Безвозвратно, тёмным незнакомым городом, чьи улочки являлись мрачными теснинами домов, уходил он в немоту сна, во мрак. Навсегда. Как вдруг, что-то стало мешать двигаться и остановило его. Он в недоумении постоял, не понимая, что делать и неуверенно пошёл назад, тоже не представляя в каком направлении и зачем.
Фонари на столбах странно подмигивали ему, будто у них была общая тайна. Но он ничего не знал, его явно с кем-то путали. Он внезапно понял, что не помнит даже своего имени. А может, и не имел его? Кого-нибудь бы спросить…
Теперь у него была цель. Он ходил по городу, чтобы узнать кто он такой. Но, вероятно, в силу позднего времени никто не попадался. Наконец, он заметил странную фигуру у сквера, где человек, застыл в нелепой позе, слегка согнувшись. Пьяный? Или ему нехорошо? Во всяком случае, это был шанс.
Лишь дотронувшись до плеча неизвестного господина, он обнаружил, что тот из металла. Так вот кто населяет этот город! Но… почему бы не попытаться?
- Имя? – произнёс он.
- Франц, - послышалось ему.
Он удивился. Однако неизвестный мог назвать своё.
- Немец? – спросил он снова.
- Что такое «немец»? – прошелестело в ответ.
Он задумался.
- Ну… немой, что ли?
Не мой? А чей же тогда? В самом деле, что это означает? И тут он понял, что забыл слова. Возможно, растерял их по дороге. Но тогда не страшно, просто вернуться и собрать пока другие не подобрали. Он обернулся и увидел, как слова, подгоняемые ветром, кружатся в воздухе, подобно листьям, и их ловят, невесть откуда взявшиеся, люди.
Он побежал к ним, крича:
- Мои, ммои!
Люди странно поглядывали на него и обменивались теперь непонятной для него речью. Он же только мычал, и его не понимали. В отчаянии он погрозил кулаком ветру, унёсшему его слова. Он топал ногой, требуя вернуть их, но над ним только смеялись. Потом все куда-то пропали, оставив его одного, бессловесного, обкраденного и беззащитного, и он заплакал.
Слёзы проводили его в детство. Ветер смилостивился и привёл на то место, где ребёнком он так любил гулять. Там царило волшебство. Ветер, придя туда, смирял свой пыл, играя с мелким мусором, то кружа его, то поднимая вверх. Можно было подолгу наблюдать за этими играми, не переставая удивляться, как люди проходят мимо, не замечая чуда. Рядом была помойка, и там нередко лежали непонятные вещи, старая мебель… Дальше тянулась ограда из спинок железных кроватей, врытых в землю и соединённых проволокой.
Ветер пропал куда-то.
Он побрёл прочь, не желая вырастать. Захотелось увидеть вновь дом с косой лестницей и витражными окнами, около которого он караулил отца, чтобы привести его к ним. Это трудно, когда не знаешь, как он выглядит, и приходится идти рядом с незнакомыми мужчинами и заглядывать им в глаза, вдруг признАют. Но возвращаться без него домой, и встречать заплаканную маму было ещё тяжелее. А у такого необычного дома не могли не случаться чудеса. Но чудо не случилось, ни один из мужчин даже не поинтересовался что нужно этому чуднОму пацану…
И он подумал, что надо возвращаться к маме. Но как узнать дорогу? А если просто идти? Куда-нибудь-то обязательно попадёшь. И он шёл, то среди зданий-исполинов, то меж домишек, рядом с которыми казался великаном и боялся раздавить. Шёл, пока было по пути, с дождём, пытаясь подражать его звукам, чтобы вспомнить речь. Как же иначе разговаривать с мамой? Но дождь говорил очень невнятно и скоро свернул.
Вот он пришёл в места, где уже был взрослым. У площади его схватили за рукав. Он оглянулся: гадалка! Она затараторила что-то, он только промычал в ответ, подражая дождю. Она кивнула и замолчала, глядя за него. Он повернул голову и увидел пожилую женщину в чёрном.
- Ммамма!
- Нет, - грустно ответила она и погладила его по голове.
