Дождь

Тимур Зиатдинов
   Дождь, дождь, дождь...
 
  Дождь уже который месяц... Слабый, сильный, быстрый, нудный, бьющий в лицо, заливающий за воротник, злой... Мгновенно начинающийся и молниеносно обрывающийся один и тот же прок-лятый вечный дождь... Через десять лет в воспоминаниях об этой чёртовой стране - если, конечно, не сгнию где-нибудь в овраге, - не останется ничего, кроме бесконечного
шороха дождя... Мерзкая страна...

   Дождь поливал, когда утром два дня назад я выехал за ворота столицы. Этой ночью он закончился, а к полудню воздух наполнило изморосью. Капли, как мелкие мушки в жару, липли к коже, забивались в нос и глаза. От этого моя простуда очнулась ото сна и напомнила о себе ознобом с кашлем и насморком. Только от простуды сдохнуть ещё не хватало... Вокруг сырой прогнивший лес, тварь всякая лазает. Склоты, говорили мне, в это время года совсем с головой не дружат. Да-а, не такой я себе последний приют ищу. Лучше в постеле в окружении друзей... Хотя, можно и врагов... Уже не важно будет.

   Мой конь устал. Мы шли с прошлого утра, даже на перекус не останавливались. Лес тянется многие километры, и хочется побыстрее покинуть столь живописные места... Но если сейчас Рассен не свалится передохнуть, он свалится чуть позже, но уже навсегда.

   Выбрав широколист с кроной по-ниже, я спрыгнул на хлюпующее нечто, скинул мешок и плащ, привязал коня. Рассен тут же запыхтел, вгрызаясь в болотного цвета листья дождевика, одного из немногих съедобных тутошних растений. В мешке не мало места занял шерстяной плед, брать котрый я не сразу решился. Дорога долгая, думал я, лучше еды по-больше. Но потом смекнул, что в этом долгом пути и остоновок будет не мало, а что такое Ейенский лес? Болото...

   Вяленое мясо и холодная вода с мутным осадком - вот мой сегодняшний рацион. Мясо резиновое, а вода подозрительная, но голод стирает все опасения и предпочтения, я ем и пью. И сыт кое-как и не доволен.

   Дождь всё моросит. Сырость всё глубже пробирается в тело. Сон... Хочется спать. И надо спать. Сейчас относительно тепло, когда усну, через пару часов, околею. И вновь кашель разорвёт лёгкие, а зальют раны сопли. Я клюю носом. Голова тяжелеет, веки липнут друг к дружке, путая ресницы. Дождь убаюкивает, дождь уже не важен. Подбираются чьи-то силуэты, кусают покров мутного шороха. Это все мои знакомые, из этой жизни, из вчера и сегодня, из прошлого меня... Я их всех помню, но смутно, бледно... Они частые гости, а я их даже вином ни разу не угощал... Но они не обижаются... Понимают...

   Шорохи, рябь, тишина... Из тишины окунаюсь в шорох... По кругу... Как пульс в ушах, как... Рассен... Рассен?..

   Я с трудом поднимаю голову. Мой конь фыркает и бьёт копытом чавкующую грязь. И какой-то ещё звук... Ещё одна лошадь...

   Только сейчас понимаю, что происходит. Я уснул. Уснул непростительно не вовремя... И, главное, меч мой остался висеть на Рассене.

   А звук как-будто громче, отчётливее пробивается сквозь сырую завесу. Он где-то за моей спиной, за стволом дерева, ставшим моей постелью. А не надгробием ли?.. Меч... Как я мог забыть?.. Чёртов дождь... Чёртова страна... А кто это может быть? Крестьянин? Склот? Нет, склот скорее лошадь свою слопает, чем использует её как транспорт. Я зимер, я почти не дышу. Вокруг - сонный шорох мелкого дождя. И шаги, пробивающие в голове громом... Оцениваю взглядом расстояние до Рассена, до мокро поблёскивающих ножен. Полтора движения - меч в руках... Но я так закутался в плед, что пройдёт время, прежде чем этим полуторам движений суждено будет воплотится. А если путник не крестьянин...

   Жду. Шаги затихли, видимо, конь и наездник тоже ожидают. И изучают. Рассена, наверное, незнакомцу видно прекрасно...

