На Кольском весна. Почти весь день белесый шар солнца колесит по небу, отогревая застывшую землю. В заливе давно растаяли последние льдины и там заполошно орут бакланы.
Мы сидим на парапете пирса, молчим и лениво курим. Завтра воскресенье и целый день предстоит торчать в казарме. Увольнений в нашей базе нет, поскольку кругом одни лишь скалы да уходящие волнами к горизонту сопки.
- Вмазать бы, - вздыхает Витька Допиро и швыряет бычок в воду. - Надоело все.
- А у тебя есть? - сонно бормочет сидящий рядом Славка Гордеев.
- Угу, - кивает головой Витька. - От протирки чуток осталось.
- Ну, вмажем, а потом? - щурит узкие глаза Димка Улямаев. - Опять на «губу» загремим? Не, я так не хочу.
Мы снова молчим, думая каждый о своем.
- А давайте лучше в сопки сходим? - внезапно оживляется Славка. - Там сейчас хорошо, мох зеленеет и все такое.
- Можно и в сопки, - подумав, соглашается Витька. - Все лучше, чем в казарме припухать
- Точно, - поддерживаю я приятеля. -Славка, ты как? - толкаю в бок Гордеева.
- А чо я? Я как все, - шмыгает носом Славка.
Потом мы обсуждаем детали и решаем, что лучше всего «свинтить» сразу же после завтрака, как только начнут крутить фильмы. До отбоя нас вряд ли кто хватится.
Утром, сменившись с вахты, мы топаем на камбуз, где для нас оставлен «расход» и часть продуктов загружаем в прихваченный с лодки «сидор». Туда же отправляются выпрошенный у коков цыбик чаю и умыкнутые со стола пару кружек.
Когда мы приходим в казарму, там уже дым коромыслом. За массивным столом в углу, зажав в руках костяшки домино и весело матерясь, сражается группа «козлистов», любители фильмов налаживают киноустановку и вешают в проходе между коек экран, а остальные, в предвкушении удовольствия, валяются на койках или болтаются по казарме.
Потершись для вида среди сослуживцев, мы накидываем бушлаты и, прихватив «сидор», спускаемся вниз.
- Ну что, почапали? - спрашивает Витька, похлопывая себя по животу. Там, под робой, у него плоская фляжка со спиртом, а по нашему «шильница».
Оглядываясь по сторонам, что б не попасться на глаза базовому патрулю, мы ходко идем к стоящим напротив казармам, за которыми высится обрывистый скальный массив.
Минут через десять, вскарабкавшись наверх по одной из расщелин, оказываемся наверху и, определившись с направлением, следуем в сторону дальней гряды сопок. Идти легко. Под ногами пружинит зеленеющий ковер мха, изредка перемежающийся белыми языками еще не растаявшего крупнозернистого снега и массивами черного базальта.
Маршрут выбран не случайно. Где-то там, за грядой, одно из ответвлений залива, которое мы не раз видели, уходя в море на отработки.
Впереди, с «сидором» на плече, косолапо топает Димка Улямаев. Он рулевой-сигнальщик и лучше всех знает, в какую сторону двигаться.
А полярный день, между тем, набирает обороты. Над нами синеет высокое, без единого облачка небо, над далеким туманным горизонтом все выше поднимается солнце, которого мы не видели почти полгода, с юга порой налетает влажный соленый ветер.
- Эй, пацаны! - внезапно орет сзади подотставший Славка и показывает рукой на только что пересеченную нами снежную низину. На ней розовеют следы от трех пар сапог.
Мы наклоняемся, и обнаруживаем во мху прошлогодние россыпи клюквы. Собрав по горсти и с удовольствием сжевав ягоды, трогаемся дальше.
Наконец заветная гряда. Поднявшись на одну из вершин, мы замираем в восторге, а потом орем от радости. Внизу, в километре от нас, бескрайняя синь залива, изрезанная многочисленными фьордами. У прибрежных скал изредка взблескивает на солнце прибой, а на водной глади качаются стаи чаек.
- Ништяк, - довольно гудит Допиро, утирая ладонью взмокший лоб и первым начинает спуск.
Через полчаса мы стоим на берегу одного из фьордов и озираемся по сторонам. Тут царят первозданные тишина и покой. На замшелые валуны беззвучно накатывают мелкие волны, оставляя после себя белоснежные клочья пены, прибрежный, всех цветов галечник, чисто вымыт и скрипит под ногами.
Внезапно неподалеку раздается всплеск и у ближайшего от берега камня, возникает темная голова с круглыми глазами.
