Источник: Новгородский Исторический сборник. Вып. 5. 1939 г. С.48 – 52.
АВТОР: Н. Г. ПОРФИРИДОВ – секретарь Новгородской секции Института Истории РАН.
ДЕКОРАТИВНАЯ ЖИВОПИСЬ НОВГОРОДСКОЙ ГРАНОВИТОЙ ПАЛАТЫ
Одно из древнейших гражданских зданий Новгорода – здание т[ак] н[азываемой] Грановитой Палаты – является и одним из наименее изученных. Несмотря на неизменное и естественное внимание многочисленных описателей Новгорода (1), оно не имело до последнего времени ни ясного архитектурного понимания, ни даже установленной даты постройки.
Уяснению истории здания должно помочь исследование данных, заключающихся в нем самом, в частности, исследование остатков его росписи.
Следов древней росписи в помещении собственно Грановитой Палаты не сохранилось или, во всяком случае, неизвестно. Настенная живопись имеется в т[ак] н[азываемых] сенях Палаты (2), т. е. ее южной пристройке, в настоящее время кирпичной, а до начала XIX столетия бывшей деревянной.
Касаясь росписи сеней, описатели Грановитой Палаты отмечали лишь древнее изображение с п а с а, находящееся в нише стены направо от входа в Палату. Немногие, кроме того, упоминали находившееся на стенах сеней изображение обороны Новгорода в 1170 г., позднего времени. Кажется, один архим[андрит] Макарий, описатель внимательный и подробный, отметил изображение, находящееся по левую сторону входных дверей, также в нише стены (3).
Это – известная композиция д е и с у с а, осложненная в данном случае включением местных новгородских «святых». В дошедшем до наших дней виде роспись левой ниши представляла совершенно новую, не имеющую значения живопись конца ХIХ-го или даже начала ХХ-го века. Но уже названный выше описатель догадывался, что изображение «первоначально было в начале XVII в.».
Пробное раскрытие росписи в нишах сеней, произведенное в 1930 году экспедицией ЦГРМ по инициативе Новгородского Музея, обнаружило, как и ожидалось, под новою живописью наличие более ранней. В частности, в левой нише под верхним слоем масляной живописи оказались еще два тождественных по сюжету, т. е. содержащих ту же композицию деисуса – один времени начала ХIХ-го, другой времени ХVII-го столетия.
Содержание еще более древнего слоя живописи, вскрытого под слоем XVII-го века, было неожиданным. Под лицевым изображением деисуса оказалась светская орнаментальная роспись. Раскрытая часть орнамента позволяет установить его характер в целом. Фреска дает редкую для стенных росписей розану, составленную из сложного плетения стебля аканта и вписанную в окружность. Розана, диаметром 1,54 м., заполняет собою центр ниши.
Значение открытой в сенях Грановитой Палаты необычайной росписи было высоко оценено ученой наблюдательной комиссией. Названный в протоколах «плетенкой», орнамент был отнесен к XII веку, причем часть членов сочли орнамент византийско-славянским, другие скандинавским.
Ближайший анализ орнамента не подтверждает, однако, ни отнесения его к кругу скандинавских влияний, ни датировки XII веком (4).
Э лементами, позволяющими правильно осветить вопрос о происхождении и времени нашего орнамента, могут послужить его внешний мотив и характер построения. Мотивом плетеного орнамента Грановитой Палаты является, несомненно, не жгут и не лента, а стилизованный стебель аканта, доказываемый присутствием на, нем побегов и нераскрытых листков. Построение орнамента, точнее его рапорта, основано на спиральном расположении акантового стебля.
Рапортом орнамента Грановитой Палаты может быть сочтена одна из четырех составляющих его фигур, в свою очередь, состоящая из двух спиральных витков. Витки обращены спиралями друг к другу, расположены симметрично, и касаются каждый своею наружною дугою второй дуги другого, причем места соприкосновения дуг схвачены кольцами. В целом фигура, образуемая переплетающимися стеблями, напоминает восьмерку. Концы стеблей, выступающие за пределы «восьмерки» по направлению к центру розаны, образуют тройную петлю и в месте среднего переплетения также скреплены кольцом.
Орнамент, характеризуемый описанными чертами новгородского, т. е. основанный на мотиве акантового стебля и построенный в виде переплетающихся спиралей, по-видимому, несвойствен скандинавскому искусству (5).
Напротив того, тип его является обычным и широко распространенным среди памятников византийских, кавказских и русски (6). Время их падает на кон. XIV и XV вв.
Ближайших аналогий нашему орнаменту следует искать среди русских орнаментальных памятников XV-го века, сопоставление с которыми позволит, по-видимому, правильно поставить вопрос о нем и уточнить его хронологическую датировку. В первую очередь аналогии могут быть найдены в широко орнаментировавшихся бытовых предметах, преимущественно металлических, притом в особенности на местах, задававших мастеру для оформления сходное с нашим по очертанию пространство – круглое или полукруглое – каковы поддоны, мишени, клейма, полки, жуки и т. п.
Очень близкий к нашему по мотиву и построению орнамент дают литые серебряные жуки оклада евангелия Федора Андреевича (Кошки), 1392 года, Гос. Загорского Музея (7). Стебли орнамента, соединенные в каждом рапорте попарно, расположены здесь, как и в нашем, встречными спиралями. Сходство приема усиливается скреплением дуг двумя кольцами.