   Если не напал сразу, думаю я, значит не безбашенный головорез.Но это не значит, что нужно сидеть и ждать, когда он сделает ход... Медленно приподнимаю плед. Напряжение буквально гудит в мышцах. Всё внимание - на шум, на любой шорох, который будет отличатся от шепота дождя и шелеста листьев. Плед почти не мешает...

   Стоп дыхание... Сжался... Рывок!

   Резко приподнявшись, одним прыжком оказываюсь у Рассена и, разворачиваясь, через голову выдёргиваю из ножен меч. Застываю...

   Наездник не шелохнулся, находясь от меня шагах в десяти. Чёрный конь, ровный пар из ноздрей. Тёмная тяжёлая накидка с капюшоном, полностью скрывающим лицо. Рукоятка меча из-за спины.

   Стою с оружием наготове, и чувствую его взгляд...

-- Приветствую тебя, воин. - раздалось тихо, спокойно, неожиданно. - Не думал, что такая встреча возможна.

   Я молчу, сжав зубы. Неправильно что-то... Всё неправильно...

   Незнакомец лениво пошевелился в седле, я напрягся, но тот только неспеша спустился на землю.накидка распахнулась, капюшон упал на спину. Мой меч дрогнул, руки медленно опустились...

   На мятом и грязном грудном щите облезло скалилась драконья рожа. Две щели пустых глаз, из приоткрытой пасти коротенькое подобие пламени... Дракон Вир, герб королевской гвардии Крангона...

-- Золотой Вир, - только и смог произнести я, а в ответ услышал тихий, уверенный и надменный смех.

-- Значит, я не ошибся. Подумать только - в стольких днях галопом от родины... Ну, здравствуй, враг...

-- Приветствую тебя, враг.

   Ко мне возвращалось самообладание. Противник неизвестный доводит нервы до исступления, враг же, чьи, если не движения, то повадки, заучены не одним сражение, пробуждает память и раскаляет ярость.

   Он продолжал стоять, всматриваясь, совершенно не готовый отразить моё нападение. На мокром лице ухмылка. Недобрая. Знакомая...

-- Я не буду с тобой драться. - наконец произносит он.

-- Тогда я тебя убью.

-- Не думаю. - и он повернулся ко мне спиной, от чего я вздрогнул, ошарашенный и оскорблённый.

   Оборачивание спиной к противнику, приглашающему оголённым оружием к поединку, приравнивается к плевку в лицо, а мой встречный лишь подвёл коня к дождевику, и, похлопав животное по мощной шее, сказал:

-- Здесь не поле битвы, и мы не дома. Мы даже не рыцари своих королей.

-- Я оставался им всегда, остаюсь и сейчас. - эта игра начинала раздражать меня.

-- Да, наши державы непримиримые соперники... Да, наши братья готовы порвать врага не смотря ни на что - ни на численность, ни на усталость... - он говорил медленно, лениво и как-то отречёно. - Но мы далеко от всего этого... Как тебя зовут, враг?

-- Торн, третий сын Акена Пятого, - представился я.

-- Ро, наследный принц, сын Дорена Первого, - со вновь привычной ухмылкой сказал в ответ противник, и я вздрогнул, вспомнив его лицо и...

   И всю нашу почти годовую вражду, что унесла жизни многих достойных воинов, вражду, ставшей причиной новой войне между нашими королевствами... И я вспомнил причину этой вражды... Каждую нежную линию юного лица, гордую осанку и тонкую талию, тёмный, загадочный взгляд... И руки мои затряслись, поддавшись горечи, полоснувшей сердце. Обнажена память, меня захлестнули подробности наших с Ро встреч... Три поединка за право обладания красавицей Мейел, бесчисленные схватки наших отрядов, подлые ловушки, и всё бесполезно... Лишь новая война, и старая кровь, и потерянное счастье...

-- Она разрывалась между нами, - произнёс Ро, голос его дрожал, глаза как-будто увлажнились.

   Мы так и стояли: я с мечом в непослушных руках, он рядом со своим скакуном без намёка на враждебность.

-- Я не буду с тобой драться, - повторил Ро и в миг оказался в седле. - Кончена наша вражда, нет больше никаких причин для неё. По крайней мере, здесь...

