Верхняя планка

Евгения Аркушина
ВЕРХНЯЯ ПЛАНКА
(и снова о любви…)



Действующие лица: Инна – «бизнесвумен»,
Петров – оперуполномоченный,
Пашка – вор-малолетка


                Инна     Беликова.

«Форд» не заводился, хоть его тресни. Вчера и не помнила от усталости, как доехала до дома, как припарковалась, как поднималась на лифте на 7 этаж и открывала квартиру.

Но о своем телефонном звонке Инна помнила точно, как будто только что, а не 7 часов тому назад, глубокой ночью, звонила по телефону Александру. Именно так: - «Александр» - представился ей опер Петров, предъявляя свое служебное удостоверение при нежданном и негаданном своем появлении в ее магазине.

 Тогда, весной, она уволила Юлю Мамонтову, неплохого, как казалось,  продавца,  за наглость и дерзость. Нет такой статьи увольнения в трудовом кодексе, понятно, и Юля написала заявление сама, ушла гордо, на дли-и-нных ногах и независимо тряхнув светлой гривой волос, в сопровождении какого-то совсем юного парня, глянувшего на Инну очень-таки недобро.

Именно этой Юлей почему-то и интересовался опер Александр. Все, что могла рассказать о Юле, она тогда рассказала, что привела ее на работу в магазин девушка-соседка, заявив, что замечательная одноклассница Юля просто мечтает о «престижной» работе. Для 18-летней девушки при нехватке в городе рабочих мест и отсутствии образования выше «среднего» работа продавца и в любом другом городском магазине могла казаться достойной. Но в магазине высокой моды «Верхняя планка» имелся конкурс даже на место продавца, порой доходящий до пятерых желающих, продавцами работали девочки даже с высшим образованием.

Что было нужно тогда Петрову от Юли Мамонтовой, дерзкой девчонки, известно так и не стало, понятно, служебная тайна, но голубые лукавые очи следователя смотрели тепло и ясно, и Инна, вопреки самою же для себя установленным правилам, согласилась пообедать с ним в кафе напротив.

Потом было несколько «культпоходов» в театр и на концерты заезжих звезд, неловкий поцелуй в ее подъезде, для которого пришлось привстать на цыпочки, ох, и высок  же ростом   оперуполномоченный Александр, долгие и душевные разговоры по вечернему, «после-рабочему» телефону, от которых становилось радостно и сразу засыпалось…

Что же случилось такого, что же испортилось в атмосфере земной, почему он не хочет с ней даже поговорить?..

Она резко повернула ключ в замке зажигания. «Форд» легко завелся, видимо опешив от этой ее резкости. Машина плавно выкатилась из двора и повезла Инну на работу.


Александр Петров.


… Начальник говорил долго,  и, как в общем-то ожидалось, жестко, он пытался убедить Петрова в том, во что и сам, казалось, не верил. Поверишь тут, если держишь под стражей больше месяца настоящего «олигарха» - бизнесмена Сергиевского.

«Олигарх» содержался следственным комитетом прокуратуры по решению суда под стражей  по обвинению в изнасиловании малолетней девчушки, Маши Шагиевой.

В то, что этот самый Сергиевский не виноват, не верил никто, но «доказухи» почти не было, и добывать ее предстояло Петрову, только что вернувшемуся из отпуска,  что называется на пустом месте.

Месяц назад, изучая биографию обвиняемого Сергиевского, Петров наткнулся на следующую информацию: Сергиевский А.П. имеет дочь, Беликову (по фамилии матери) Инну Александровну, владельца магазина «Верхняя планка»…

           И именно поэтому он, Петров,  не позволил себе больше видеть широко распахнутых ему навстречу карих глаз Инны, вдыхать запах ее черных, как смоль, волос, не посмев рассказать ей о причине разрыва, практически сбежав в отпуск и уехав к черту на рога…
Так лучше! Гончая собака взяла след, ей не до любви! А сердце, что сердце, поболит и перестанет, видно, не судьба…

Известный от налоговой инспекции «рейтинг» господина Сергиевского составлял, всего ничего,  один миллиард североамериканских  долларов…

Не рассказал Петров своему начальнику и о том, что вчера поутру появилась в его кабинете невысокая неприметная дама в сопровождении юриста Набровича, широко известного в «узких кругах».