- Ннет? Нн… я…
И умолк. Он видел невероятное: со всех сторон к нему шли слова. Они были разного роста, совсем малыши и огромные, длинные, как сороконожки, и короткие, но высокие. Различных цветов, каждое со своей походкой. Одни переваливались с боку на бок, словно утки, другие двигались, как циркуль, крутясь вокруг оси, некоторые будто крались, целый ряд маршировал, несколько скакало вприпрыжку. Все они были ещё далеко от него, потому что он вдруг оказался в чистом поле, освещённом солнцем, а с холмов, из лесов, от реки к нему спускались, поднимались, двигались его слова. Он засмеялся задорно, как не смеялся, наверное, с детства, протянул к ним руки и закружился в счастливом танце. Всё вокруг тоже поплыло, завертелось, и он полетел…
Очнулся он опять в вечернем городе перед открытой дверью, из которой лился в темноту неяркий свет. Пожалуй, надо войти, подумал он, не зря же она распахнута. И вошёл.
Почему-то комната начиналась сразу, без прихожей и коридора. В центре её стоял круглый стол под красной скатертью, за ним старая гадалка, разложившая карты. Она совсем не удивилась гостю.
- Подойди, болезный!
Он остановился у стола, дивясь: у карт оказались лица. Он прежде их где-то видел, но вспомнить не мог и вопросительно поглядел на женщину.
- Не узнаёшь… - протянула она недовольно.
Он помотал головой.
- Тогда расскажу тебе одну историю, глядишь, поможет памяти твоей. Было вас трое друзей. Росли вместе, учились. Разные вы были. Один – спортсмен, который в институте больше числился, двое других – технари-инженеры. Пришли новые времена, и вы втроём основали одно дело. Одному пришлось заниматься в нём финансами, спортсмен решал трудные вопросы с трудными людьми, а третий… - она вздохнула, - Третий – на нём держалась вся работа.
Кто же из них я? – подумал он, но спросить не решился, не уверенный, что речь не подведёт его.
- И всё-то у них получалось неплохо, - продолжила гадалка, подперев руками голову – Жили хорошо, дружно. На дни рождения двое устраивали имениннику сюрпризы. То купят путёвки и укатят заграницу, то по Волге поплывут без своих девушек… О семейной жизни не задумывались, работа отнимала почти всё время. Да и, думали, успеется ещё, не старики же. У них были гражданские жёны, хотя о детях разговора не было. Жили для себя.
- К чему она это? – спросил себя он, - уж не случилось ли что с ними?
- Случилось-случилось, родимый, - сказала гадалка.
Он не удивился, что женщина слышит его мысли. Так даже лучше, можно не говорить.
А она продолжала:
- Однажды спортсмен предложил третьему убрать из их бизнеса того, который занимался финансами. Дешевле, мол, нанять бюстгалтершу, как он выразился, чем отдавать треть прибыли. Ты-то всю прибыль и делаешь, я обеспечиваю нам спокойную жизнь. Он же в последнее время явно расслабился: наезды из налоговой, даже из прокуратуры проверка.
Третий отвечал, что, похоже, кто-то не прочь захватить их бизнес. На что спортсмен тихо сказал: потому и затеял этот базар, что не исключено – наш «финансист» с этим «кто-то» в контакте. Его собеседник спросил: серьёзно? В чем тогда интерес губить то, что сам и создавал? Спортсмен ответил: может, подловили на чём, шантажируют, или протратил деньги, проиграл и скрывает. Мы же его не проверяем. Вдруг заём какой или кредит? Он ведь легко все активы вывести может, во что-то своё вложить, а мы последними узнаем. Нет, доказательств пока не имеется, но никто ж его бухгалтерию не шерстил на сей предмет.
Он удивился, откуда ей известны специальные слова. Неужели столько клиентов-банкиров и биржевиков, что нахваталась?
- Оо… я ещё и не такое знаю, - услышал он ответ, - продолжать?
- Да, конечно, - то ли подумал, то ли произнёс он.
- Третий не хотел верить, что их друг мог пойти на такое. Спортсмен предложил аудиторскую проверку, как вариант, но очень дорогой и с небольшой, но вероятностью утечки к конкурентам, а главное – это вспугнёт их приятеля, если он нечист. Был и другой, более дешёвый вариант, намекнул спортсмен. Есть люди, которые могут и в лес увезти и там всё узнать. Третий пришёл в ужас: что ты, что ты… Попугают только, отвечал спортсмен, лишь бы не переусердствовали.
-Нет уж, давай пока так понаблюдаем.
-И всё-таки сам-то поберегись, приставить к тебе охрану? Мало ли что… Вдруг ему тоже кто-то такие советы даёт?
-Да нет, не стоит.
