Зачем мы изучаем курс Литература ХХ века?
Зачем?
Пять пятьдесят семь, девятое мая. Я лежу на полу, прислонившись к стене. За спиной – подушка, на коленях – ноутбук. На моих окнах нет штор, и я вижу – уже светает. Девятый этаж, представляете? Я шучу иногда, что я живу на чердаке, как бедный художник. По ночам я летаю над городом, а иногда сплю, как нормальные люди. Да, в общем-то, вы бы сами все поняли, если бы зашли в эту комнату с ярко-оранжевыми стенами.
Заче-ем?
Я захожу в клуб, и у меня даже не спрашивают билет. Наверное, им глубоко наср*ть, что меня уже давно не прут эти танцы, и что я зашла сюда только для того, чтобы погреется и выпить что-нибудь в баре, и они пускают меня по каким-то своим причинам.
- А это что?
Отличная привычка спрашивать уже после.
- Ну, типа отличная штука. Вроде героина, что-ли. Ну минут на сорок, а потом…
- Ладно, господа, а теперь я вас покидаю.
Два широкоизвестных в узких кругах музыканта и непонятная чика со стеклянными глазами сидят на корточках на черном кафельном полу.. Он – мокрый, и это не вода. Это конденсат, визуализация порочного дыхания, слезы души – если хотите громких слов. На крышке туалета – порошок, они его делят карточками, зажатыми в дрожащих пальчиках. Лица культовых личностей музыкальной арены города бледны и обильно покрыты побочками. Прыщами, или чем-то вроде этого. Начинаешь обращать внимание на такие вещи, только когда видишь истинную причину их появления. Буэ. Мы начинаем гнить заживо.
Заче-е-ем? Когда-то у меня не было денег, чтобы покупать книги. И чему только не научит бедность – я овладела скорочтением, чтобы украдкой глотать желтые книги «Альтернативы», не отходя от прилавка. Сейчас приходится перечитывать, и, пожалуй, только Лидия Ланч навсегда впечаталась в мой мозг, как семена гайвайской розы. Попробовать можно, но второй раз просто физически не полезет. А все остальное, наверное, перечитаю еще ни на раз. Уже позже книги «Альтернативы» попадали ко мне с полок Игната Кормильцева, я стала сомневаться, стоит ли засорять себе голову этим «трэшем». Его было достаточно и в совсем не-книжной реальности. «Парень кладет в рот перо….» Ну-ка, откуда это? Там еще была самая красивая история о любви… Еще есть вопросы о прическе?
Заче-е-е-ем? Да, я знаю, я долго раскачиваюсь для ответа на вопрос. Типа, тяну время. Но тем же самым занимаются студенты и преподаватели практически на всех семинарах. Только они стараются все-таки говорить, не уходя далеко от темы. И никто ничего не записывает, и вряд ли кто-нибудь что-нибудь для себя открывает. Просто потому что мы все достаточно взрослые, образованные и мыслящие, чтобы воспринимать каждое произведение на том уровне, где слова – неоднозначны. Есть чувства, комки, которые одеваются в мысли и слова, сложные, длинные предложения. А на семинаре – ну кто это будет слушать, никто даже и стараться не будет.
Зачеееееем? Каждое утро я начинаю с пробежки. Ровно один час медленного бега. Это – несколько глав аудиокниги, которые вкрадчивый голос диктора методично закачивает в мою голову. Порой я ненавижу этих чтецов – после Филатова и огромной пачки пластинок с детскими сказками я, прямо как Станиславский – слушаю и… Не верю! Ну да ладно, я информационный наркоман, и вообще на всю голову жахнутый человек – я хочу всего и много, мечтаю, чтобы меня всю жизнь цепляло, чиркало по мне, как спичка о коробок – и если не литература, то что? Я бы никогда не поверила, что в один день читать мне станет «некогда». Ну да, в поезде, когда мы едем на гастроли – а все остальное время я занимаюсь по большей части тем, что мелю языком – а люди меня слушают. Отвечаю на письма, на множество однообразных вопросов – по поводу группы, нового альбома, веду пустой трёп о том «какой дерьмовый у нас в стране шоубизнес» с коллегами по цеху, эти разговоры – пустая вода, но так надо – понты кидать, даже если ты понимаешь что рядом с тобой – отличный человек, и есть куча других тем для разговора, но по опыту могу сказать – этот момент надо беречь на потом, момент искренности. Еще я занимаюсь хорошими делами – вот сейчас я типа как посол доброй воли, снимаюсь в социальной рекламе для местного СПИД-центра. Мы с Сашей из Сансары сделали очень крутой проект, открытки, видео-ролики (вы их увидите, скоро), и вот в воскресенье главное событие – концерт у Театра Драмы (в 17.00, если что). Интересно, успею ли я заехать домой после поезда? Ночью 17ого мы – хэдлайнеры фестиваля в Омске. Там, кстати, отличные люди. Как и в Ижевске, откуда я вернулась утром в день семинара. Там вообще какая-то языческая сила чувствуется, сила земли… Она даже будто-бы немного злая в своей красоте… Еще там есть «Творческая Дача». Это такое место, где собирается местная творческая богема – бедные и спившиеся художники, наркоманы – музыканты или просто психи. О таких перформансах, концертах и поделках я только в книгах читала. Такая сила искусства, в таких ее проявлениях… Отдаленный район города, огромная земляная впадина, словно карьер, только весь заросший зеленью. Среди огромных деревьев течет ручей. Спускаешься по длинной лестнице вниз и оказываешься у ограды. Там стоит белый гроб, из него – музыка или чтения какие-нибудь. Несколько деревянных срубов, большой, двухэтажный дом – основное место действия. Я бы про это место сняла передачу… Ах, щщет, я опять ушла от темы.