- Нерпа, - шепчет кто-то из ребят и голова исчезает. У нас в базе они тоже изредка появляются и всегда вызывают восхищение.
Потом мы снимаем бушлаты - солнце пригревает все сильнее, вместе с Димкиным «сидором» кладем на плоский камень у скалы и бродим по берегу.
Здесь же, у уреза воды, находим лежащий на гальке обрывок сети с большим стеклянным поплавком, а через сотню метров дальше - несколько решетчатых деревянных ящиков, которые выбросило море. Прихватив их, мы идем назад.
Через несколько минут у камня весело потрескивает костер, а Димка, раздернув горловину «сидора», выкладывает на расстеленную на камне газету, прихваченные с собой продукты. Тут пару банок тушенки, пяток яиц, консервированный сыр и два кирпича хлеба.
Подождав, пока Славка, орудуя складным ножом, готовит четыре «птюхи», накладывая на них поочередно сыр и тушенку, Витька отвинчивает колпачок фляги и набулькивает в одну из кружек спирт. Во второй, стоящей на камне, принесенная с тающего неподалеку ледника, вода. Затем кружка пускается по кругу, мы запиваем спирт водой и с аппетитом жуем.
- Хорошо, - мычит полным ртом Славка.
- Угу, - кивает в ответ Димка, смешно двигая ушами.
Подкрепившись, мы закуриваем и, щуря глаза, нежимся на солнце.
Потом Димка достает из кармана самодельную снасть - она почему-то называется «самодур» и направляется к воде. А мы втроем гоняем по берегу поплавок, организовав что-то вроде футбола.
Когда изрядно набегавшись, возвращаемся назад, Улямаев потрошит на камне здоровенную рыбу.
- Ну, ты даешь! - удивляемся мы. -Треска?
- Вроде того, - кивает Димка и бросает внутренности в костер.
Неожиданно откуда-то сверху доносится лай, и мы видим спускающихся по склону двух людей с собакой и в зеленых фуражках.
- Погранцы, - ухмыляется Витька. -Ща арестуют.
Мы знаем, что наша база находится в зоне действия Арктического погранотряда и там служат не хилые ребята.
- Кто такие? - спрашивает подойдя первый, с погонами сержанта на ватнике и автоматом на плече.
- Не видишь, что-ли, моряки, - лениво бросает кто-то из наших.
- С базы, что ли? - кивает он в ту сторону, откуда мы пришли.
- Ну.
- Документы.
Мы достаем военные билеты и протягиваем сержанту.
Все это время второй, с поджарой овчаркой на поводке, стоит поодаль и молча на нас таращится.
- Порядок, - говорит сержант через минуту и возвращает документы. - Закурить есть?
- Держи, - протягиваю ему пачку «Примы».
- Леха! - оборачивается сержант к напарнику. - Давай сюда, это наши ребята!
- А ты думал шпионы? - смеемся мы и последний лед отчуждения тает.
Сержант оказывается Витькиным земляком, а Леха, присев на корточки, советует Димке, как лучше приготовить рыбу.
- «Шила» с нами вмажете? - подмигивает Витька сержанту и взбалтывает лежащую на камне флягу.
- Отчего же, можно, - соглашается тот и извлекает из висящей на боку полевой сумки две ядреных луковицы и пачку галет. Это от нас, на закусь.
Витька снова наполняет кружку, Славка из ледника вторую, и они идут вкруговую.
Закусив, мы отдаем остатки Индусу, так зовут овчарку, и закуриваем.
После этого Леха, вынув из автомата шомпол, жарит на нем куски рыбы, а Димка, приткнув к костру кружки с водой, кипятит ее и заваривает чифирь.
Вскоре мы едим истекающую соком, подрумяненную треску, голову от которой доедает Индус, и по очереди прихлебываем из закопченных кружек.
Между тем солнце клонится к закату и пограничники, пожав нам на прощанье руки, вместе с Индусом исчезают в скалах.
- Хреновая все-таки у них служба, - говорит Славка, шевеля палкой затухающий костер. - Зимой в тундре холодрыга, а летом гнуса полно.
- Это точно, - кивает Димка, - служба не мед, как и у нас.
А спустя час, убрав все за собой, мы в последний раз окидываем взглядом фьорд, окружающие его скалы с искрящейся на солнце капелью ледника и отправляемся в обратный путь. Идем не спеша, молчим и часто оглядываемся назад.
Потом, в южных морях, мне доведется увидеть немало живописных лагун и заливов которые стерлись из памяти. А вот тот заполярный фьорд остался. Навсегда.