднялась на третий этаж.
Длинный пустой коридор, в середине которого стол медсестры. Горящая на столе лампа. И двери палат, уходящие в темноту. Где-то там он.
- Куда? – строго спросила медсестра.
- Я… я фамилию не знаю… мальчик у вас лежит, - Рита теребила в руках пакет.
Взгляд медсестры смягчился.
- Пустить я тебя не пущу. Посиди здесь, что ли.
Рита с минуту посидела на предложенном стуле. В коридоре было прохладно, несмотря на то, что на улице стоял август.
- Я тут ему апельсины принесла.
- Дура, нужны ему сейчас твои апельсины.
- А вы знаете, что с ним? И знаете, о ком я?
- Догадываюсь, - хмыкнула медсестра, - но все равно не пущу. Не положено. Нельзя. Покой ему нужен. Да и время не приемное. А апельсины давай, передам.
Рита протянула пакет медсестре, смутно догадываясь, что к Рему он не попадет.
- Только не говорите, что я приходила. Не надо, ладно?
- Ладно. Иди уже.
Рита вышла на улицу. Шел дождь.

За окном проносилась зима. Деревья, поля, какие-то заброшенные строения, занесенные снегом и казавшиеся от этого еще более заброшенными. Стук колес смешивался с голосом диктора в наушниках, вплетаясь своим потаенным смыслом в канву повествования. Рита давно потеряла ниточку сюжета и просто слушала, погружаясь в звуки. В этом было что-то особенное и невероятно прекрасное. Твердый мужской голос иногда делался мягким, и ей хотелось погрузиться в него, как в невесомый пух.
Она едет к родителям. Давно уже у них не была. Рядом на свободном сидении развалился Франки. Он каждые несколько минут открывал глаза и внимательно оглядывал пространство вокруг себя. А потом снова закрывал. Наверное, пытался скрыть, что на самом деле спит.
Слушая диктора, его голос, Рите вдруг захотелось услышать Рема. Чтобы он сказал «Привет» и этот «Привет», пройдя сквозь пространство посредством тысячи антенн, войдет в ее уши теплом и радостью. Спокойствием. И чтоб обязательно спросил, как у нее дела. И она скажет, как ей на самом деле плохо. Как давно она его не видела и не говорила с ним.
Франки лениво потянулся и томно посмотрел на хозяйку.
- Скоро приедем, дружок, - она потрепала его за ухом.
Поправила наушники. В этом что-то было – слушать аудиокнигу как музыку. Стук колес – это барабаны. Остальные инструменты и вокалиста олицетворяет диктор.
Подъезжая к очередной станции, электричка начала тормозить. На табло зажглась надпись с названием остановки.
- Нам пора, Франки, - Рита сняла наушники и выключила плеер. Натянула шапку и обвязала шею шарфом – на улице был мороз.
С шипением открылись двери.
Она знала, что обязательно сегодня поговорит с тем стариком, что встретила когда-то летом. Смотрителем городского кладбища. Обязательно будет пить с ним чай, а Франки положит свою умную голову ему на колени. И она обязательно расскажет, что произошло и попросит совета. Потому что больше не у кого спрашивать, а старик вроде хороший человек, он смеялся от радости, когда она показала ему, что летает.

- Знаешь же, как это бывает? – устало сказал Рем. За окном по дороге, занесенной вчерашним и сегодняшним снегом, катили машины. Светили фонари, шли с работы люди, окрыленные тем, что зима, наконец, началась. Уткнулся лбом в холодное стекло. – Врачи сказали, повезло.
- Со своим дурацким черным юмором?
- Ну, что-то вроде этого. Сотрясение мозга, перелом руки и двух ребер. Ну и ушибы. А водитель – насмерть. Какая-то железяка проткнула лобовое стекло, - по мере того, как он говорил, его голос стихал и на слове «стекло», ощущая холодное прикосновение, он совсем замолчал. Не договорил.
Он не мог понять, что же с ним происходит. Он много думал об этом, но каждый раз мысль ускользала от него, натыкаясь на воспоминания о Рите. Едва начинавшее разгораться солнце понимания тут же заходило за тучи. Одно он точно знал – ничего по-прежнему уже не будет. Никогда.
- Долго лечился?
Он молчал. Смотрел на людей с высоты восьмого этажа. Желтый свет фонарей полнил заснеженную улицу теплом и уютом.
- Слушай, зачем ты позвонила? – наконец, спросил он. С трудом и как-то надрывно. Словно слова весили каждый по тонне, и приходилось двигать их языком. – Столько времени прошло.
И неожиданно для себя начал говорить:
- Смотрю в окно. Идут люди. Играют в снежки дети. Едут машины. Знаешь, чего я хочу? Сфотографировать, как люди и снег идут в ногу. Вот прямо сейчас выйти под снег и сфотографировать. Как думаешь, получиться?
- Я больше не летаю, – сказала она в ответ.
Оба молчали. Оба об одном.

