Le Decadence

Теодорик
Использованы стихи Charles Baudelaire из сборника Les fleurs du mal.

Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают;
Нас угрызения, как пытка, услаждают,
Как насекомое, и жалят и язвят.

Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
За все сторицею себе воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости омыв свой путь позорный.

- - -

Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье,
Оно поглотит мир одним своим зевком!

То – Скука! – Облаком своей houka одета,
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель лжец, мой брат и мой двойник,
Ты знал чудовище утонченное это?!

Опиум затуманивал мозг точно так же, как дым, выдыхаемый после из легких, заполнял комнату. Глаза начинали слезиться из-за сладковатых испарений, капельки пота скатывались по волосам, заставляя их слипаться с мертвенно-бледной кожей лица. Синяки под глазами и осунувшееся лицо особенно сильно напоминали лик смерти в этом тускло освещенном помещении. Должно бы отталкивать, но наоборот притягивало. Так, наверное, и должна выглядеть смерть: отталкивающе-притягательно.
Мне в который раз становилось плохо от этого удушливого дыма, который пробирался глубоко, в саму мою сущность, даря бесконечное удовольствие, взамен выпивая из меня жизненные соки. Но мне хотелось больше и плевать на тошноту.
- Граф, вас ожидают в покоях.
Голос моего слуги донесся из какой-то глубокой ямы, как будто он находился от меня в сотнях километров, но в то же время так близко, чтобы заставить дребезжать мой мозжечок. Клянусь, я почувствовал эту дрожь внутри черепной коробки.
Отмахнувшись, я отвернулся в сторону огромного полотна ручной работы, привезенного когда-то очень давно из Индии моим дедом. Закрыв глаза, я попытался поймать ускользающее удовольствие за хвост, но не успел – оно уже было далеко, а меня начинало тошнить сильней от удушья и боли в районе грудины. Приняв вертикальное положение, я попытался заглушить подступающую к глотке ком. Пот продолжал литься с меня ручьями, словно меня окунули только что в воду.
- Джо! – послышалось со стороны двери, а передо мной появились нечеткие очертания моего приятеля. Я снова стал моргать, чтобы сфокусироваться на силуэте, но попытки не удавались. Упав на гору шелковых подушек, я закрыл глаза.
- Ты отвратительно выглядишь, - Эдд сел рядом с моим ложе на пол и, судя по всему, начал меня рассматривать, - у тебя рубашка промокла насквозь!
- Отстань, - откинув антикварную трубку в виде дракона в сторону, я скинул на пол пару подушек, надеясь задеть и своего наблюдательного приятеля, - что ты хотел?
- Мы договорились встретиться, чтобы вместе пойти в гимназию.
- А сколько времени? – я резко распахнул глаза, расширенными зрачками смотря на потолок и по-прежнему видя лишь туман. Тошнота поступила так близко к горлу, что мне стало трудно дышать, а в душу закралось беспокойство, которое росло все сильнее.
А потом я ничего не помню. Кажется, упал в обморок или просто дыра в памяти, у меня такое в последнее время бывает часто. Очнулся я уже без рубашки, все еще на своем привычном ложе и меня сразу же стала бить сильная дрожь. Хорошо, что хотя бы вернулось зрение и я увидел встревоженного приятеля, нависающего над моим телом.
- Живой, - прохрипел я, вцепившись пальцами в плечо Эдварда и поднявшись. Сил едва-едва хватит добраться до душа, что уж говорить о гимназии, в которую надо было попасть обязательно, - потащишь меня на себе, я должен сегодня быть на учебе кровь из носа.
- Это у тебя получится в прямом смысле слова, - приятель искривил губы в ухмылке, взглянув на мою голую грудь, по которой скатывалась рубиновая капелька крови. А я моментально схватился за нос, ощущая под пальцами теплую жидкость, - прекрати курить опиум.
- Ага, - хмыкнул я, с трудом поднимаясь на ноги, - пошли, поможешь одеться. На душ времени нет.
Прижавшись спиной к стене, я стянул с себя штаны, направившись к гардеробной. Мы с Эдвардом были знакомы всю мою сознательную жизнь и я уже не стеснялся его взгляда на своем нагом теле.
- Граф желает чаю? – слуга чуть наклонился вперед корпусом, ожидая моих распоряжений.
- Граф желает рома, - я с усмешкой вышел из гардеробной, уже находясь в более-менее приемлемом состоянии, хотя, по-прежнему бледный, - но не перед учебой, сегодня мне нужна светлая голова.
- Ты бы подумал об этом перед тем, как курить, - Эдвард, натягивал на пальцы замшевые белые перчатки, поправляя свой укороченный китель черной гимназийной формы.
Тем же самым я занялся напротив зеркала в полный рост в гостиной, после того, как наспех впихнул в себя завтрак.
- Таких как мы надо трахать с утра до ночи таким, например, как наш преподаватель по искусству, - я звонко рассмеялся, завязывая галстук-бабочку на шее.
- А ты только об этом и мечтаешь, - Эдд встал рядом, скидывая со своих плеч невидимые пылинки.