   Серое, суровое лицо, пронзительный взгляд... Сжал крепко поводья, потянул на себя...

-- Прощай, Торн, третий сын Акена Пятого.

   И бросился прочь...

   Я ещё несколько минут стоял, не в силах пошевелится. В ушах стоял звон. Усилившийся дождь заливал за воротник. Рассен переминался с ноги на ногу, недовольно пыхтел. Я опустил меч... Десять лет...

   Не осознавая, что делаю, убрал меч в ножны, туже укутался в насквозь мокрые одеяния, вернулся к широколисту и, накрывшись с головой пледом, мгновенно уснул...

   Дождь стих, и я ночь и половину дня ехал, высыхая, слушая шепот стекающей с листьев воды. Ветер изредка нагонял в спину сырым ударом, я ёжился и бормотал под нос в его сторону проклятия. Осталось пару дней чёртового Ейенского леса, за ним пересеку равнину Сорр, и, наконец, пропечёт меня насквозь жаркое солнце Шемпорда... Но надо ещё эти дни пережить...

   Простуда очнулась, когда с неба снова заморосила жижа. Кашель скрутил, вывернул лёгкие, я чуть не свалился с Рассена. В черепе пылало не мозг, а некое кровавое месево, кипело и вытекало из ушей и носа. Сознание меркло и вновь вспыхивало резко, ослепительно, словно в ночной заколоченной ставнями окон комнате кто-то перед твоим носом рубит огнивом, высекая рубиновые искры...

   Всё так и должно было закончиться... Всё правильно, заслуженно... Трусу одинокая смерть в мучениях... Но до чего же жалко становится себя, когда эта заслуженная кара догоняет и не щадит, пусть даже и из презрения... Но надо быть как прежде, очень давно, смелым...

   Я давно сбился с дороги, куда бредёт унылым хромым шагом Рассен не понимал, да и не жаждал узнать. Но отчего-то смилостивился кто-то там, свыше облаков, и на третий день моего бессознательного блужданию среди бесконечной гнили и сырости выступило солнце... Я открыл глаза, почувствовав мягкое бархатное прикосновение к моему лицу, и увидел бледное золотистое свечение. Оно косо пробивало кроны могучих широколистов, лес молчал и был похож на полуразрушенный колонный зал. Там, где призрачные колонны врывались в почву, парило, что-то копошилось, и от этого лучи казались колышущимися на слабом ветерке лентами... Я улыбался, раскачиваясь в седле, я знал: солнце - это верный признак скорого конца Ейенского болота... И не важно, выйду ли я к равнине Сорр, или, сильно отклонившись, выйду к долинам Валганы, главное покинуть этот двухцветный сопливый мир.

   Я впервые за несколько дней слез с коня. Земля приняла меня с издёвкой, пытаясь уронить в грязь. Я поспешил сесть под ближайшим деревом. Золотая пыль... Один из тоненьких лучиков то появлялся, то исчезал от дрожания листьев на моём колене. Я поймал его ладонями, чувствуя тепло, глупо улыбнулся. Скоро выберусь... Скоро... А там дорого будет легче...

   Проснулся голод, молчавший всё время, пока лихорадка колотила дряблое изсыревшее тело, и я, нарыв в мешке вяленого мяса, перекусил, от чего живот заныл, приняв подзабытую пищу. Но боль много лучше беспамятства, и я был рад...

   Ветра не было, запах дождя доносился лишь от коры дерева за моей спиной, и всё моё существо потянулось ко сну... И когда глаза уже сомкнулись, когда голова беспомощно повисла, вдруг явился Ро. Явился из той, прошлой жизни, в блеске яркого солнца, заливающего изящные доспехи, он смотрел мимо меня, как всегда самоуверенно кривя губы, как всегда словно безразличный к своему врагу... И я видел за его спиной пылающий город... Чёрное пламя рвалось и стремилось смоляным дымом наполнить небеса... Ро сказал тихо, лениво:

-- Теперь нет пути назад...

   И я тут же очнулся, ничего больше не увидев.

