Старик молча слушал Ночь… Он заворожено смотрел на алые головни в прогоревшем очаге, неспешно набивая свою трубку душистым табаком.
В открытом окне бликовало звездное небо, плыл легкий запах притомившихся за день трав. Старый пушистый кот, урча, свернулся подле живого тепла, вытянув уставшие лапы к решетке очага, чуть слышно скрипя по деревянному полу тугими усами, лениво смыкая дымчатые веки. Старик ощущал долгожданный Покой и, закрыв глаза, пытался сделать его ощущение сильнее стократ, чтобы можно было вспомнить этот миг в сердце любой житейской бури, чтобы он отпечатался, подобно чайному пятну на циновке, в его дряхлом сердце.
Старик неспешно взял из очага обугленную головню и раскурил свою трубку.
Томный вечер смежал веки. Старик вздохнул и откинулся на кресле, прикрыв воспаленные глаза.
Ему мнилось (или это было на самом деле), что мимо него проносились армады парусных судов, и он, отчаянно молод и полон сил, стоял на носу прекрасного флагмана и пристально всматривается в замутненную морскими брызгами даль. Он слышал, как скрипели над ним мачты и реи, как гудели над головой тугие паруса, жадно глотавшие порывы юных ветров, столь стремительно несшие судно по пустынной зеленой воде.
Он слышал крики птиц и ощущал близость чуждых берегов, манящих и сказочных, как то, что скрывали восточные паранджи, он чувствовал, как качается на гребнях корабль…
Старик открыл глаза… И сердце его стало саднить… Он сидел в кресле около очага… И в ногах у него спал старый кот…