- Сам посуди, - я обнял своего друга за талию и положил свою голову на его плечо, - Скажи, откуда ты приходишь, Красота? / Твой взор – лазурь небес иль порожденье ада? / Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста, / Равно ты радости и козни сеять рада…
Похлопав Эдварда по мягкому месту, я снова рассмеялся, спешным шагом направившись к слуге, который уже приготовил мою шляпу и трость – что тоже было неотъемлемой частью гимназийной формы. А во дворе нас ждала легкая упряжка, готовая к отправлению.
Мы естественно опоздали, правда, ненадолго. Войдя в главное здание гимназии, по обыкновению как можно громче распахнув дверь и сияя улыбкой на лице, мы попали как раз на утреннюю линейку для младших классов. Это когда все юные мальчики, еще не познавшие истинной низменной похоти любви, выстраиваются в ряд, пестря в глазах белыми гольфами и маня пухлым румянцем щек. А потом еще удивляются, почему в гимназиях для мальчиков столько содомитов.
Я низко поклонился директору, который как обычно сморщился при моем появлении, и послал воздушный поцелуй одному из молодых семинаристов, который смущенно почесал свою переносицу и отвернулся.
- Мистер Дерингтон, у вас сегодня решающий день, а вы смеете опаздывать. Вам плевать на гимназию? Так зачем же заставлять учителей делать поблажки, уходили бы сразу, - директор, тучный лысый мужчина с пышными усами, закрывающими полностью верхнюю губу, подлетел ко мне с невообразимой для его тела скоростью.
- Что вы! Я хочу остаться в гимназии и как раз направляюсь в кабинет для экзаменации, - я улыбнулся от уха до уха, смотря на директора и вертя в руках трость, что само по себе было довольно нахальным жестом в глазах одного из «начальства» школы.
- Надеюсь, тебя выкинут отсюда пинком, - прохрипел он, отворачиваясь снова к линейке мальчиков.
- Я вас тоже люблю, - громко чмокнув внутреннюю сторону своей ладони, я послал этот поцелуй в спину директора, а потом, сделав реверанс, повернулся на каблуках и пошел в сторону кабинета, где меня ждали учителя для принятия решения о моем будущем в этой гимназии.
Распахнув дверь без стука, первое, за что уцепился мой взгляд, было то, что в углу сидел мистер Бишоп. И если мы были мечтами любых педофилов, то он был мечтой… а, к черту выдумывать, он просто был моей мечтой. Недосягаемой и неприступной. К тому же женатый и с милым ребенком 5-ти лет отроду. Ну что ж, любому поэту нужны недосягаемые идеалы, чтобы находиться в блаженстве мечтаний и бесконечно творить.
- Джонатан Дерингтон, не стоило бы опаздывать в такой ответственный день, - проговорил старший воспитатель, смотря на меня исподлобья сквозь линзы своих очков.
- Вы не поверите, но тоже самое я сейчас услышал от директора, - я усмехнулся, заняв место напротив комиссии учителей. Закинув ногу на ногу, я расслабил свою бабочку, кинув шляпу на стол, рядом приставив трость, - что меня ждет? Письменная аттестация, или устный опрос?
- Мы решили, что устный опрос поможет быстрее нам с вами распрощаться.
- Отлично. Меня здесь, смотрю, все любят горячей любовью. Стоит ли вообще тратить время на опросы или лучше сразу собрать вещички, - я улыбался, строя из себя невинную овечку.
- Мистер Дерингтон, мы не видим за что вас можно любить. Вы дебошир, увлекаетесь современной запрещенной литературой, посещаете неформальные общества, развеиваете среди гимназистов бунтарский дух и так далее, - преподаватель математики скользил глазами по какому-то списку.
- Там собраны все мои недостатки? Можно я посмотрю? – я протянул руку.
- Прекратите выделываться, это уже не входит ни в какие рамки! – старший преподаватель крикнул, а вена на его лбу неприятно взбухла, - приступим к опросам. У вас три права на ошибку. Чтобы потом не обвиняли меня в том, что я вам не дал шанса.
Я пожал плечами, молча следя за тем, как все преподаватели начали доставать какие-то папочки с кучей бумажек и листать, листать, листать… Если бы я не отвлекся на пейзаж за окном, то сошел бы с ума от этого звука. Я абсолютно не нервничал, потому что был на сто процентов уверен в своем уме, который у меня был что надо. И если бы не моя врожденная лень и не увлечение развратной жизнью, я бы, наверное, был гением.
А потом посыпались вопросы, все вперемешку из разных областей знаний. Математика перемешивалась с гуманитарией, медицина с культурой. Через полчаса блиц-опросов я почувствовал, что у меня из уха начал вытекать мозг. Слишком реальное ощущение…
- Джонатан! – голос мистера Бишопа эхом ударился мне в голову и как-то странно прошелся по нервам. Я с непониманием посмотрел на него, а он уже поднялся с места и подошел ко мне, протягивая свой платок, - у вас кровь.
Мистер Бишоп приложил свой платок к моему уху, а мое состояние стало резко ухудшаться. Вся комната стала шататься, конечности потеряли чувствительность, и меня стало тошнить. На этот раз я не смог сдержаться и оставил сегодняшний завтрак на столе прямо напротив старшего преподавателя. А после я снова грохнулся в обморок. Темно. Долго было темно.

