Схватки у Нины начались ночью. Уже в машине скорой помощи у неё отошли воды. Степнову пришлось подложить под неё свою новую китайскую куртку. Нина, крепко сжимала руку мужа и успокаивала его, машинально твердя:
- Мне совсем не больно. Схваток ещё нет. Мне ещё не больно. Схваток ещё нет…
Иван сопровождал жену до самого роддома и хотел остаться до утра, но врач-акушер с не выспавшимся лицом прогнал его прочь:
- Не путайтесь под ногами! Без вас тошно! Завтра родит – позвоним. Оставьте сестре номер рабочего телефона.
Поселковый роддом размещался в деревянном строении, больше похожим на старую полуразвалившуюся дачу, чем на больницу. Он стоял рядом с такими же деревянными развалюхами: собственно больничным (двухэтажным) зданием и хозяйственными постройками внутри покосившейся деревянной ограды.
Палаты в больнице были всегда набиты больными, дружно курящими возле открытых окон летом и на лестничных клетках зимой. Кроме табака сплочённый больной коллектив подбадривал себя дешёвым портвейном, который продавали в магазине напротив.
Однажды Иван попал в эту больницу с приступом почечной колики. На всю жизнь запомнилась ему самоотверженная работа местных врачей, забывших его в распростёртом виде на холодном столе в приёмной. В палату его доставили уже без почечных колик, потому что спина у него замёрзла и потеряла чувствительность. Спасли его от воспаления почек сердобольные соседи по палате, плеснувшие ему в стакан с крепким горячим чаем медицинского спирта, купленного по случаю у дежурной медсестры. Иван, охмелевший от горячительного напитка, подался в туалет, но там, подскользнувшись на мокром и скользком полу, чуть не сел голой задницей мимо ржавого унитаза. Когда он всё же попал на покривившийся унитаз, то усидеть на нём, а не только справить нужду было крайне трудно. Иван упёрся руками в стенки узкой комнаты туалета и, как гимнаст-олимпиец, продержался до нужного момента.
«В родильном отделении должно быть лучше», - успокаивал себя Иван - Женщины – они горластые и побоевитее мужиков, когда дело касается их личных удобств».
Утром Ивану сообщили из больницы, что можно приезжать. Жена родила! Девочку!
Нина стояла в окне родильной палаты и заплакала, увидев Ивана. Всхлипывая, она пожаловалась мужу на боль в грудях. Успела где-то подхватить воспаление. Вид у неё был измученный и несчастный.
«Бедная Нина! - сам едва сдерживая слёзы, подумал Иван. - Как женщинам приходится страдать, рожая детей! Мне повезло, что я мужик».
Иван, как мог, успокаивал роженицу, но слова его звучали не убедительно. На свете не существовало таких слов, которые могли бы утешить женщину, окончательно расставшуюся с беззаботной молодостью. Слёзы Нины имели двойное происхождение: от родовой боли и от свершившегося факта появления на свет существа, которое теперь заполнит всю её жизнь. Родовая боль забудется, так устроено природой, а беззаботная молодость улетит навсегда прочь, прощально помахав крылами.
Иван, согласно обычаю, выкупил Нину с ребёнком из роддома через несколько дней, преподнеся врачам и медсёстрам подарки: шампанское, яблоки-апельсины, торт, коньяк, вино и баночку камчатской икры, присланную мамой. Девочку назвали Светланой. При регистрации в сельском Совете родителям выдали свидетельство о рождении ребёнка и памятную медаль с Медным всадником на розовом фоне, подтверждающую рождение человека на земле ленинградской.