 Дама положила на стол заявление, где черным по белому было указано, что произошла, мол, как говорится, ошибочка в субъекте, что изнасиловал ее доченьку Машу некий гражданин восточной наружности, но никак не олигарх,  многоуважаемый Сергиевский А.П.., к которому у нее, у матери, никаких претензий не имеется…


Павел Овчинников.

Пашка чистил оружие. Оружие – это «громкое» название, смесь обреза с помповой игрушкой, которую может купить в магазине любой ребенок, но Пашка был горд, что изобрел нечто, что может стрелять по-настоящему.

 В сарайчике, где он содержал мотоцикл, было все построено и сконструировано им самим. «Оружие» Пашка аккуратно заматывал в промасленную тряпку, затем в еще одну, уже совершенно сухую, укладывал в картонную коробку, затем прятал в самодельный, но надежный железный сейф с кодовым замочком, который, в свою очередь, находился в подполе, под грудой старого хлама.

Очень скоро, уже утром, «оружие» пойдет с ним на «дело». В свои 17 с половиной лет Пашка не собирался никого убивать, но считал, что обрез лишним не будет, уж больно страшным на вид казалось это «оружие».

Уже месяц Пашка кружил вокруг магазина «Верхняя планка». Он знал в лицо всех работников – охранников, сторожей,  продавцов, злющую хозяйку, которая уволила Юльку, его любимую девушку,  с работы, считай, выгнала на улицу.

Месть должна быть жестокой!

«Дело» было назначено им самим  на завтра, на 06 часов 30 минут по московскому времени…


Александр Петров.

- Вы позвонили в офис господина Набровича, - ответил на звонок автоответчик голосом самого «господина Набровича». – Вилен Степанович в настоящее время в офисе отсутствует, оставьте свое сообщение!

Никакого сообщения Петров оставлять не стал, понимая, что телефонный номер на аппарате юриста  уже определился. Известно, что Набрович не измучает себя от любопытства, перезвонит.

Пальцы потомились на телефонном циферблате и стали медленно набирать рабочий телефон Инны.

Что и какими словами он ей скажет, Макаров толком и не подумал, но вдруг возжелал, чтобы ее не оказалось на работе, просто он устал от самого себя, что-то надломилось в душе. Но разговор с Инной был необходим, и темой для него была отнюдь не любовь.

Инна оказалась на месте, и согласилась на встречу сразу. Она пригласила его к себе домой, хотя ни  разу не делала этого в их прежние дни, видимо, почувствовала в тоне разговора какое-то неуловимое напряжение. Петров обещал подойти к 8 часам вечера.   
 
Инна Беликова.

…Толстой она не была, но у нее был «пунктик». Когда класс выстраивался в шеренгу на физкультуре, и ослепительный красавец-физрук объявлял, что сейчас будут прыжки в высоту, на Инну нападала тоска. Она, дождавшись своей очереди и понаблюдав за прыжками одноклассников, старательно разбегалась, и даже подпрыгивала для приличия перед, но не «над» планкой. Иногда планка падала, иногда нет.

 Но никогда, ни разу, Инна не «брала» никакой высоты.

Класс смеялся, кто-то – участливо, кто-то – злорадно. Физрук тоже ухмылялся, красуясь перед юными девушками, в который раз, вроде бы для Инны, перепрыгивал высоко поставленную планку. Не помогало, светил «трояк» за четверть, остальные «нормативы» Инна как-то выполняла, но взять высоту…

Красивый физрук оказался на удивление мудрым педагогом. Как-то он оставил Инну после урока. В спортзале никого, кроме нее и физрука, не было.

- Прыгай!

Планка стояла в 20 сантиметрах от пола.

Инна подошла к ней, потрогала рукой.

- Прыгай!
Приказ прозвучал так хлестко и гулко в пустом и огромном зале, что Инне стало немного страшно. Она быстрым шагом подошла к планке и перешагнула через нее, даже не задев ногами шатающуюся и ненавистную железку.