Снова первое, что я увидел перед глазами, стал дорогой Эдд. Он нахмурившись смотрел на меня сверху вниз, держа в руках мой китель, шляпу и трость с перчатками.
- Идиот, придурок, псих, - до меня стал доходить смысл бурчания Эдварда и я рассмеялся. Посмотрев в другую сторону, я заметил мистера Бишопа и старшего преподавателя, который что-то вычерчивал на бумаге.
- Вы очнулись? Прекрасно, - прохрипел он, смотря на меня, - к моему сожалению, не смотря даже на ваш обморок, вы набрали нужное число баллов, чтобы остаться в гимназии.
Передав мне бумагу с подписью, он откланялся и даже пожелал мне скорейшего выздоровления, выйдя из кабинета.
- Вам надо провериться у врача, Джонатан, - мистер Бишоп, пригладил свою и так идеальную прическу, а я почувствовал резкое возбуждение, сразу же попытавшись перевести свои мысли в другое русло.
- Я здоров, это всего лишь утомление, - прохрипел я, поднимаясь на ноги и оценивая, насколько испорчена рубашка кровью.
- У вас пошла кровь из уха. С этим не шутят. Вдруг у вас проблемы с мозгом, - мистер Бишоп поднялся, застегивая пиджак и направляясь к выходу, - берегите себя. Вы невероятно талантливы, но пока об этом не догадываетесь, - он улыбнулся.
Черт, черт, срочно холодный душ.
- Спасибо, мистер Бишоп, я буду внимательней впредь, - спрятав свое возбуждение за документом, я опустил глаза к полу, дождавшись, пока учитель наконец-то уйдет и перестанет меня смущать.
- Только не говори мне, что… О боже, только не он. Кто угодно, но только не он, - Эдвард прикрыл глаза.
- Мне все равно ничерта не светит. Это мой недостижимый идеал. И мне ничего не мешает хотеть его. И ты не мешай, - я забрал свой китель, сразу же одев его, перчатки шляпу и трость я взял в руки, - кто бы еще говорил. Ты трахаешь замужнюю мамашу.
- Не смей так говорить, - Эдд разозлился, отвернувшись и направившись к выходу, - больше ни слова.
- Ты не лезешь в мою постель, а я не лезу в твою. Все просто, - я пожал плечами, выходя в коридор, в котором туда-сюда мельтешили юноши разных возрастов, но в одинаковой темной форме гимназии.