   Как он сейчас, где? Блуждает по лесу или уже скачет во весь апорт домой, на родину, или ищет новый мир, который ещё свеж и интересен?.. Или лежит под широколистом, усыпанный мокрыми листьями, и только его конь, склонённый над бездыханным телом, пытается дозваться до хозяина?..

   К чёрту! Прочь все мысли, он враг, врагом был, врагом останется, куда бы не занесла судьба их вдвоём. Прошлое не должно мешать настоящему, прошлое мертво, прошлого нет... Я сидел, боясь закрыть глаза... Я боялся снова его увидеть...


   Рассен, осознавший, что рука хозяина вновь окрепла, отчего-то тянул в сторону. Он пыхтел, он сопротивлялся, упрямо дёргал, зазывая меня послушаться, поводья. Днём раньше, днём позже - уже не имело значения, мы рядом с краем леса, я уступил.

   Снова пошёл дождь, снова какой-то нудный и капризный. Но даже он не мог ничего сделать - я словно переродился, я знал, что скоро эти ледяные ленивые потоки останутся позади...

   Рассен встал. Он задрожал, заржал, приподнимаясь на задних ногах, и мне стоило больших усилий удержаться в седле. Шагах в десяти от нас лежал обрубок лошадиного туловища. Чёрная шерсть блестела, омываемая дождём, рваное мясо черно смешивалась с грязью. Конь Ро... Статный, мощный жеребец, явившейся мне тогда, несколько дней назад, теперь был куском плоти, мёртвым, гниющим... Рассен дрожал и скалился...

   Лес ворочался, скрипел, будто что-то важное знал, но был не в силах поделиться своим знанием. Влага вновь проникала глубже в недры больного тела, я горел, меня колотил озноб. Кашель, прежний кашель до желудка, лёгкие визжа и харкаясь рвутся в серо-чёрное месиво грязи... Возвращалась лихорадка.

   Я стиснул зубы и повёл Рассена, куда, отчего-то казалось мне, ушли конееды. Я возвращался вглубь леса, это чувствовалось, это было заметно по затягивающимся тяжёлыми, пузатыми тучами небу. Кто бы спросил: "Зачем свернул? Спасение было так близко!.." "Иди ты к чёрту..." - ответил бы я...

   Я нашёл жилище склотов, когда не мог уже различить кусты в двух шагах от себя, ночное одеяло неба мягко светилось изнутри жёлтым лунным светом, освещая лишь верхушки деревьев. Утопший, покосившийся домик, разодронное крыльцо, без окон. Когда-то здесь жили обычные люди, наверное, старик со старухой. А потом пришли на запах ещё живого мяса склоты...

   Я слез с Рассена в тени кустов, привязал коня к стволу вялого широколиста. Не стоит рисковать другом, а по-совместительству и шансом отступления. Вокруг темно и тихо, лишь широкие листья деревьев о чём-то шептались, предвкушая интересное зрелище. Я крался, под ногами послушно тихо хрустели ветки. В проёме окна тускло светилось, мне почему-то тут же пригрезился костёр с вертелом, на котором запекалась тушка моего врага. Сделалось мерзко, я постарался отогнать видение и разыгравшуюся фантазию в целом... Получилось. Когда покосившаяся дверь была уже на расстоянии вытянутой руки, сердце замерло, как во времена решающих битв. Бесшумно скользнул из ножен меч. Вдох...

   Трухлявая дверь разлетелась в щепки, в нос ударил тошнотворный смрад тухлятины. Я влетел в единственную комнату и ошалело уставился на тихо чавкающее существо. Сгорбленная растрёпанная старуха припала к чёрному куску мяса, измазав им всё далёкое от человеческого лицо. Я еле держался на ногах, на столько оглушительна была вонь гнили и тухлой плоть вокруг, а старуха смотрела на меня чёрными впадинами глаз. Мутное сознание скомандовало, меч ринулся в мерзкое существо, но старуха гибкой кошкой уклонилась от удара и, захрипев, сиганула мне под правый бок, норовя пустить в ход кольца когтей. Отшатнувшись, я избежал её ярости и почти ничего не осознавая рубанул наотмашь; шипение, скулёж, что-то тёплое окропило моё лицо. Краем глаза я заметил, как лишившаяся руки старуха ковыляет к дверному проёму. Развернулся, перенёс вес и, падая, ударил по спине...