- Смотри, я поднимаю планку еще на 20 сантиметров, прыгай!

Инна побежала к планке с зажмуренными глазами, на расстоянии, но будто кожей, почувствовала «высоту», подпрыгнула вверх, с трудом перенесла себя «на другую сторону». Есть!

- Прыгай!

И опять – разбег, прыжок! Есть!

- Возьмешь эту высоту, поставлю четверку!

Разбег, прыжок через страх! Есть!

- Инна, - тихо позвал физрук, стоя у планки, удержавшейся на своем месте, в пазах вертикальных стояков, - иди, посмотри!

Инна подошла и ахнула – планка была установлена на 1 метр! Это было недавним рекордом класса, которым гордились многие мальчишки!

- Прыгай еще!

Инна, конечно же, побежала, прыгнула, но планка предательски подставила «подножку», и Инна упала вместе с ней, заплакала.

Усталый красивый мужчина наклонился над Инной и молча погладил ее по голове.

- Это - твоя верхняя планка, девочка…

Много позже, уже состоявшейся «бизнесвумен», открывая сеть магазинов высокой моды, Инна Беликова очень легко решила вопрос с названием сети, которая стала самой успешной торговой маркой в их регионе – «Верхняя планка».

Александр Петров.

Дома у Инны оказалось очень тепло и спокойно, уютная обстановка в приглушенных тонах, никаких «евронаворотов» в виде надстроенных полов-подиумов, снесенных стен ради увеличения пространства, или навесных потолков. Но, если присмотреться, в этот на вид «обычный» антураж были вложены немалые средства. Но помня  о своей обычной «двушке - хрущевке», Петров все же испытал некоторое неудобство, сродни ощущению себя как чужеродного существа здесь, в этих стенах.

Инна едва успела вернуться с работы, открыла ему дверь еще в «офисном» наряде, и теперь переодевалась где-то в другой комнате в домашнее, извинившись перед Петровым за свое недолгое отсутствие.

Вдруг Петров понял, что пришел без цветов для Инны, а мог бы купить их еще по пути сюда, и испытал  еще большее неудобство.
Появилась Инна в симпатичном летнем платьице без рукавов, чего Петров не ожидал – так она была ослепительна.

Роскошные пушистые волосы были по плечам, стройные ножки -  в мохнатых тапочках «шлепках». Стал собирать разбежавшиеся мысли в кучу – не получается… Спасла Инна, предложила чаю, усадила Петрова в большое кресло в зале, принесла на подносе две большие чашки с дымящимся и любимым Петровым напитком.

Пора было приступать к тяжелому для  них двоих, как предполагал Петров, разговору, но никак не начиналось.

- Инночка, - мягко выговорил наконец Петров. – Я пришел по делу.

- Мне это было ясно сразу, - почти спокойно отвечала Инна.

- Понимаешь, -  начал он. – Я хочу задать тебе несколько вопросов о твоей прошлой жизни. Меня интересует Александр Сергиевский, твой отец.

- Я почти об этом догадалась, но чем сейчас я могу помочь, мы ведь давно не виделись с ним?

- Расскажи все сначала, с детства, если тебе не трудно. Пойми, это не праздное любопытство.
- Я не смогу, Саша, не теперь…

«Как объяснить ему, любимому  мужчине, - лихорадочно думала она, - о своей жестокой ненависти, которой ранее не было предела, и которая умерла безвозвратно, о чем хотелось забыть навсегда, но помнилось ежеминутно, и даже ежесекундно, да и зачем, если эти отношения умерли со смертью мамы, чье сердце не выдержало разлуки с отцом!»

…Она не увидела, как Петров выбрался из кресла, направился к двери, вышел на лестничную клетку, спустился несколькими ступенями вниз. Инна не вышла его проводить, ничего не сказала вслед, даже не посмотрела в сторону его, уходящего.

Петров, не помня себя, вдруг проскочил обратно почти бегом вверх эти злополучные несколько ступеней, ворвался в открытую дверь, вбежал в зал, схватил Инну за плечи, насильно и резко вырвал ее из кресла, вгляделся в ее  глаза, наполненные слезами.
- Инночка, прости, мне, наверное, нужно отказаться от ведения этого дела, я не могу мучить тебя, не имею права!

