Браун

Из серии «Жизнь замечательных животных».
Браун.
Судьба поросенка Брауна может служить отличным примером того, как умение приспосабливаться к ежесекундно меняющимся условиям окружающего мира и приверженность к либеральным ценностям могут привести любого к таким высотам, что при одной мысли от этого аж диву даешься. Браун родился в Дедьковском районе Дубравской области. Его мать, простая свинья, тайком сбежала рожать из родного свинарника на природу – а именно, на берег крутой реки Бус. Там, прямо на зеленеющей траве, под ласковым весенним солнцем, она благополучно разрешилась от беремени единственным дитем.
Если ты родился свиньей, то богатство альтернативных возможностей в этом мире существенно ограничено. Как ни крути, но смерть от ножа мясника постоянно будет дамокловым мечом висеть над твоей головой. Браун, не по годам развитый свин, понял это, едва появившись на свет. Откуда это знание  пришло в его не очень красивую голову – навсегда останется тайной, но очевидно одно: первая мысль Брауна была «надо делать отсюда ноги!» и лишь затем «мыслю, следовательно, существую».
Домой с матерью Браун не вернулся. И если почтенная свиноматка после своего ухода сгинула в неизвестность (позже, став богатым, свин напрасно пытался найти ее), то ее достойный сын остался с тем, чтобы навсегда вписать свое свинячье имя на золотую скрижаль героев нового технотронного века наравне со Збигневом Бжезински, Билом Гейтсом и Сарой Коннор.
Детство Брауна прошло в борьбе. Бродячие собаки, пьяные механизаторы и вороны (наряду с чумкой и свирепствовавшей в округе эпидемией гепатита) представляли серьезную угрозу для неокрепшего организма молодой свиньи, сиречь свина. Но нельзя отрицать и того, что все пережитые трудности, несомненно, сызмальства закалили характер Брауна, способствовали формированию его как деловой и инициативной личности. Скоро он стал известен как серьезный игрок на местной свалке, на которой добывали себе пищу всяческие маргинальные элементы. Особенную известность приобрела ставшая позже легендарной борьба между местным бомжом Дмитрием Хапенко (по прозвищу «Хмырь») и Брауном за право первому разгребать свежеепривезенный мусор. Первоначально о конкуренции не могло идти и речи – морально опустившийся, но физически крепкий Хмырь не только удерживал монополию на ежедневное пользование отброшенными плодами цивилизации, но и подумывал о том, чтобы отловить Брауна и сожрать свина в жаренном виде под бутылочку растворителя «Дружок». От этого поступка бомжа удерживало лишь то, что поросенок был не по годам слаб и хил, так что вероятностное лакомство из него отнюдь не казалось аппетитным. Отсюда Хмырь, поразмыслив, порешил перенести операцию «жаркое» до лучших времен.
Гораздо большую угрозу для Брауна в то время представляли крысы. Их не отпугивала тщедушность поросенка, и они с удовольствием сожрали бы его при первой возможности. От страшной судьбы Брауна спасли вороны. Эти естественные враги крыс прониклись любовью к жалкому на вид млекопитающему (причины этого не совсем понятны, так как не совсем укладываются в теорию борьбы за выживание и естественного отбора) и приходили на помощь, когда наглые крысёныши предпринимали попытку отправить Брауна в тот мир, где свиньям уже нечего бояться, так как самое худшее с ними уже случилось.