Ну, можно мне еще немножко? У меня – графомания. А вокруг меня каждый день случаются чудеса. И любовь. И горят мосты, и здания в руинах – и все от любви. И люди сходят с ума от любви, и я вижу как Бог не оставляет их, в какие бы ямы они не падали. Его рука на плече моём, я чувствую, и он мне прощает, наверное, то, что я себе никогда не прощу. Иначе – как бы у меня хватило сил дарить добро и в своих песнях, и в ответах на вопросы, и во всем, что я делаю? Со мной. Постоянно. Случаются. Чудеса. И я оказываюсь в разных частях планеты, в разных концах нашей страны, и обстоятельства складываются так, что я сама не могу поверить – ну неужели все это реально? И я пишу. Я пишу об этом книгу. Я пишу от руки, потому что как только я оказываюсь за компом, у меня находится миллион и одно важнейшее дело (даже не считая ответов на вопросы и письма почитателей нашего творчества) – написать новости группы, пресс-релизы ближайших событий, отчеты о прошедших, написать работы по учебе или рецензии на те диски, что мне присылают молодые музыканты. И больше всего я жалею, что события происходят, виды за окнами меняются с невероятной скоростью – а времени описать все это - нет. И я что-то теряю, эмоциональное опьянение происходящим – оно тоже имеет свой срок годности. В ночь после того концерта (видео с него – на дивидишке, которую я приложу к работе), когда прямо из клуба машина несла меня в аэропорт (мы с моей Юлей уезжали в Израиль, на целый месяц, чтобы путешествовать по святым местам, чтобы переждать февраль на Земле Обетованной) я поняла что-то такое… Я могла сказать, что я почувствовала, когда вышла на сцену – будто бы это был главный день во всей творческой жизни нашей группы, и не потому что мы хорошо готовились или заслужили, просто все эти люди… они пришли на нас, и… Что такое живая музыка? Это то, что отражается в глазах тех, кто стоит в зале. Чувства, которые пробуждаются в них от взгляда на сцену, от этих звуков. Я всегда прошу операторов снимать зал. Зачем мне на себя любоваться? Мне – просто повезло, в меня что-то такое дают сверху, а я этим… против воли порой, через боль мироточу, понимаете? А то, что в глазах людей… Я могла бы описать то, что я поняла в тот вечер, что я не боюсь быть собой, и уже давно не боюсь... Ни с пожилыми медиа-магнатами, ни с пафосными клубными промоутерами. Мы говорили об этом на последнем семинаре – и я их не пелевинским методом обезоруживаю, нет. У меня своя правда, и мне от нее никуда не деться. Любое дело, за которое я берусь, я делаю честно и так, как сердце говорит – и я не боюсь ошибаться, не боюсь оказаться смешной или проигравшей – я говорю: «Пинок моей гордыне!». Это касается и бизнеса, и учебы, и творчества, и общения с людьми, и любви… В тот вечер произошло так много всего, так много событий – а за ними, внутри меня, такое чувство… Кажется, будто я – песчинка, в которую только что запихали целую вселенную. Грустно, что никто меня не поймет в тех вещах, для описания которых не придумали слов.
