Быстрее всего время почему-то летит в субботу. Прихожу в контору часов в восемь или десять, в зависимости от того, что уже сделала в пятницу. Сажусь за компьютер… и стрелки защелкали. Правда, вскакиваю часто – плохо мне в однообразном положении думается. То чаю сбегаю налить, то расчесаться к зеркалу, то пообщаться с кем-нибудь… Потом случайно на часы гляну – ба, а уже четвертый час! Нет, ну как так? Но все равно домой по субботам я возвращаюсь не позже шести, а это еще очень рано. В будни обычно в девять-десять приезжаю. Нет, работа мне моя нравится, врать не буду, но она же меня выкручивает, выжимает просто, как прачка простыню после стирки. Вечером хватает сил только слабо поковыряться в маминой еде и доползти до кровати. А вот уснуть моментально – сил уже не хватает.
А еще по выходным у нас уборка. Ненавижу мыть пол. И все равно каждое воскресенье ползаю с тряпкой по всей квартире. Причем стоит мне начать заунывную процедуру, всем домашним срочно становится надо на кухню или в другую комнату – то есть прошлепать по мокрому линолеуму. Даже кота, скотину, как раз в такие моменты одолевает жажда. Скребу пол у него под тарелками, а он с одной стороны зайдет, с другой – ну срочно попить надо! Я прям до психа завожусь.
А с понедельника – трудовые будни. Те самые, когда я домой в десять приезжаю. Утром встаю и судорожно начинаю придумывать наряд. Надеваю юбки, джинсы, кофтенки в разных комбинациях и нервно срываю все это перед зеркалом. Хотя нет, еще раньше этого я мою голову. Тут тоже весело, потому что примерно к одному времени у нас уходят папа, брат и я. И всем, конечно, надо в ванную. Брат на правах школьника попадает туда без очереди, когда проснется. Однако часто, когда я уже спокойно намыливаюсь, сквозь пену слышу стук в дверь – наш мелкий регулярно забывает на батарее свои носки, без которых не может идти учится. Помню, как-то утром он ушел в школу – а она у нас находится буквально в пяти минутах ходьбы – и через десять минут вернулся обратно. На вопрос мамы: что случилось? – невозмутимо ответил: да я чего-то ступил. В смысле, стормозил. Ну, дошел до школы, почему-то подумал, что опаздываю на урок, и решил не ходить. Я не опаздывал, но это уже потом понял, когда назад вернулся. Это младший у нас всегда такие байки сочиняет, когда накануне уроки лень было делать.
Так вот, наконец, вымыла голову и выбираю наряд. Сначала вспоминаю, куда я сегодня поеду. Если в поля – тогда у меня есть древние джинсы и спецсвитер. Если командировка больше чем на день – тогда те же джинсы и другой свитер. Если официаловка какая-нибудь – есть одни приличные брюки и другой приличный пиджак. И юбка есть, не очень приличная. Кстати, у меня очень много сумок и сумочек. Это мой маленький пунктик. Почти к каждой паре обуви я покупаю новый ридикюль. Конечно, из искусственной кожи, зато их много.
На работу еду на маршрутке или на папе. На маршрутке чаще, на папе интереснее. Если начинаем говорить на тему, с которой мне предстоит в этот день работать, то из машины перед конторой я выскакиваю, как пробка из бутылки – накрученная, пропитанная проблемой насквозь, злая. Первому, кого я встречаю, не везет – я говорю ему какую-нибудь колкую гадость и бегу дальше. Человек даже ответить не успевает.
Если в маршрутке – то часто засыпаю. Могу вообще проехать свою остановку. Однажды села так вперед к водителю, а он оказался традиционно не русским, и задремала. В середине пути он меня позвал: Дэвушка! Тэбе гдэ выходыт? Я ответила. Вот! – сказал он, - я тэбэ будыт буду! Надо ли говорить, что больше я не уснула – ведь черта с два предугадаешь, как он начнет меня «будыт».
На работе все курят. Почти все. Мне даже обидно бывает, потому что в курилке обсуждаются жутко интересные и полезные вещи, которые надо бы знать. Правда, в последнее время я уже как-то приспособилась, и когда мне надо, в курилке могу находиться свободно. Кстати, та самая курилка – это крохотный балкончик в конце коридора. А рядом – дверь в мужской туалет. Там тоже курят, и тоже все. Иногда директор нашей компании устраивает рейды по курильщикам, в основном, его интересуют девушки в мужском туалете. Он отбирает у них зажигалки и отдает потом непосредственному старшему, и обещает лишить премии. Наши девицы ругаются грубым матом и ходят забирать свои причиндалы. Однако на самом деле премии пока никого не лишали.
Девки у нас на работе как на подбор круглолицые, с прямыми волосами. Все – с интересным прошлым или личной жизнью. Несчастные красавицы такие. А мужики – не красавцы, зато с более-менее налаженным семейным бытом. Так, чтоб все у одного было – у нас нет.
Начало дня тянется, а вечер наступает моментально. Я даже не успею заметить, как солнце садится. Было светло, а вдруг бац – и уже вечер! Устаю жутко, хоть на работе ночуй. Кстати, некоторые и ночуют, бывает. А днем постоянно кто-нибудь спит в комнате отдыха, но там все время хлопают дверью и греют чайник. Я когда в последний раз пыталась там подремать, меня за двадцать минут разбудили трижды. Два раза сбили какие-то сны, гады.
Возвращаюсь домой или на маршрутке, или на дежурной машине. На дежурке весело, но долго. Пока развезут всех, кто живет ближе меня, я уже тихо с ума начну сходить. Особенно если едут домой подвыпившие мужики – а есть у нас цех один, где почти все мужики пьют – то это будет вообще незабываемо. Смешно.
Дома мама спрашивает: Где ты была? Говорю: На работе. Мама поворачивается к папе и грустно так: Слушай, так мы ее замуж никогда не выдадим. Вот уж точно. Когда тут замуж, если времени не хватает по магазинам прошвырнуться и с подругой посидеть. Тут уж не до замуж.
Вечером, долго засыпая, перевариваю ужин и прошедший день. И снова делаю вывод: и сегодня ничего не изменилось. Надо будет завтра все поменять. А потом наступает завтра, и снова я мою голову, подбираю водолазку к штанам, и подаю брату через приоткрытую дверь ванной его влажноватые носки…
апрель 2008