Как это ни удивительно, но, несмотря ни на что, Браун постепенно становился старше. В стране, где родился он и вырос, происходили суровые изменения. Законы рынка, возведенные в абсолют, были неумолимы. Например, появился новый технический спирт. Добавление его в растворитель «Дружок» привела к тому, что несчастные алкаши толпами отправились в – возможно существующий – лучший мир и на реально существующие, к слову будет сказано, довольно неприглядные на вид местные кладбища. Не миновала чаща сия и Дмитрия Хапенко. Труп его, посиневший и распухший, обнаружили на свалке прибывшие туда в поисках материалов для анатомического театра студенты медицинского ВУЗА имени профессора Голант.
Наблюдая за тем, как накрытое простыней тело Хапенко отправляется в вечность, прямиком «в потемки, к великим в ряд», Браун почувствовал несказанное облегчение. Дело в том, что свин был к этому моменту уже не невинным поросеночком, но вполне заметным хрячком. У Хапенко же идея отведать сальца, заимствованного у Брауна, приняла прямо-таки маниакальный характер, и если бы не законы рыночной экономики, то, возможно, сия история закончилась бы под неаппетитное чавканье бомжа, пожирающего части четвероного литературного героя. Но судьба оказалась мудра, сохранив для общества существо, куда более инициативное и полезное – свинью, а не Хапенко.
Лишившись главного врага, свин утер скупую свинью слезу (все-таки Митя, при всей своей несуразности и монстрообразности, был частью его, Брауна, жизни) и задумался о том, как жить дальше. Очевидно, оставаться на свалке означало движение в никуда (тем более, что между гор мусора уже замаячили неотчетливые силуэты других, незнакомых бомжей, которых с покойным Хапенко роднила только нездоровая страсть к салу). Что и говорить – Браун остро нуждался в том, чтобы найти свою нишу в чудном новом мире технотронной эры, в которой любая свинья могла быть не просто свиньей, а свиньей богатой и удавшейся.
И он нашел ее.

Чтобы понять всю изящность схемы, родившейся в мозгах Брауна, нужно немножко углубиться в историю страны, где ему выпало жить. Ключевыми словами для нас будут следующие: «революция», «статуя», «метро». Дело в том, что смена общественной формации, произошедшая за восемьдесят лет до рождения Брауна, привела к тому, что в собственность государства перешло имущество разных паразитов на теле трудового народа, наследников неправедно нажитых капиталов. Когда в рамках прорыва из отсталого крепостничества в индустриальный рай в городе, в котором теперь проживал Браун, начали строить метро (к слову, самое большое и красивое в Европе), то остро встал вопрос о декоративном оформлении станций. Тут и пригодились конфискованные произведения искусства, которые уныло ожидали решения своей судьбы.
Так шедевры минувших эпох стали в буквальном смысле доступны каждому. Мало кому из простых людей, из спешивших каждое утро на работу и по вечерам домой, пришло в голову, что простая статуя голой тетки, или, скажем, бронзовая собачка-кумир студентов – это не какая-нибудь кустарщина, а шедевр минувших эпох.
А вот Браун до этого дошел. Причем своим умом. Никто ему ничего не подсказывал, но – как мы уже говорили в самом начале – «Браун, не по годам развитый свин» мог при желании и не до такого додуматься».
Дальше все было просто. Браун, успевший к тому времени  перебраться в столицу, в одиночку, или в компании таких же беспризорников, как и он сам, стал потихоньку забирать статуи и прочие безделушки из тех мест, где они никому не приносили практической пользы, и перепродавать их в антикварные салоны. Бизнес вышел замечательный. Вначале Браун обчистил две забытые языческими богами станции метро, на которые набрел, охотясь на метрополитеновских крыс. Здесь ему досталась великолепная античная Венера (сейчас хранится в Лувре), восхитительный Антиной (частная коллекция Иосифа Вассермана) и Николай II в натуральную величину (ныне собственность церкви монархистов-адвентистов седьмого дня в изгнании, Париж). Да, Браун сбил копыта об рельсы и надорвал спину, но на гонорар открыл бутик модной одежды в самом центре столицы!..
Дальше все было просто и сложно в одно и то же время. Просто, так как буквально на голом месте у Брауна возникли квартира в центре родного города, затем вторая, затем – пентхауз в центре Парижа и вилла на Мальдивских островах. Браун стал питаться в дорогих ресторанах (особенно предпочитая японскую кухню), ходил исключительно на задних лапах, носил модный костюм и сшитые на заказ ботинки, идеально подходящие под копыта. Но при этом и трудился он как проклятый. Одна статуя весила три  тонны; он ухитрился оттащить ее с двумя подручными за три часа с постамента на развилке туннеля (зачем ее туда поставили – велика тайна сия есть, все равно ее никто не мог толком разглядеть) до аэропорта, где уже поджидал личный транспортный самолет американского миллионера. Так статуя Рамсеса XIII, наконец, заняла подобающее ей место в подземном бункере частного музея в Далласе, а личный счет Брауна пополнился суммой, на которую он мог бы безбедно прожить не одну жизнь.
Увы, часто бывает так, что нездоровая зависть возникает по отношению к истым труженикам. Ведь все видели машины Брауна, моделей, с которыми под ручку он выходил из модных ресторанов, его дачи и квартиры, но никто не видел, какие мозоли натерли статуи на его мускулистой кабаньей спине! Тем не менее, даже не видя их, на Брауна неизвестные завистники натравили влиятельных людей. Прошел слушок, что свинья переправляет за границу произведения национального искусства (как будто в мире свободного капитала существует такая дикость, как национальные границы!), и, в один из далеко не прекрасных дней, группа людей в черном, в бронежилетах и глухих масках, скрывающих лица (элитная часть по борьбе с организованной преступностью «Молния»), получив по мобильному телефону информацию, на бронированных автомобилях помчалась к летнему ресторану «Мотылек», что на окраине города, где, по агентурным данным, после очередного бизнес-тура должен был появиться Браун.