Река тихонько терлась льдом о бетонную набережную. Как о любимую и ненавидимую преграду. Просачивалась в маленькие трещинки, лаская и убивая одновременно.
- Представляешь, она позвонила? Прикинь?
- Та эфемерная девушка, которая летает?
- Она не эфемерная и она летает. Ну, то есть… летала.
Макс поставил пустую бутылку на парапет, но не успел ее удержать. Стекло звякнуло о лед, покатилось и закачалось в бассейне, образованном несколькими льдинами.
Рем усмехнулся:
- Я стою тут, пью с тобой пиво, говорю о ней. А она пиво не любит. И не любит, когда я его пью. А я люблю ее и иногда люблю пиво.
Макс ногой взрыл мерзлый снег у парапета.
- Ну и бред ты несешь.
Светили звезды. Пространство льда, усеянное трещинами и все в пятнах полыней, жило собственной жизнью. В серое марево замерзшей воды уходил и таял смех.

Тогда тот старик за чашкой горячего чая сказал ей:
- Решай для себя, что важнее.
- Я… я не знаю, - она смотрела в окно, почему-то не желая видеть его глаза, такие пронзительные и требовательные, - я хочу летать, как прежде. Везде-везде. Чувствовать себя птицей. И не чувствовать под собой ничего.
Франки тихо посапывал у электрической печки. За окном снова шел снег.
- И… я хочу быть с ним. Как тогда, когда… - ее щеки порозовели, и она торопливо заговорила, - он меня сфотографировал. Он фотограф. Фотографирует все-все и так, что в его фото видишь все время какой-то скрытый смысл, ну, как бы содержание…
Снова замолчала. Старик тоже молчал, делая глоток за глотком из парящей чашки.
- У него была девушка, но он с ней уже не… Я глупости говорю, да?
Старик улыбнулся и опять ничего не сказал.
- Просто… просто мне больше некому это сказать. Но я не знаю, что мне делать. Чем больше думаю о нем, тем мне труднее взлететь. Будто что-то держит и не пускает. И я знаю даже, что. А не думать я не могу и не могу не летать…
- Жалеешь, что встретила его?
- Нет, - быстро проговорила она и неожиданно для себя поняла, что и кому говорит. Еще больше покраснела. – Мне… мне нужно время.
Старик кивнул. От резкого порыва ветра задрожали стекла.

Спиралью уходили в глубину экрана и терялись в бесконечной малости пикселей фотографии. Можно было видеть несколько следующих и несколько предыдущих кадров под разными углами. Тот, который был сейчас – самый большой в центре экрана. Луч ветра в волосах.
Замерзшим и непослушным пальцем Рем нажал на угол экрана, где было малюсенькое изображение корзины. Посмотрел секунду на появившийся вопрос. Нажал «Да».
Было холодно. До жути. Цифровые часы в левом верхнем углу показывали пол третьего ночи.
Появился следующий кадр. Можно было увеличить. Пожалуйста. Нажми «Показать» и фото будет на весь экран. Снятое макросъемкой – капля кристально чистой воды. Если присмотреться, можно увидеть изображение улыбающейся рыжеволосой девушки, спроецированное на поверхность воды. Яна. Позапрошлая жизнь.
Холодный ветер пробрался под куртку и мурашками, испуганными и оттого решительными, загулял по телу. Рем вздрогнул. Внизу прогрохотал грузовик, освещая улицу дальним светом.
Рем съежился, но уходить в тепло квартиры не хотел. Стучали зубы.
Цифровая капля отправилась в корзину вслед за ветром. Вот они, файлы сохранения, думал Рем, загрузить которые уже нельзя. Да и не нужно. Оцифрованная жизнь. Вехи, поставленные собственной рукой. Миллионы маячков, оставляющих память. Рем поежился, но не от холода.
Добро пожаловать, сказал он сам себе, в новую жизнь.
Встал. Посмотрел с балкона на темную улицу, пустую в этот поздний час. На кпк вернул все удаленные файлы из корзины, сунул его в чехол. Размахнулся и хотел было уже кинуть его с высоты восьмого этажа, но передумал, вспомнив, что на компьютере осталась еще одна фотография, до которой сегодня он не дошел. Без названия. Просто под номером.
Ему не надо было смотреть это фото, он и так отлично помнил его. На нем была Рита.
Сунул кпк в карман и зашел в теплую приветливую темноту квартиры.

