ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вся эта история произошла давно в двадцатом веке, история довольно банальная, но она стала началом новой судьбы героини этого рассказа, судьбы художника.
Алина была невысокая миловидная женщина тридцати пяти лет, носила длинные волосы и смотрела на мир широко открытыми синими глазами.Жила она в Плетешковском переулке бывшей Немецкой слободы и работала программистом в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Ах, эти переулки старой Москвы, с булыжными мостовыми, двухэтажными купеческими домами с палисадниками во дворах, где непременно в августе из-за дощатых заборов тянулись к солнцу золотые шары. Алина переехала в слободу в четырехлетнем возрасте, когда ёе отцу дали тридцатиметровую комнату. Родители не любили друг друга. Они развелись, когда Алине исполнилось девять лет. Алина росла девочкой застенчивой, неуверенной в себе. Сейчас она жила одна в коммуналке. Её мать жила с её сестрой и приезжала к ней только в выходные дни. К отцу она ездила в гости.
Дом, где жила Алина, стоял на перекрёстке четырёх переулков. Она любила свои переулки, особенно весной, когда вся Москва преображалась, отмывалась после слякоти и весенней распутицы, воздух становился прозрачным, особенно по утрам. И она выражала своё восторженное состояние в строчках:
Солнце обрызгало улицу цветом:
Рыжие окна, синие тени,
Прыгают зайчики в лужах и стеклах
Старых домов и в громадных витринах.
Запахи этого утра весеннего
Снова тревожат и вновь набежавшие
Образы, строки, слова и мелодии
В улицу влились, расширив окрестности
В свои тридцать пять лет Алина не встретила свою половину, который не делил бы её с другой женщиной, но не унывала и была счастлива, несмотря на превратности судьбы. Она не влюбилась ни в одного из её поклонников, которых встретила после окончания школы, а семь лет тешила себя платонической любовью в одноклассника: косоглазого, сутулого, длинноносого, но прекрасно подражавшего Леониду Утёсову, чем и пленил её сердце в десятом классе. К тридцати пяти годам она имела небольшой опыт в любви. Первым её мужчиной был советский Донжуан, привыкший получать от жизни всё. Это было первое сильное чувство к мужчине. Он соблазнил её, романтичную дурёху, пригласив в поход, якобы с друзьями. Ей было тогда двадцать пять, её поклонники-женихи считали её сухарём, не способной любить. Она жила по принципу «умри, но не давай поцелуя без любви», страдала от незаслуженных упрёков, быстро расставалась с ними и мечтала, что встретит того единственного, кто ей нужен.
В мае приятель пригласил её в поход на байдарках по Мещёре со своими друзьями. Стояла прекрасная весенняя погода: деревья нарядились в клейкие листочки, земля зазеленела, а люди сбросили тёплые пальто и нарядились в лёгкую одежду. Днём они плыли по разлившимся рекам, а вечерами вставали на ночлег и слушали пенье соловьёв и лягушачьи концерты. Всё в природе располагало к любви. Но влюбилась она не в приятеля, а в его женатого друга, который довольно пристально наблюдал за ней. Сергей и вытянул её из воронки, когда она провалилась в неё, при переходе речки вброд. Приятель находился к ней ближе всех, но оцепенел, а Сергей прыгнул откуда-то сверху, протянул руку, и она была уже на берегу. Быстро разжёг костёр, чтобы согреться и просушить одежду. А вечером нашёл её возле озера и пригласил покататься на байдарке. Когда они вернулись, каждый день стали встречаться и бродить по вечерней Москве. Он ни разу не проводил её домой. Обычно шли, держась за руки. Ей не хотелось говорить: она наслаждалась его близостью, а он и не спрашивал её ни о чём. Возможно, его мучила совесть, что он соблазнил её, гуляет, а жена сидит дома с годовалой дочкой. Алина и не собиралась разбивать его семью, она любила первый раз, всем сердцем. Её, как бы, не существовало, когда он был рядом.
В сентябре начались занятия в школе, где она работала учителем математики и в институте, где она была студенткой четвёртого курса. Не хватало времени на личную жизнь, и она решила прекратить с ним все отношения, да он и не звонил ей. Это ей далось нелегко: было исписано немало страниц в дневнике, исхожено километров по любимому городу и пролито слёз, но она справилась. Когда в мае он пригласил её в очередной поход, она ответила, что ничто не повторяется.