«Мотылек» располагался на берегу реки. Браун любил это незатейливое заведение, до боли безыскусственный вид из окна, светлое пиво в больших кружках и креветок, а также официанток с обесцвеченными волосами. Поэтому он часто приходил сюда, хотя со своим доходом порой летал на уик-энд отобедать в Лондон и отужинать в Токио в один день.
 Еще Браун любил сходить в свободное время в один медицинский вуз. Там, среди запаха формалина и деловито бродящих потасканного вида студенток, на первом этаже, в огромной банке плавал Дима «Хмырь» Хапенко. Кожа его от выпитой отравы стала синей, как у древних британцев, которые ради такого эффекта втирали в себя сок вайды, aka синюхи. Глядя на своего древнего недруга, Браун лениво размышлял о том, а не получить ли ему на досуге медицинское образование, чтобы потом выстроить свою клинику и заняться благотворительностью, спасая таких вот неудачников, так и не понявших, в какое чудесное время нам выпало жить, но также и то, что большие возможности налагают большую ответственность. Но, вместо того, чтобы подняться на второй этаж и зайти к ректору, Браун не спеша направлялся к выходу и, ущипнув по пути за зад какую-нибудь студентку в развратном белом халатике, двигал прямиком к своей тогдашней подруге – модной певице Кати Сен-Жермен, которую, в силу врожденной извращенности, в прямом смысле слова свиное рыло бойфренда вводило в состояние наивысшего возбуждения.
Когда люди в черном появились, Браун сразу понял: час настал. Оставаться на месте означало одно – мечта Хмыря сейчас воплотиться. То, что с ним церемонится не будут, было очевидным. Увы, на этих страшных людей не действовал главный закон капитала – чем больше денег, тем привлекательней их владелец. Там, где Кати Сен-Жермен и сотни других людей видели не совсем типичное, но не лишенное привлекательности лицо преуспевающего бизнесмена, люди в масках зрели рыло крепкого и откормленного хряка. Для них, несмотря на весь свой капитал и собственность за рубежом, Браун оставался свиньей, и эти страшные люди запросто могли запечь его целиком и подать с яблоком в пасти в качестве главного блюда на корпоративной вечеринке.
Дальше все было очень быстро. Любовь к демократии одолела страх. Человек с автоматом и в маске не успел даже произнести «всем лежать!», а Браун вдруг стрелой бросился в окно. Что и говорить, он к этому времени стал крупным и сильным свином! Словно пущенная стрела, выпущенная неизвестно кем в неизвестно куда, Браун разбил стекло, тысячами осколков просыпавшееся на пол, скатился по склону, переплыл реку и кинулся к шоссе. Вперед, в аэропорт, туда, где можно будет укрыться от страшного мира, где каждый норовит тебя сожрать!

Посетители ресторана и люди в черном с автоматами в руках в немом удивлении взирали на то, как Браун, будто ракета, отбросившая лишние ступени, стремительно уносится прочь – к ожидающему его прекрасному раю демократии, мира всеобщего научно-технического прогресса и, возможно, освоения Марса.