И стало казаться третьему, что «финансист» несколько странно себя ведёт, хотя, может быть, эти странности всегда были в его характере? Чудилось и, что тот тоже за ним наблюдает. Совсем невмоготу ему стало. Заперся он у себя в кабинете, велел ни с кем не соединять, отключил «трубу». И пораскинул мозгами. Получались варианты: или спортсмен ошибается, слава Богу, или прав, не дай Бог, или ведёт свою игру и тогда сначала уберёт «финансиста», а потом и его. От спортсмена, даже если он вёл свою игру, а «финансист» был ни при чём, им вдвоём всё равно не избавиться – опасно. Да и как знать, а вдруг «финансист»… Ну и дела…
Гадалка замолчала.
- Бог ты мой, - подумал он, - кем бы я тут ни был – всё плохо.
- Именно так, - согласилась гадалка.
- Но что же выбрал этот третий и кто из них – я?
- Ничего он не выбрал, как тут выбрать-то?
- И что же?
- Один из них попал в аварию. Машина всмятку, сам в коме. Кто? Ты.
- Я… а кто я? из них?
- Ты бы лучше спросил: подстроена авария или нет?
-… неужели?..
Она тяжело вздохнула:
- Пока что хватит с тебя.
И комната пропала.
Он растерянно подумал, что не хотел бы быть ни одним из них. Но ведь, если верить гадалке, был же…
Тут его снова позвал какой-то далёкий молящий голос. О чём просил - было не разобрать. Идти не хотелось – и тут нет покоя. Страшно пойти на зов, вдруг там дорасскажут, что не досказала гадалка. Он больше ничего не хотел знать, не хотел говорить. Зажмурив глаза, он забормотал: Тьма, скорее опускайся на город. Окутай всё и погрузи в себя. Раствори меня в себе и баюкай – невидимого никому. Пусть, когда ты отступишь перед светом, меня здесь уже не будет. Пусть не будет, - повторил он и открыл глаза. И увидел то, что не хотел: беседующих – гадалку с той женщиной в чёрном, что пожалела его.
Женщина в чёрном жаловалась:
- Она всё просит меня за… (тут «чёрная женщина» головой указала на него).
- Тут своего-то не убережёшь, - согласилась провидица.
В этот момент мимо пробежали мальчишки, крича: Казнят Царя! Царя! И скрылись за поворотом улочки, поднимавшейся вверх.
«Чёрная женщина» склонила голову, а гадалка вздохнула.
- Что делать? Он уже и сам не хочет, и ждёт его столь страшное, что не поблагодарит.
- Да, - согласилась ведающая судьбу.
- Но у неё никого больше нет, - продолжила «чёрная женщина», - и, если не исполнить её просьбу, то это убьёт сразу двоих.
- И сына и мать, - подтвердила видящая.
- Без мук не получается.
- Не получается.
- Как нам хочется, чтобы решение принял другой…
- Что ж… пусть это буду я, - сказала Судьба.
Женщина в чёрном склонила голову и пошла прочь по улочке, ведшей на лобное место.
Он, замерев, слушал, как они решают жить ли ему.
«Гадалка» посмотрела уходящей вслед, потом вздохнула и негромко сказала куда-то в пространство:
- Пусть будет.
И тогда он смог различить до боли знакомый голос:
- Виталик!
Тишина и снова зов:
- Виталик!
Всхлип.
- Виталик…Виталик…
И опять всхлип.
- Виталик…
Наверное, это меня, - подумал он, - Да это же…
Кто-то проглотил комок.
- Вит…
- Ма?..
Тихо. Потом плач и крик:
- Витаалик!
Незнакомая седая женщина в слезах.
- Люба, это чудо. Вымолила ты его. Сколько дней и ночей у него провела!
- … Я держала его руки в своих, стараясь всю силу ему передать. И звала… чтоб не ушёл. Я ж и в детстве столько с ним натерпелась. Почти до семи не говорил…
- А что врачи?
Вздох.
- Потеря памяти. Может остаться парализованным. Да и лицо ему надо заново делать…
- Ээх… такой парень!
- …
- Что не помнит – неизвестно, хорошо или плохо. Не стоит ему знать, что и деваха его ушла, и компаньоны то ж. Обобрав. «Друзья»!
- Тише! Вдруг услышит? Не верю я врачам…
- Оба…
- Один раз я его уже научила ходить – научу и во второй. Виталик… сыночек… Ооох!..
- Что ты, что ты, Бог с тобой!..