Через три года судьба опять подбросила ей искушение, и шесть лет она отдала довольно слабому человеку, который скрашивал её одинокую жизнь. Они познакомились в институте на новогоднем вечере: всю ночь прогуляли по Москве, а через две недели она стала его любовницей. Ей и в голову не приходило, что он женат и у него ребенок. Через три месяца он пришел к ней в институт и сказал, что не может её обманывать и жениться сейчас тоже не может, ребенку нет и года…. Она вернулась в свой отдел, машинально взяла кошелёк и направилась в столовую. И снова увидела его: он никуда не ушёл, потеряно стоял и чего-то ждал. «Почему ты не ушёл?» «Я не могу без тебя…». И они поехали на последний этаж, где не было людей, целовались и никак не могли расстаться. Она по его просьбе познакомила его с матерью, Но боялась, что он уйдёт от семьи. Но он не уходил, а она и не хотела, чтобы его сын рос без отца. Лишённая отцовской ласки и внимания, она отлично понимала любого ребёнка в такой ситуации. С Лёвиным они виделись редко, он уезжал в командировки, а если был в Москве, виделись в институте, а чаще приходил к ней вечерами во время своей ночной работы в "почтовом ящике" или они ехали к нему днём, когда семьи не было дома. Выпивши, был особенно разговорчив и ласков: рассказывал смешные истории, шутил. Ей было хорошо с ним. Когда его сыну исполнилось семь лет, жена, не выдержав его пьянства и обмана, развелась с ним. Алина смогла выдержать всего три месяца их совместной жизни с его запоями, вытрезвителем и молчаливостью между запоями.
Прошло два года с тех пор. Стояли последние августовские дни. По радио по утрам лилась песня: «скоро осень, за окнами август…». Было немного грустно, в ушах звучала услышанная мелодия, и ей казалось, что произойдёт что-то необыкновенное не сегодня, так завтра. С этим чувством она выбегала из подъезда и бежала на работу.
В тот вечер, расставшись с подругой, Алина постояла минуту, вспомнила, что дома нечего есть, и направилась в ближайший гастроном. В магазине она застала обычную картину – длиннющий хвост очереди из мужчин в винный отдел. Серые, отекшие лица. Внезапно Алина почувствовала, что за ней наблюдают. Оглянулась по сторонам и наткнулась на внимательный взгляд мужчины. Это было неприятно. «Что уставился?» – раздраженно подумала она и, купив молоко и сыр, выскочила из магазина. Она почувствовала, что мужчина направился за ней, и тут же услышала: «Не уходите, пожалуйста, подождите, я хочу с вами познакомиться». «Зачем? Я не хочу», – сердито ответила она.
После шести лет жизни: ожиданий, расставаний и горечи, которую Алина испытала, полюбив женатого и пьющего человека, она боялась сильных чувств и разочарований. Она долго болела, расставшись с ним, В мае этого года поехала на четыре дня в Ленинград, где подхватила вирусное заражение крови, перешедшим в лейкемию. Она не воспринимала всерьёз этот диагноз, казалось, что все это шутка, и она не умрет в ближайшие годы, Ординатор поликлиники возила её на консультации в лучшие клиники Москвы, но картина крови была прежней. Детей у неё не было, а ей очень хотелось. Детей Алина любила. С ними связала свою профессию, окончив пединститут. Работала в детском саду, а затем - в школе. После окончания учёбы, работая в институте, в течение одного года совмещала эту работу с работой воспитателя в детском доме.
Алина пошла быстрее. Мужчина не отставал:
Подождите, я вас знаю, видел в институте на сцене, и в «Полянке.
«Где?», - Алина удивленно вскинула брови.
Ну, на вечере: вы, очень бледная, читали стихи. А в «Полянке» вы катаетесь на лыжах.
Она внимательно на него посмотрела: высокий, хорошо сложен, интересное лицо, только глаза, глаза уставшего человека.
Я работаю вместе с женой Юрия Лискова.
Лисков был её шефом. Алина привычно брела к дому, он не отставал.
Почитайте мне декадентские стихи.
Я не знаю этих стихов.
Но вы их пишете.
«Откуда вы это взяли?», – улыбнулась Алина.
Он пожал плечами и неожиданно предложил: «Давайте погуляем» Несколько капель упало ей на лицо. «Дождь…» Дождь был теплый, такой лягушачий дождичек. - "Ну, хорошо, давайте погуляем». Она любила дождь:
Мой дождь, мой друг, ты музыка моя.
Стучишь созвучно, то мажору, то минору,
В минуту скверную смываешь дрожь с меня
И навеваешь мне спокойствие и волю.
Он, прервав её мысли, жалобно проговорил:
Пожалуйста, вернемся в магазин, у меня там очередь.
Нет, это вы без меня. Вам же с бутылкой интереснее, чем со мной.
Нет, я хочу с вами.
Он внимательно смотрел на неё и ждал. Алина ощутила вдруг такое нежелание остаться одной, что вдруг повернула и решительно зашагала в сторону магазина. Он с трудом поспевал за ней. «Зачем я это делаю?» - пронеслось в голове, но они уже вошли в магазин и во время. Подошла очередь, он купил бутылку портвейна. Они направлялись к её дому, дождь перестал.
