После того памятного разговора Хирона с Зевсом каждый из сыновей Кроноса сделал собственные выводы.
Зевса, видимо, сильно задело пророчество о том, что кентавры переживут в этом мире олимпийских богов. И даже мысль о грядущем уходе Хирона не слишком его утешила.
Может быть, сознательно царь богов и не хотел полного уничтожения кентавров, но отныне делал ставку только на человеческий род, вознамерившись всё-таки всецело подчинить людей своей воле, дабы у тех не возникло и мысли о бунте или неповиновении.
Кентавры были серьёзной помехой этому плану: они не бунтовали против Зевса, но и не подчинялись ему, наглядно показывая, что вполне возможно жить, не раболепствуя перед богами и сохраняя свободу воли, мысли и слова. Сладить с ними было намного труднее, чем с людьми. Великий и вольный народ не нуждался в благодеяниях олимпийцев и никого не боялся, и уж тем паче не собирался признавать кого-либо своим верховным правителем.
Кентавры ведь даже Хирону не были подвластны.
Зевс не понимал, как такое вообще может быть.
У Хирона имелись все основания требовать, чтобы кентавры поклонялись ему как богу (да он и был богом!) или почитали как своего царя.
Но Хирону не приходило в голову этого домогаться, потому что власть как таковая его совершенно не интересовала, а связанные с нею постоянные рутинные обязанности казались слишком обременительными. Он и без того был вынужден разбирать чужие тяжбы и давать советы не только соплеменникам, но и богам. К нему заглядывали и Аполлон, и Артемида, и Гермес, и Дионис (впрочем, это было чуть позже). Потолковать с ним любила, например, Афина, которая, единственная на Олимпе, искренне горевала о его уходе…
http://smallbay.ru/artreness/botticelli02.html
(Сандро Боттичелли, Паллада и Кентавр)
Так что в расширении круга своих собеседников Хирон не нуждался. И всё-таки после того разговора с царём богов Хирон решил повнимательнее приглядеться к двуногим, переменчивые религиозные пристрастия которых так беспокоили Зевса.
Ранее Хирон полагал, что порождения Прометея и Афины вышли не совсем удачными и намного уступали любым двусущностным в физической силе и живучести, а кентаврам – в разумности. Более того, даже сатиры с их недалёким умишком оказывались порой здравомысленнее, и уж заведомо дружелюбней первобытных людей!
Хирону было попросту не о чем говорить с тогдашним диким, свирепым, грязным и вздорным человечеством.
И божественный кентавр в течение многих тысячелетий держался в стороне от будущих хозяев планеты.
Когда Прометей был схвачен, несправедливо осуждён и распят на скале, за людьми, брошенными на произвол судьбы, потихоньку продолжала присматривать Афина. Не думаю, что те существа ей очень уж нравились, но она, не решаясь перечить грозному отцу, втайне сочувствовала Прометею и, поскольку тоже была причастна к появлению гомо сапиенс, сочла своим долгом внушить этому виду живности некие полезные навыки, дабы Зевс сгоряча не отыгрался ещё и на людях.
Если Прометей наставлял их в ремёслах, то Афина пыталась привить им вкус к строительству храмов и земледелию, чтобы они перестали кушать друг друга и получили занятие для ума, души и ухватистых рук.
Людишки долго не могли взять в толк, зачем строить большой каменный дом, в котором никто не живёт, да ещё украшать его росписями и изваяниями, но богиня внушила им, что храм может стать убежищем от врагов или местом хранения общинных ценностей, -- а потом им самим понравилось громоздить кирпичи и колонны, кичась высотой и красотой постройки перед соседями, и со временем стало получаться очень даже неплохо. Архаические святилища выделялись лишь своей монументальностью, но более поздние приобрели изящество, не превзойдённое и в более поздние времена (ну ещё бы, если авторам проекта внушала идеи сама Паллада!)…
Под руководством премудрой Девы, придумавшей гончарный круг, люди начали изготавливать всё более изящную посуду, превращая некоторые образчики в произведения высокого искусства. Другой подарок Афины, ткацкий станок, также способствовал утончению нравов и вкусов: женщины научились ткать на станках красивые и тонкие ткани с изысканным рисунками (одна умелица, Арахна, слишком увлеклась этим ремеслом и вызвала богиню на состязание, за что ей, как известно, была уготована страшная участь – Афина превратила её в паучиху).
