Война наложила отпечаток на нашу жизнь, и все беды и несчастья мы, вольно или невольно, связываем с немцами. Не удивительно поэтому, что все русские, попадая за границу, не важно, в какую страну, пытаются объясняться на немецком языке.
Антонина прибыла в Тегеран с мужем, работником Советского посольства в Иране. На следующий день, заняв у соседки двадцать реалов - муж ещё не успел получить иранскую валюту - она отправилась покупать для маленького ребёнка молоко.
В магазине прилавки были пусты. Вдоль стен, как солдаты в строю, ровными рядами выстроились белоснежные двери холодильных камер с блестящими никелированными ручками. За единственным в огромном зале небольшим столом сидел бородатый, туповатого вида иранец, в потёртых шортах и майке, с волосатой грудью, и такими же, волосатыми ногами.
Чувствовалось, что с пальмы его сняли не раньше, чем сегодня утром. «А, может, этот чурбак действительно вырублен из ствола пальмы?» - улыбнулась своей догадке Антонина, и с удовлетворением отметила свою сообразительность.
При виде вошедшей женщины чурбак встал, сделал шаг в сторону от приблизившейся к нему покупательницы, наклонился в раболепском поклоне, да так и остался стоять.
«Вылитая копия обезьяны», - подумала Антонина. Первой её мыслью было - уйти в другой магазин. Она сразу поняла, что с этим чурбаком в рваной майке и потёртых джинсах, обрезанных под шорты, она, цивилизованная женщина, окончившая юридический факультет МГУ, не договорится: тупость просачивалась из каждой дырки его более чем скромного одеяния.
Но, где другой магазин, она не знала, соседка ей указала на этот, дома дочь ждала молоко, и Антонина решила, используя все свои интеллектуальные способности, попытаться внушить этому чурбаку, что ей надо купить молоко.
Подойдя к нему ближе, подавила в себе страх и отвращение к этому безграмотному, некультурному иранцу, и произнесла:
- Млеко, млеко! - Антонина правой рукой показала, как она пьёт из стакана молоко, - му-у-у, му-у-у.
Она приставила указательные пальцы справа и слева от головы, изображая рога коровы. Чурбак, отступив на шаг, смотрел на неё глупыми глазами, ничего не понимая.
- Млеко, млеко. Цу-у-р, цу-у-р, цу-ур, цу-ур, - Антонина показала руками, будто доит корову. Чурбак сделал ещё шаг назад, широко раскрыл глаза: видимо, посылал сигнал, что ничего не понял. Она сделала шаг к нему:
-- Киндер, киндер тринкен млеко!, - обрадовалась она, вспомнив выученные в университете немецкие слова, ткнула себя пальцем в грудь, потом показала ладошкой над полом, какой маленький у неё киндер.
Чурбак опять ничего не понял.
«А ведь говорила немка, что когда-нибудь знания языка пригодятся», - подумала Антонина:
- Киндер, кляйн киндер, - вспомнила она ещё одно немецкое слово, и, прижав к груди хозяйственную сумку, начала баюкать её, как младенца:
- Ааа-а, ааа-а, ааа-а.
Сейчас она возмущалась бездарностью советских учителей, не прививших ей любовь к иностранным языкам, глупостью владельцев магазинов, невежественностью иранских продавцов, всей их системой торговли.
До Ирана она, вместе с мужем, работала в МИДе, отоваривалась в закрытом мидовском магазине, её там все знали как жену большого начальника, обслуживали вне очереди, да и очереди там практически никогда не было, продавцы наперебой предлагали ей деликатесы, и что она позволяла себе, так это иногда небрежно бросить одну-две фразы:
- Нет-нет, лососину я брала вчера... Крабы у меня ещё есть... Бананы мне уже надоели...
Продавцы услужливо упаковывали заказ, относили в стоящую во дворе МИДа машину мужа, а стоимость его заносили в кредитную карточку: муж получал приличную кремлёвскую надбавку... А с этим недоноском ей придётся мучиться три года!
Собрав воедино всю волю, терпение, остатки вежливости, и знания немецкого языка, Антонина предприняла последнюю попытку:
- Млеко, муу-у, цуу-р, цуу-р, киндер, кляйн, тринкен, млеко!
Чурбак, впервые с начала разговора, сделал шаг вперёд, элегантным жестом остановив поток её красноречия, спросил:
- Шпрехен зи дойч? Шпит инглиш? Францёзиш? Сина? Идиш? Иврит?» Эспаньёль? Русский?
- Я, я, их шпрехен руссиш, - обрадовалась Антонина, почему-то продолжая говорить по-немецки.
Чурбак распахнул двери трёх холодильных камер, вежливо поклонился, указал рукой на содержимое холодильников, и на чистейшем русском языке произнёс:
- Мадам! Вероятно, Вам нужно молоко? Для маленького ребёнка? Сколько ему лет? Что он предпочитает? У нас большой ассортимент: коровье, козье, кобылье, верблюжье, сливки, сметана, творог, украинская ряженка, русская простокваша, восемь сортов кефира, пятнадцать разновидностей йогурта - банановый, клубничный, ананасовый, персиковый, апельсиновый.
Чурбак продолжал перечислять имеющийся у него в наличии ассортимент молочной продукции, но Антонина его уже не слышала. Сгорая от стыда, красная, как рак, она поспешно покинула магазин.
Два отчёта http://www.proza.ru/2009/10/19/698