   Последующее как в тумане... Я огляделся... Вонь... Кости... Комки гниющей плоти... Серые черви под ногами... Меня вырвало... Где-то вдали истошно провизжал зверь... Вот он, этот рыцарь.. Нога... Её нет.. Он едва дышит... Взвалил на себя и упал... Вонь... Нет больше сил терпеть... Кричу, а получается какое-то бульканье, и снова тошнит... Тащу... Зубами вгрызаюсь в каждый дюйм гнилого пола... Тьма... Широколист... Ржание Рассена...

   Я очнулся в кустах, надо мною безоблачное пустое небо. Светает. Больная желтизна луны смывается золотом восходящего солнца. Меня кто-то тормошит.

-- Не время, - загробно хрипит чей-то голос.

   Вскочил и тут же упал: обняв меня за пояс распластался на сырой земле безногий рыцарь дракона. Над головой озадаченно пыхтит Рассен, ковыряя копытом почву, дрожащий, остывший. Бедняга. Если хозяин такой безмозглый, почему за него должны страдать верные слуги? Закон подчинения...

-- Не время, - донеслось от тяжело дышащего рыцаря.

   Согласен. Видимо, я провалялся несколько часов, силы потихоньку возвращались, и мне стоило неимоверных усилий поднять обмякшее безвольное тело на коня. Со второй попытки запрыгнув, я покачнулся в седле. Хватит этого леса, решил я, и погнал Рассена...


   Солнце палило в полную силу, опушка леса кокетливо маячила редкими просветами впереди. Ро пару раз вырвало, его бил озноб и лихорадка.

-- Ты дурак, - тихо сказал он.

-- Знаю. - отозвался я.

-- Так не должно быть, это не правильно...

-- Знаю.

-- Враг мой...

-- Молчи, экономь силы.

-- Враг... Не перебивай... - Ро болтался сзади, как тушка только что убиенной овцы. Руки его иногда сшибались об корни деревьев. - Мы должны сходится в равных поединках... Один на один... А не так... Съеденный заживо! - он прохрипел, видимо усмехнулся, и зашёлся кашлем, выплёвывая кровь и остатки из внутренностей. - Как всё бывает... Ты живёшь, ты полон сил, уверен... И вдруг болтаешься... Не правильно...

-- С самого рождения мы всё делаем не правильно.

-- Нет... Не смеши... Сдохну... Молчи... Я говорю... Это всё, что осталось... Мне... А тебе... Она... Так и не смогла... И кончено... Ей сейчас хорошо... Ты помнишь?

   Рассен брёл сквозь заросли, привередливо выбирая более открытые места. Мне было всё равно, память моя ломилась в ином направлении и уже казалась неподвластной.

-- Помнишь... Конечно... Зачем?.. Много времени прошло... Слишком... Много... Поздно... И мне, и тебе, враг... Но ты... Враг мой... И что я должен тебе?.. И почему ты решил так?.. Дурак...

-- Молчи... - шептал я, понимая, что мой попутчик и так скоро замолчит навсегда.

-- Да... Я молчу... Мне немного осталось... И я молчу... Только... Жаль, что поздно... Жаль, что так... Ты...

   И дальше я ехал в тишине.
 
  В тишине и оглушительном звоне. За спиной болталась безликая тушка, уже ничто, даже герб на мятом панцире не мог вызвать во мне и толики эмоций, негативных, сентиментальных... Я брёл сквозь чащу к свету, я радовался, что дождь больше не посягает на мою одежду и коня, и что впереди настоящее солнце, и лёгкий путь...

   Похоронил я Ро под грудой камней - копать мне было нечем. Место выбрал на границе леса и долины, на крохотной поляне, обрамлённой молодыми широколистами. Куда-то за холмы проваливалось дневное светило, а я сидел, упершись в ствол дерева, и смотрел на камни. И что-то начал понимать... И становилось мерзко... И стыдно за далёкие дни ошибок... Ведь всё не правильно... А могло быть...

   Могила осталась, я двинулся в путь... Но в новый. И третий сын Акена Пятого до конца своих дней больше ничего не слышал о двух королевствах, что подарили и сломали жалкую богатую жизнь...