Вы спросили меня про православный крест. Я бы могла рассказать многое, но опять же… Два или три года назад я начинала и заканчивала день с молитв по молитвослову, я училась умной молитве, я пела псалмы как песни, и моя вера была так крепка и находила подтверждения в мирской жизни каждый день, что я понимала – мне не нужно ничего здесь, я хочу просто жить и молится, петь песни о любви тому, кто сам – любовь. Мне казалось, что мирские дела меня пачкают, и я сходила с ума от невозможности обрести тотальную чистоту. Я мечтала о том, чтобы у меня была такая любовь к Богу – тот уровень, где просто не умеешь грешить… даже в мыслях… И я хотела уйти в монастырь. Но получилось так, что в один момент все встало с ног на голову. Но зачем вам эти истории? Сейчас моя веря по сравнению с той – вообще ничто. У меня червивая душа, я живу в блуде и грязи, среди змей, плачущих душ, среди маленьких и потерянных деток, которые слышат стук в дверь, и пытаются открыть дверь, чтобы Он вечерял с ними – а они с ним. И я сделала для мира так много, чтобы не было войны в сердцах, на примере на своем показываю, как можно, жить и с сердцем смиренным, и с духом сокрушенным среди этого всего. Хотя бы стараться. Не катиться в пропасть вместе со всем миром. Но как можно быть рядом с ними и быть так высоко в своей вере? Прихожане, воцерковленные до самого предела, ну что они расскажут парню, у которого в ракушке цинизма и мудрости, в ракушке изъеденного наркотой от безысходности тела – такая бабочка души, которая тянется к добру, как мои дреды – к земле? А мне как спасти их? Порой я встречаю таких жаб, им уже ничего не поможет. Но среди них жемчужин -больше. Просто чтобы познать человека, надо полюбить его, искренне, не думая о нем, что он грешник и в дерьме по горло, или что ты любишь Бога больше чем он, или что ты спасешься, а он – нет. Любить, прощать, брать за руку и вместе искать.
Столько вопросов у меня внутри, столько комков-чувств, еще – вселенная. Мир, разные города, тысячи людей, ответственность, ожидания – они все от меня ждут, и я так боюсь их разочарования во мне… Вдруг однажды я спою не искренне, и я всех обману… Я боюсь, ведь еще совсем недавно мне казалось – это так обидно, когда лишь маленькой кучке людей есть до тебя дело. А теперь чувство собственной важности сожгло само себя, оно бьется в конвульсиях, уступая место жажде свободы, возможности просто молчать и созерцать, мир, людей вокруг – они прекрасны, даже если меня бы не было вовсе…
А вы спрашиваете – зачем мы изучаем Русскую Литературу ХХвека. Зачем? Чтобы получить набор нам обоим понятных банальных тезисов? Свежих, новых предположений? Мне редко удается посещать лекции, но я всегда стараюсь придти на те из них, где преподаватель еще не настолько устал, чтобы вести диалог, и может не только выгружать информацию, но и внимать ей, и трансформировать свои знания, искать вместе со студентами, говорить на отвлеченные темы. Высшее образование – такая штука, каждый берет то, что ему нужно. Один – теоретические знания, другой – умение выкручиваться, третьему надо сделать родителям приятно, а пятый нашел друзей на всю жизнь, и просто весело проводит время. А для меня оно такое: я чувствую этот сильный дух, будто бы эта многовековая погоня за мудростью и знаниями, вечный поиск и диалог, сообщество людей, чьи мозги бунтуют и взрываются в поиске истины – и я – часть этого. Конечно, сейчас ВУЗы – это совсем другое, это больше похоже на «курс молодого бойца» для человека, желающего покорить мир. Но для меня – не так. Я уже так много всего нашла, и добилась успеха во многом, и я не пропаду без большинства того, что я подчерпываю из изучения предметов. Но бывает такое, что от какой-нибудь фразы преподавателя во мне загорается искра, и я говорю себе: «О! Да ладно! А ведь точно!». И нет разницы, о чем говорить – о литературе или о философии. Если преподаватель не бесчувственное и фригидное к своей работе бревно, он может заставить студента спорить и сомневаться. Или, вот, написать такую работу. Не отписку, а работу. Мне не сложно учится, я даже получала повышенную стипендию, пока график путешествий не стал таким плотным. Но мне обидно, когда образование имеет такой низкий потолок, ограниченность только лишь программной информацией, учебными планами. Но я стараюсь что-то сделать для того, чтобы было иначе. Я хожу на семинары, я говорю, я пишу. Я рискую, но я не боюсь того, что Вы осудите или не поймете то, что я хотела сказать, я боюсь полного штиля. Вы можете даже посмеяться надо мной, я – то от этого не обеднею духом. Я рада, что написала всё это, что мне ЗАХОТЕЛОСЬ так написать. Хотя бы для этого стоило изучать курс Русской Литературы ХХ века.