Все эти занятия действительно помогли в какой-то перенаправить энергию человеческого рода на нечто более продуктивное, чем свары и войны. Конечно, двуногие всё равно продолжали яростно истреблять друг друга, но всё-таки чуть меньше, чем раньше. По крайней мере, в Элладе они уже почти перестали людоедствовать (поколение Сизифа и Атрея ещё этим баловалось, что непоправимо отягчило карму всех их потомков). Однако ещё довольно долгое время люди полагали, что самой желанный подарок богам – это их собственная плоть и кровь, и хотя такие жертвоприношения случались не каждый день, они оставались вполне обычными на краях Ойкумены, да и среди эллинов практиковались вплоть до конца Троянской войны. Почему-то особенно часто на алтарь клали невинных девушек (одной из последних была троянская царевна Поликсена, принесённая в жертву на погребении Ахилла, дабы умилостивить его яростный дух)…
Некоторым олимпийцам такие жертвы льстили, и они полагали, что отменять их не надо, поскольку людей лучше держать в страхе. Но единодушия в этом вопросе не было даже между ближайшими родственниками или супругами. Так, Арес не хотел никаких жертв, кроме кровавых, Афродита же их вообще не признавала, требуя прежде всего любви, а впридачу к ней -- мёда, молока и в крайнем случае голубей. Артемида могла вдруг отменить уже начавшееся жертвоприношение (история с Ифигенией), а её брат Аполлон больше всего любил фимиам и хвалебные песни в свою честь. Гермес предпочитал принимать подношения вещицами или, позднее, деньгами; добродушную Деметру вполне устраивали хлеб и плоды, а Зевс и его соправители, Посейдон и Аид, требовали в жертву крупный рогатый скот. И пусть им доставался лишь запах от шашлыка, всё равно самолюбию мироправцев льстило, что в их честь убивают огромное красивое животное, а то и целое стадо (обряд гекатомбы).
В конце концов, возобладала умеренная точка зрения, и боги сошлись на том, что жертва может быть символической – главное тут внимание и благочестие.
Но, между прочим, обратите внимание: кентавров не приносили в жертву никогда.
И я думаю, в этом была прежде всего заслуга Хирона, занимавшего совершенно особое положение и сумевшего отстоять наше право на независимость.
Афина не возражала, чтобы Хирон тоже занялся воспитанием человечества. Управиться с этим в одиночку даже богине было нелегко, тем более, что у неё имелись и другие обязанности, и собственные интересы.
Прометей когда-то мечтал возложить педагогическую задачу на Муз, но Аполлон, поставленный Зевсом над ними начальствовать, с этим не согласился: люди были ему, положа руку на сердце, глубоко противны. Лишь некоторым его избранникам было дозволено напрямую общаться с Музами, да и то по особому зову свыше («…пока не требует поэта к священной жертве Аполлон», -- об этом уговоре помнили даже в 19-м веке, когда олимпийцам никто уже всерьёз не поклонялся). Аполлон, как всякий эстет и красавец, мало кого любил, кроме себя самого – и, между прочим, простые смертные это отлично чувствовали. Недаром прекрасный златокрудрый бог, в отличие от Зевса, не пользовался любовью земных женщин, и даже нимфы нередко ему отказывали в своей благосклонности.
По иронии судьбы, как раз с нелёгкой руки Аполлона началась слава Хирона как мудрейшего наставника двуногих детишек.