Тем же вечером в мою скромную обитель был вызван врач, которого я ждал за чашкой горячего бурбона. Меня снова стало колотить и я тщетно пытался согреться с помощью алкоголя.
- Граф, к вам врач. Мистер Элиот, - слуга откланялся, впуская в столовую статного и довольно-таки привлекательного мужчину средних лет. У него была густая, ровно выбритая борода. В руке он нес пузатый кожаный саквояж, от которого мне стало не по себе.
- Здравствуйте, доктор, - я поднялся и протянул руку для приветствия, указывая на диван чуть позади обеденного стола.
- Мистер Дерингтон, - доктор пожал мою хрупкую ладонь, усаживая меня на диван, а сам поднес стул, разместившись на нем, - разденьтесь, пожалуйста. Мне надо вас осмотреть.
Я снял свой халат и рубашку, оставшись в белых домашних брюках. Меня по-прежнему колотило, а вены на руках сильно выступили, образуя странные узоры. Мистер Элиот стал ощупывать каждый участок моего тела, слушать легкие, рассматривать зрачки, после разрешил одеться.
- Вы увлекаетесь каким-нибудь наркотиком, мистер Дерингтон? – он говорил спокойно, будто совсем не о запрещенных вещах.
- Да, - не было смысла что-то скрывать от специалиста, который способен прочитать тебя как книгу, - опиум.
- У вас физическое истощение, не хватка нескольких групп витамин. Отсюда головокружения, постоянная усталость и кровь из носа и ушей. Я выпишу вам комплекс витаминных препаратов, а так же пропишу средство, которое поможет избавиться вам от вашей пагубной привычки. Вы еще молоды и у вас есть шанс, - доктор спрятал инструменты в саквояж, поднявшись, - я вышлю вам рецепты и рацион приема.
- Может быть присоединитесь? – я указал на стол.
- Нет, благодарю. Много дел, мистер Дерингтон. Если снова пойдет кровь из ушей – вызовите этого врача, - он протянул мне листок, на котором был написан телефон, а чуть ниже было подписано «хирург».
- Хирург?! Зачем мне хирург? – я даже выкрикнул от удивления, уронив халат на пол.
- Он специалист широкого профиля. А кровь из ушей может быть показателем опухоли мозга, - снова спокойно и без малейшей эмоции сказал доктор, проходя к коридору, - до свидания, мистер Дерингтон. Желаю вам поправляться.
- Спасибо, - я рассеянно задел прядь волос за ухо, смотря куда-то в паркет. Опухоли мозга мне еще не хватало. Но была бы у меня опухоль мозга, мне бы было очень плохо. А мне ведь не плохо. Все ведь хорошо.
Я налил себе еще бурбона, отправившись в спальню и тщетно пытаясь уснуть с тревожными мыслями.

- А это значит, что теперь я могу предаться всем страстям жизни в полной мере, - я распростер руки в сторону к небу, и закрыл глаза, подставляя лицо ветру.
- Ты способен думать о чем-нибудь кроме жизненных страстей? – Эдвард скрестил руки на груди, сидя на скамейке под раскинувшейся листвой ясеня.
- Ты не понимаешь, Эдд, теперь мне будут прощаться любые поступки. Когда я при смерти, - я улыбался, словно маньяк.
- Очнись, идиот. Ты может скоро умрешь. Да и сил у тебя хватать не будет на поступки и страсти, - Эдд не улыбался, сурово смотря в мою сторону. А я театрально запахнул белое пальто, присев рядом с ним и положив руку на его плечо.
- Господи, кто же за тобой присмотрит после моей смерти, - я закрыл свободной рукой глаза и начал притворно плакать.
- Хватит. Мне не смешно, - Эдвард поднялся, отойдя на шаг назад, - сколько ты раз был при смерти и до сих пор не боишься?
Я вздохнул, достав из внутреннего кармана портсигар с сигариллами и зажигалку с фамильным гербом моей семьи, - поэтому и не боюсь, - прикурив сигариллу, я отвернулся в сторону огромного сада, большая часть которого принадлежала гимназии. Я перестал улыбаться, вспоминая, сколько раз меня откачивали и сколько раз у меня останавливалось сердце. Я усмехнулся, выдохнув дым и снова посмотрев на своего встревоженного приятеля.
- Не надо с этим шутить, - проговорил он мягче, снова садясь рядом и беря сигариллу из моего портсигара.
- Еще ничего не известно. Может быть я здоров! – я улыбнулся.
- Ну да, как же, - Эдд оценил мои впавшие глаза, синяки под ними, бледно-белую кожу, - ты давно смотрел в зеркало?
- У меня классическая аристократичная внешность, - я откинул прядь волос с лица и рассмеялся.
- Чертовски больного аристократа, - приятель покачал головой, устало вздохнув.
Я резко поднялся, выкинув незаконченную сигариллу в сторону и навис над Эдвардом, прижав того к скамье.
- Хватит страдать и хоронить меня. На следующей неделе я устраиваю вечеринку, будем веселиться, несмотря на заключения хирурга - Я резко отстранился, подкинув к себе трость и упершись на нее.
- Ты когда-нибудь устанешь от себя? Я вот устал. Тобой нельзя злоупотреблять – начинает болеть голова, - Эдд поднялся со скамьи, похлопал меня по плечу и медленно направился в сторону зданий гимназии.
- Именно, я как наркотик. У вас у всех будет нестерпимая ломка, когда я умру.