Пришла весна. Где-то вскрылись реки, где-то таял снег и летели с юга птицы. По двору дома, в котором жила семья Рема, растеклась огромная лужа. На второй день весны Рем сфотографировал в ней небо. Теперь на небе отпечатались мелкие палочки, кусочки листьев и трещины в асфальте.
Рем готовился сдавать экзамены. Вступительные. Времени, конечно, было море, но Рему казалось, что его не хватает. Он много фотографировал. Много читал. Мама советовала сесть за стол и взять ручку. Начать писать. На что он улыбался и говорил: я фотограф и выражаю мысли фотографией. А с каждым фото своя история. Каждая фотография – как рассказ. Но он знал, что очень скоро все же придется много писать. Он готовился поступать на факультет журналистики в одном из известных вузов. Документы с предыдущего места учебы он уже забрал.
Макс долго не мог понять, в чем дело. И Рем не мог ему толком объяснить, почему. Но был бесконечно благодарен, что тот был рядом в трудную минуту.
На кпк все старые фотографии он поместил в папку «просто фото». И когда кто-нибудь просматривал их и спрашивал, что это за снимки, Рем всегда с улыбкой отвечал: да так, просто. Просто они все с названиями, добавлял он. Те, кто его хорошо знали, видели в его глазах не только улыбку, но и с непонятным оттенком искорки.
Только одно фото лежало отдельно от других. Без названия. Просто под номером.

- Представляешь, я видел Яну с парнем, - сказал Макс.
Стоял жаркий августовский день. Они шли по улице. Рем только что сдал один из вступительных экзаменов и был в приподнятом настроении.
- Да? – он удивился, - мои поздравления.
- У тебя же с ней что-то было?
- Ну да, - Рем улыбнулся. «Просто фото» - сохранения из его позапрошлой жизни, покоились в памяти кпк, лежащего у него в сумке. Ключевым было слово «просто», - хорошая девушка, но, слава богу, уже не моя.
Некоторое время шли молча.
- Знаешь, я этого еще не говорил, но ты сильно изменился. Та девушка, что летает. Авария…
Рем улыбнулся:
- Может, к лучшему?
Они завернули в парк и присели на лавочку. Ярко светило сквозь листву солнце. На небе ни облачка. Одна синева.
- Пойду, что ль, пива куплю. Надо же отметить! – сказал Макс и направился к отрытому летнему кафе с пластиковыми столами и стульями.
Рем остался один. Ловил солнечные лучи на лице сквозь листву. Щурился. Будущее виделось неопределенно, но обязательно радужное. Прошлое лежало в сумке. А в настоящем перед ним стояла девушка в тоненьком коротком платье и миниатюрных кроссовках.
- Привет, - Рем не удивился. Он уже знал, как назовет ту фотографию, что была просто под номером.
Они смотрели друг другу в глаза, и каждый читал мысли другого. Один видел радость полета, чувство легкости и холод и влагу, когда влетаешь в облако. Она видела зимние ночные часы на балконе восьмого этажа, спираль фотографий, уходящую в прошлое. Он видел обрубки ее канатов. Некоторые перерезанные, некоторые просто рваные. Она видела грусть и понимание. Наступающую мудрость и спокойствие. Счастье. Мгновенное, просветляющее разум. Оставляющее слезы.
И оба прекрасно видели, что связаны между собой.

Макс вернулся, неся в руках две бутылки пива. На лавочке, где он оставил Рема, никого не было.
- Может, отошел куда? – пробормотал он, уселся и откупорил бутылку.
Действительно, погода была прекрасной.
Завибрировал мобильный телефон. «Принято новое ММС сообщение». От Рема. Макс удивился. Огляделся и загрузил файл.
На фото была девушка. Красивая, как может быть красива только мечта. И когда к Максу вернулось, наконец, дыхание, он понял, что девушка на фото летит.


                Декабрь, 2009