Он, потеряв над собой теперь совершенно не нужный ему контроль,  стал целовать ее заплаканные глаза, мокрое от слез, внезапно брызнувших, милое лицо, руки, плечи.

Она не отворачивалась, только как-то судорожно обняла его за шею обеими руками, шептала что-то, почти не слышное. Петров обезумел, подхватил Инну на руки – она была легкой, почти невесомой, маленькой, и такой родной. Никогда ранее, за все время их знакомства, он не желал ее так, как сейчас, только в ней сконцентрировалась вся сиюминутная сущность, загадку которой он должен был решить именно сейчас!

Куда подевалось его благоразумие, когда он практически срывал одежду с себя и Инны, еще более потеряв голову от ее нагой красоты. Он накрыл ее собой, даже не задумываясь о том, что может сделать ей больно, настолько хрупкой казалась она, но оказалась и сильной. Она лежала, раскинув руки и разметав волосы, ее тело будто стало и его телом, и они стали единым целым, плывущим в едином океане любви.

Инна ежеминутно целовала грудь, живот и руки Петрова, ее нежные руки скользили по всему его телу, и у него не было и мысли остановить Инну. У него вообще не было никаких мыслей до самого раннего утра, хоти они не спали ни одной минуты, но и мысль «об отсутствии мыслей» в урагане чувств так и не посетила его.

 Лишь под утро он ненадолго забылся в коротком сне, который прервал звонок его мобильного телефона.

 - Не бери его, Сашенька!

- Хорошо!

Голова Инны лежала на его плече, он обнял ее одной рукой, другой же отключил телефон.

- Тебе когда на работу? – все же спросила Инна, - Уже семь часов.

- Надо вставать, Инночка, но не хочу!

Петров нашарил рукой сотовый, включил его, тот сразу же зазвонил.

- Саша, - голос начальника был металлически свеж и строг, - Срочно подъезжай к магазину «Верхняя планка», к главному офису, вызвони хозяйку и пригласи ее, там такое ЧП…

Макаров ощутил всем существом, как уходит из-под ног земля, Инна тоже что-то поняла, хотя и не слышала телефонной информации, резко встала, натягивая халатик, замерла немым вопросом.

- Собирайся, Инночка,  у Вас в магазине что-то случилось, поедем…

Павел Овчинников.

Отправив Юле СМС-ку в 6 часов утра, что он пошел за нее «мстить», естественно, не указав адреса, Пашка в 3-й раз обходил магазин с красивым вензелем «ВП» и близлежащие дома. Магазин, конечно же, был закрыт, но в холле сквозь стеклянные двери просматривались охранники, причем не спящие. План был простой: вырезать стеклорезом дырку для руки возле замка в двери, открыть дверь изнутри – ключи уже были припасены, пробраться внутрь в кабинет хозяйки,  и…

Что дальше, Пашка пока не придумал.

Подошел к двери магазина, достал стеклорез, заботливо потрогал «оружие» в тряпке, лежащее на дне сумки, стал разворачивать. Вдруг раздался сухой треск, «оружие» вместе с сумкой взорвалось прямо в Пашкиных руках…

Он очнулся и увидел Юлькино лицо, оно было в чем-то мокром. Пашка хотел вытереть слезы, но рука его не послушалась. Не слушались его ни губы, ни голос. Потом он увидел какого-то высоченного молодого мужика, который что-то говорил, но ничего не было слышно.

«Мент», - вяло определил мужика Пашка.

Потом он увидел хозяйку магазина, которая вместе с «ментом» бросилась к подъехавшей «Скорой»

Врачи стали Пашку уносить на носилках, и, как в немом кино, он видел плачущую Юлю, рвущуюся к нему, хозяйку, обнимающую Юлю за плечи, и почему-то мента, который обнимал уже хозяйку.

Захлопнулись задние двери «Скорой», слух прорезала воющая сирена, Пашка стал проваливаться в сон, со счастливой улыбкой на лице…