- У вас опухоль мозга, мистер Дерингтон. К сожалению, злокачественная.
Хирург смотрел на меня с плохо скрываемым сожалением, а я нервно разминал пальцы. Все же до самого конца я надеялся, что все обойдется, с другой стороны, что мне еще было ждать после такого интенсивного разложения своей жизни собственными же руками.
- А сколько? – я нервно сглотнул, смотря на свои руки, которые стали резко потеть.
- Около полугода. Активной жизни и того меньше, - доктор вздохнул, отойдя в сторону своего стола и начав заполнять какие-то бумаги, - я выпишу вам лекарства, которые избавят вас от боли.
- Не надо. Я увлекаюсь опиумом, думаю, он мне поможет, - я попытался улыбнуться, но не смог.
- Боюсь, что опиум может лишь усугубить болевые ощущения после, мистер Дерингтон. Я бы вам настоятельно советовал бросить эти пагубные привычки…
Я зло расхохотался в лицо врача, закинув ногу на ногу.
- Я скоро сдохну, так что мне терять уже нечего и пагубных привычек отныне будет больше.
- Никто не говорит про потери. Вы просто будете испытывать дикую боль. Но решайте сами, - хирург протянул мне пару бумажек с рецептами и своей росписью, на которые я даже не взглянул, спрятав тут же в карман, - вам бы следует нанять медсестру, которая будет следить за вами.
- Вы издеваетесь? Я в состоянии сам за собой следить. И до конца жизни буду в состоянии, - я резко поднялся, а в голове что-то заскрежетало и меня повело чуть в сторону.
- Вы, видимо, не до конца понимаете, с какой болезнью будете жить эти последние полгода, - хирург снял очки и посмотрел на меня, как отец смотрит на сына перед отправлением на войну.
- Мой дух не сломить, - я усмехнулся, одев шляпу и отсалютовав, - au plaisir, доктор.

Меня, как некстати, начало трясти, а холодный пот покатился по спине. Я смотрел на мистера Бишопа и нервно кусал свои губы. Сказать или не сказать? Мне же нечего терять, я все равно скоро умру…
- Джонатан? – учитель поднял на меня не понимающий взгляд, держа в руках тетрадки и находясь от меня на расстоянии вытянутой руки. Меня дурманил запах его дорого одеколона, который заглушал запах от пропитавших уже меня насквозь лекарств.
Я вздохнул, сжав пальцы рук в кулаки и сделал шаг навстречу. Приподнявшись на мысках, я поцеловал объект своего вожделения в губы, после отойдя снова назад и смотря в его глаза. Мне стало даже любопытно, что сейчас будет и чем это закончится. Молчание тем временем затягивалось, сильно затягивалось. Боже, неужели к этому красавчику еще никто из гимназистов не приставал? Не верю. Так почему же он молчит?
- Я лучше пойду, - наконец, нарушил я тишину, забрав учебники и в последний раз вздохнув полной грудью незабываемый аромат его одеколона.
- Да, - выдавил из себя мистер Бишоп, садясь на стул.
Я поспешил выйти из его кабинета, бегом направившись на улицу, где меня ждал экипаж. По дороге домой я испытал уйму ощущений: сначала стыд, потом я рассмеялся, потом испугался того, как появлюсь в следующий раз на глазах учителя, а потом стал думать о случившемся, как об интересном опыте.