Около её дома он сел на какой-то выступ и проговорил: «Выходите за меня замуж». Она смутилась, внимательно посмотрела на него. Боже мой, она когда-то мечтала об этом, чтобы, вот так, с первой встречи, ей сделали предложение. Он смотрел на неё, не отрывая глаз, ждал, что она скажет. Она, молча, разглядывала его. Он показался ей неприкаянным, вызывал в ней, и жалость, и любопытство. "Ну, хорошо пойдёмте".
Два года назад она рассталась с любимым человеком: «Петров тоже пьёт. Смешно, поистине злой рок висит надо мной. Но ведь я больна и мне уже тридцать пять…». Он жил в десяти минутах ходьбы от её дома. Возле квартиры сверкала золотом табличка: Петров. Когда-то он работал главным электриком Москвы. На таком посту ему приходилось выпивать с начальством. Вначале его организм сопротивлялся, после выпитого спиртного ему было плохо, а потом привык и не мог уже жить без спиртного. С женой был разведен. У него было двое детей: сын и дочь. Квартиру менять не хотелось. Ему некуда было уйти, мать жила в Куйбышеве, а он привык к Москве. Жил он в двенадцатиметровой комнате в одной квартире с бывшей женой и детьми. В неё и пригласил Алину. Это была комната холостяка, с односпальной кушеткой, столом посередине комнаты (на нем валялось несколько книг) и тумбочкой, где стояла запыленная «спидола». Они поужинали бутербродами с сыром и молоком. Пить портвейн он не стал. Постелил ей на раскладушке, а утром позвал к себе.
После этой встречи он появился не сразу, через пять дней позвонил ей на работу. Алина пригласила его к себе в гости. Хотелось узнать его поближе, но идти к нему домой, видеть его детей и бывшую жену не хотелось. Он вел себя непринуждённо. Поужинали, поговорили об общих знакомых в институте, он поинтересовался, чем они занимаются сейчас в театральной студии. Алине было легко с ним общаться, он нравился ей, как мужчина, она чувствовала, что нужна ему.
В начале сентября ей неожиданно в институте предложили путевку в сердечнососудистый санаторий под Звенигородом, около деревни Дунино, где когда-то жил на своей даче писатель Пришвин. Она поехала. Стояла солнечная, теплая осень. Место, где находился санаторий, было очень живописно: впереди на холме притягивал к себе взглядом пейзаж Левитана «Золотая осень». Это было, как наваждение. Она даже закрыла глаза, а когда открыла, пейзаж был на месте. Выше на холме - деревня Захарово, бывшее имение бабушки Пушкина. И в километрах трёх находилось имение Бабкино, куда съезжались на отдых к Чехову его друзья. Алина пребывала в состоянии покоя и счастья, несмотря на результаты анализа крови, на соседство несимпатичной женщины, которая каждое утро начинала с перетряхивания постели и многочисленного гардероба.
Врач, осмотрев Алину, спросил: «Вы никогда не работали, на руднике, где добывали свинец или ртуть?».
Нет, - У вас такие анализы, как у горняков. Много гуляйте и спите.
Десять лет назад она отдыхала на Южном Урале, где лет пять назад произошла авария на атомной станции. Двенадцать дней они были в походе: пили воду из озера Тургояк, ели грибы и ягоды, стояли три дня на привале неподалёку от места аварии. Об этой аварии никто не знал, кроме местных: «люди мрут, как мухи, от белокровия» - сообщил им кто-то из персонала. Когда она вернулась в Москву, её часто шарахало в сторону, почти теряла сознание, с работы приходила без сил, с трудом ходила по магазинам. К врачам не обращалась, считая, что это у неё от низкого давления. Об этой аварии заговорили через тридцать лет, во времена гласности.
Она жила по совету врача: больные с утра бежали на процедуры, а Алина после завтрака бродила по лесу, что-то напевала:
Я измучаю тебя,
Я устану от себя.
И уйду в свои дела,
Чтоб почувствовать сполна
Дух свободы, эту власть,
Что не даст к ногам упасть
И не стать рабом судьбы
Ты прости меня, прости…
Однажды, гуляя по лесу, она набрела на речку. Уселась на лесную скамейку из двух жердей. Это было поистине райское место: никого нет, тихо, только шорох листьев да стрекотание кузнечиков. Перед ней, на том берегу расстилалось поле кукурузы. Вдруг страшно захотелось кукурузы. Но как перейти туда… вброд, а вдруг глубоко…. К счастью, нашелся неподалёку мостик из двух перекинутых брёвен. И вот она уже там, среди могучих стеблей кукурузы. А початки - самые сладкие молочно-восковой спелости. «Вот бедные коровки, я вас немножечко объем», - бормотала она, поглощая один за другим эти сочные початки. И так, каждый день приходила она на это место за любимым лакомством. Это была её маленькая тайна.