Из памятников новгородского происхождения, представляющих столь же близкую аналогию нашему орнаменту, может быть указан серебряный ковш новгородского посадника Григория Кирилловича (Пасахно), первой половины XV-го века (8), в том же собрании. Серебряная литая прорезная пластинка на полке ковша дает новый пример орнамента, принципиально сходного с нашим, образованного также из двух завивающихся встречными спиралями пантовых стеблей с усиками (9).
Григорий Кириллович, прозванный Посахно, был новгородским посадником в 1428 – 1436 г. г. (10) и в тридцатых годах строил каменные сооружения в Кремле (11).
Отнесение орнамента Грановитой Палаты к XII веку объясняется тем, что мысль авторов предположения находилась в плену обычных представлений о здании Новгородской Грановитой Палаты, связывавших ее постройку с именем новгородского архиепископа Иоанна – Илии (1165 – 1186 г.), следовательно с XII веком. Это представление было общим почти для всех описателей Новгорода. Между тем, название корпуса «иоанновским» не имеет древней традиции и, по-видимому, ведет начало не от постройки здания Иоанном, а от устройства в здании церкви в его честь, т. е. факта позднего (1822 г.). В этой связи представляется не случайным то обстоятельство, что ранний описатель Новгорода – Н. Н. Муравьев, служивший в Новгороде в 1815 – 1819 г.г., следовательно знавший корпус до устройства в нем иоанновской церкви, совершенно не связывает здания с именем арх. Иоанна и XII веком, не называет его «иоанновским» и относит его постройку к 1350 г. (12). В самом деле, оснований для отнесения здания к XII столетию не существует (13). В Новгородских летописях сообщений об этом нет. Архитектурного анализа здания, в сущности, до последнего времени не делалось. Многочисленные описатели памятника не понимали дошедшего до XIX в. архитектурного комплекса. Один из позднейших и добросовестнейших исследователей новгородских древностей, П. Л. Гусев, специально описывавший иоанновский корпус, вовсе отказался определить его план и высказать какое бы то ни было заключение о здании (13). Вопрос о здании Новгородской Грановитой Палаты, как памятнике архитектуры, только в самое последнее время поставлен, видимо, правильно (14) в смысле отнесения его к строительству арх. Евфимия II (1429 – 1453 гг.) и приурочения к летописному сообщению 1433 года.
В таком случае датой древней живописи Грановитой Палаты может быть принят 1441 год, когда «подписана бысть полата болшая владычня и сени пережни» (15).
__________________________
Примечания:
(1). Из описаний или даже упоминаний памятника, относящихся к XIX веку в сущности, необходимо учесть Н. Н. Муравьева «Исторические исследования о древностях Новгорода», СПБ, 1828; И. Н. (е р о н о в а) «Трое суток в Новгороде» СПБ. 1842; архим. М а к а р и я «Описание Новгородского архиерейского дома». СПБ. 1857; В. С. Передольского «Новгородские древности», Новгород. 1898, - как основанные на личном знакомстве с памятником. Огромное большинство остальных авторов повторяет перечисленных.
(2). Остатков росписи нижнего и верхнего этажей западной части архитектурного комплекса мы не касаемся.
(3). Макарий. Описание Новгородского архиерейского дома. СПБ. 1857 г. С. 30.
(4). Ср. доклад Ю. А. Олсуфьева.
(5). См. Лоренц. Орнамент всех времен и стилей. 1898; К. Muhlke. Uonnordischer Uolkskunst, 1906; Schtltema. Die altnordische Kunst, 1923; I.Strzygowski. Der norden in der bildenden Kunst Westeuropas, 1926.
(6). Г. Гагарин. Сборник византийских и древнерусских орнаментов. СПБ. 1887; В. Стасов. Византийский и древнерусский орнамент. 1884; Н. Лоренц. Орнамент всех времен и стилей, в 10 выпусках. СПБ. 1898; Н. С ы р е и щ и к о в и Д. Тренев. Орнаменты на памятниках древнерусского искусства. М, 1904.
(7). Опись древнего церк. серебра б. Троице-Сергиевой Лавры (до XVIII века) Изд. Гос, Сергиевского Ист.-худож. музея, 1926 г. С. 154, табл. I (рис. 2).
(8). Опись серебряных ковшей (формы ладьи) б. Троице – Сергиевой Лавры. 1925 г. С. 5–10.
(9). См. воспроизведение – Ю. А. Олсуфьев. Об изменениях в русском орнаменте в эпоху возрождения. 1925, рис. I,
(10). Калайдовит. Опыт о посадниках Новгородских. 1821 С. 238.
(11). I Новгородская Летопись под 1433 г.
(12). Н. Н. Муравьев. Исторические исследования о древностях Новгорода СПБ. 1828, С. 44. Прим. 3.
(13). Приурочивать здание Грановитой Палаты к постройкам кн. Мстислава Владимировича 1116 года, как то предположительно сделал архим. Макарий (н. с. С. 10) и за ним безоговорочно повторил ряд авторов, конечно, произвольно и безосновательно.
(14) Петр Гусев. Иоанновский корпус Новгородского владычного двора, как памятник искусства. // Труды XV Археолог. Съезда в Новгороде 1911 г. Том I. М. 1914. С. 228.
(15). А. Строков и В. Богусевич. «Новгород Великий». Л. 1939. С.127 – 128.
(16). I. Новгородская Летопись.