- Я его поцеловал, представляешь? – я искренне смеялся, хотя этот смех и отдавал чем-то нервным и встревоженным. Налив себе коньяка, я уселся в огромное кресло напротив камина.
- А он что? – Эдвард лишь слабо улыбнулся, явно находясь ни в лучшем расположении духа и не разделяющий со мной моего веселья.
- Ничего! Вообще ничего. При нашей следующей встречи мне будет стыдно, - я глотнул коньяк и сморщился.
- Тебе не бывает стыдно, - Эдд поставил свой уже пустой бокал на столик неподалеку, поднявшись со своего кресла и отойдя к шкафчику, который был теперь полон всевозможных баночек с лекарствами, в которых я, честно сказать, смысла не видел.
- Вот, выпей, - он протянул мне какие-то таблетки, которые я послушно проглотил. Мне было плевать на эти таблетки и терапию – все равно скоро отойду в мир иной. Главное, как можно дольше оставаться на ногах, что становилось все труднее. Меня почти всегда шатало, часто тошнило, мои одежды всегда были мокры от холодного пота, а сам я был похож на скелет. Даже взгляд уже был тусклый, не то, что раньше.
Эдвард переехал ко мне в имение, чтобы следить за моим медицинским рационом. Я, конечно, протестовал, но потом смирился. С другой стороны, я прекрасно понимал, что без него не стал бы пить таблетки, заперевшись в своей комнате и выкуривая опиум до той степени, пока не окажусь в другом измерении, оставив бренное больное тело здесь. Вообще-то это интересная идея, надо будет над ней поразмыслить чуть позже.

Вечеринки, которые я устраивал у себя в имении, славились на всю округу своим безумием и размерами. Я мог поднять на уши всех, без греха для своей репутации. Подобные мероприятия отдавались аристократическим шиком, что безумно нравилось всем мои приятелям-старшеклассникам из гимназии, среди которых было мало точно таких же, как я титулованных особ. Тем более с таким не знающим границ характером.
Сегодня были приглашены почти все гимназисты старших классов, алкоголь лился рекой, а испарения опиума расходились по всей округе. Я был в центре внимания, веселясь больше чем остальные.
Наркотик снова затуманил мне сознание, и я развалился на подушках, рядом с какими-то мальчишками, которые стали мне что-то рассказывать. Я не слушал, начав пить шампанское прямо из бутылки.
- Хватит, тебе отдыхать надо, - с другой стороны послышался назидательный шепот и я даже понял, что он принадлежит моему другу.
- Отдохну на том свете, - я выкрикнул это, выкидывая пустую бутылку к ногам и берясь за следующую.
- Прекрати, черт возьми, - Эдвард выкрикнул, нависнув надо мной, а все, находящиеся поблизости гимназисты, уставились на нас, - Вы, кстати, знаете, что это прощальная вечеринка?
Эдвард обратился ко всем громко и четко, чтобы смысл его слов дошел до каждого.
- Последняя? Джо, ты уезжаешь? – один из юношей приподнялся на локтях, смотря в мою сторону.
- На тот свет, - гаркнул Эдвард, а я почувствовал резкий приступ ненависти к своему приятелю.
Поднявшись на ноги, я вцепился пальцами в плечи Эдварда и посмотрел в его глаза, чувствуя, что все взгляды присутствующих сейчас направлены на нас. Все ожидали объяснения, которого они не получат. Надо лишь перевести вечеринку в другое русло, а это без проблем.
Я неожиданно впился в губы своего друга страстным пьяным поцелуем, а гимназисты стали одобрительно улюлюкивать, сразу же позабыв о том, что говорил Эдд. Как просто обмануть внимание пьяных, возбужденных юношей. Отлепившись от губ Эдварда, я получил от него звонкую пощечину. После, пошатнувшись, я упал обратно на подушки, закрыв устало глаза. Меня колотило - опять приступ. Но я не собирался сдаваться, приманив пальцем к себе одного из симпатичных юношей неподалеку.
- Хочешь меня? – прошептал я ему в ухо и, не дожидаясь ответа, начал приставать. К черту боль, мне осталось слишком мало жить, чтобы лишать себя удовольствий.

Проснулся я от дикого холода, от которого меня трясло больше чем обычно. Повертевшись в разные стороны, я попытался приподняться на локтях, чтобы оценить окружающую ситуацию. Плюхнувшись обратно на подушку, я почувствовал что-то мокрое и ледяное у себя под головой: вся подушка и край одеяла была в крови. Это снова из уха.
- Граф, добрый день, - слуга тихой поступью подошел к моей кровати и поставил передо мной небольшой столик с едой, напитком и несколькими таблетками, - я сейчас поменяю, - он тревожно посмотрел на окровавленную подушку, уже протягивая к ней руки.
- Не надо. Просто переверни. Все равно снова запачкаю, - я устало отмахнулся, заметив, что у меня не хватает даже сил сказать что-то четко и убедительно.
- Как скажете, граф, - слуга отвел взгляд, а я понял, что он все равно все поменяет и сделает даже еще лучше. Он меня любил и уважал, как могут любить слуги своих господ, с которыми знакомы с самого их рождения, - к вам посетитель. Мистер Бишоп.
От удивления я уронил дольку апельсина. В гимназии я не появлялся уже около месяца и последние наши встречи с учителем старался избегать как злого рока, что у меня получалось весьма успешно. А тут он сам решил наведаться.
- Пусть заходит, - я отодвинул столик с завтраком и разгладил одеяло, кинув взгляд в небольшое зеркало. Отвратительно выгляжу, просто отвратительно.
- Джонатан, здравствуйте, - от одного голоса мистера Бишопа у меня учащалось сердцебиение, - как себя чувствуете?
- Умираю, - я усмехнулся, боясь посмотреть в глаза учителя, - а вы как? В гимназии без меня скучно?
Мистер Бишоп откашлялся, садясь на край моей кровати.
- Невообразимо скучно. Все стали прилежными и неинтересными, - он улыбнулся, а мы, наконец, встретились взглядами. Его глаза были грустными и мне стало не по себе.
Потом мистер Бишоп рассказ в целом о жизни гимназистов в тот месяц, который я отсутствовал, а я прикрыл глаза, слушая его мелодичный голос и получая удовольствие.
- Мне надо идти, мистер Дерингтон, - эта фраза словно кол вонзилась в мое сердце и я отчетливо понял, что больше никогда его не увижу. Вообще никогда!
Не уходи, пожалуйста. Сиди здесь и держи меня за руку!
- Да, я понимаю, мистер Бишоп. Спасибо, что навестили, - я резко погрустнел, чувствуя как слезы подбираются к глотке, образуя комок, который невозможно сглотнуть.
- Мы скоро обязательно встретимся, - он ласково улыбнулся, а его теплые пальцы смахнули слезинку, которая скатилась по моей щеке. А потом все произошло словно в тумане: его горячее дыхание, грубый властный поцелуй… Бесконечно-долгий, крепче любого алкоголя, сильнее наркотика.
Он ушел, не сказав больше ни слова, а я отправил чашку чая в стену. Какая несправедливость! Какое унижение! Получить жалостливый поцелуй на прощание, только потому, что я скоро сдохну. Только чтобы меня порадовать. Черт бы вас побрал, мой дорогой мистер Бишоп. Мы обязательно встретимся в аду.
- Что случилось? – Эдвард прибежал на шум, посмотрев сначала на меня, а потом на чашку на полу, которая даже не разбилась. У меня просто не было сил для нормального броска.
- Я безнадежен и отвратителен, - откинув одеяло, я попытался встать с кровати. Наверное, чтобы доказать себе же, что я еще в рассвете сил и умирать мне рано.
- Что хотел мистер Бишоп? – Эдвард помог мне подняться и накинуть на плечи халат.
Я внимательно и долго смотрел в глаза своему приятелю, держась за его руку.
- Помоги мне добраться до...
- Нет! Тебе будет больно. И ты потеряешь много крови опять, - несмотря на словесный протест, он не пытался меня усадить обратно, лишь с жалостью смотря мне в глаза.
- Мне в любом случае будет больно. И мне не нужна ничья жалость. Я просто хочу…
Эдвард отвел меня в комнату и по моему же велению вышел, закрыв за собой дверь и оставив меня наедине с моей пагубной привычкой.

Порою опий властью чар
Раздвинет мир пространств безбрежный,
Удержит мигов бег мятежный
И в сердце силой неизбежной
Зажжет чудовищный пожар!

Это как яд в самое сердце, такой сладкий, успокаивающий, заставляющий выйти из физической оболочки и почувствовать лишь свое живое сознание. Никакой боли, никаких забот, лишь осознание истинной жизни.
А потом стало темно.