Иногда она вспоминала о Петрове, подумывала, что надо написать ему письмо. Она не сказала ему, что уедет: перед её отъездом он не заходил, а путевка была «горящая». Почему-то не хотелось говорить ему о своих болячках, а сейчас объяснять это в письме не хотелось. Пусть всё будет, как будет. Она понимала, что не способна сейчас на сильные чувства, слишком мало времени прошло с тех пор, как она рассталась с Лёвиным. Первый её опыт борьбы с «алкоголизмом» любимого человека не удался. Ей тогда недоставало терпения, смирения, физических сил, а может быть, и любви. И вот опять, такая же сломанная судьба. Он ждет помощи от неё, а она уехала. «Моей вины нет, я больна, - утешала она себя. «А там будет видно». Она гуляла по лесу, наслаждалась тишиной, красотой и теплом этого бабьего лета и неожиданно в голове рождались строчки, которые она не осмеливалась назвать стихами:
Когда порой гуляю я по лесу,
В моей душе звучат обрывки песен,
Созвучные, то пенью соловья,
То стрекотанию сороки,
Жужжанию шмеля, чириканью и свисту
Пернатых, птах-владельцев и гостей
Дубрав, березняков и чащи,
Где в сумерках так ухает сова,
Что вспоминается вдруг бабушка Яга,
Что в ступе и с метлой к своей избе несется,
Пугая всех детей, зажарит их она.
Но скоротечны летние деньки,
Как мысль, уставшего от собственной судьбы.
И вот на смену им приходит осень,
С шуршаньем листьев, синевою неба…
И вспоминаются мелодии, слова…
И у меня уже вошло в привычку –
В лесу пою, как бабушка моя.
Однажды она пришла в дом-музей Пришвина. Сейчас здесь жила его вдова со своими домочадцами. Алина знала писателя с детства, не только по его рассказам, но и со слов её тёти. Та однажды оказалась в доме отдыха писателей, за одним столом с Пришвиными и подружилась с ними. Приезжая в Москву, она обязательно приходила к ним в гости. Экскурсовод, милая девушка, рассказывала о скромности и трудоспособности писателя. Читала его «Воспоминания» и высказывания об осени. Пришвин писал только то, что видел, что было связано с его прошлой профессией лесника. Очень просто, на первый взгляд, записывал все, что видел и ощущал, и Алине казалось, что и она сможет это делать, но какие-то мелочи и леность мешали. «Все-таки есть во мне лень, что-то от Манилова», – думала она в такие минуты. Неожиданно для себя, оставила в книге отзывов запись: «Большое спасибо за встречу и новое знакомство с Пришвиным». И подписалась. А фамилию она носила своей бабушки и тётки. Но подойти и представиться вдове Пришвина постеснялась….
В санатории она ни с кем не общалась, кроме соседей за общим столом, во время еды. Это были больные люди с сердечными заболеваниями, занятые своими проблемами. Они порой раздражали Алину:
«Как они ограниченны и скучны», - думала она в такие минуты - «Видят только себя и свои болезни. А Дунино… прелестнее поселка и не видела. Купить бы здесь домик, чтобы не ездить в санатории и не видеть этой толпы. Она меня так удручает. До чего приятен шум ветра и шелест листьев. Вечно бы слушала эту музыку. Скоро уезжать. Взять бы всё это с собой. И в скверную минуту жизни эти ощущения, нахлынут вновь, сметут с пути всё чёрное, страшное».
Она вернулась в Москву в конце сентября. Поехала в больницу Боткина. К её удивлению анализы крови были в норме.
«Что это? Чудо! Кукуруза помогла, да, да, конечно: я съела початков восемьдесят и почувствовала прилив сил. Ура! Я здорова», - ликовала она. Сразу вошла в ритм прежней жизни: работа, занятия в театральной студии, друзья. Но что-то очень мучило её, «Не бойся», - внушала она себе - «нужно только начать». С детства она любила рисовать: с четырех лет карандаши заменяли игрушки, которых было очень мало. Но, когда отец защитил диссертацию, денег в семье прибавилось. Алине купили альбом, краски и карандаши, целыми часами она могла рисовать. Её с трудом отрывали от занятий. В школе, с третьего класса, её рисунки, заданные на дом, «уходили» на выставки и не «возвращались». Мать, почему-то, выбрасывала всё, что она рисовала дома.
Это было послевоенное время, голодное, нищее для её семьи, «сталинские» годы. Среди учителей были явные подвижники. Учительница по рисованию показала рисунки Алины педагогам детской художественной школы им. Сурикова. Её приняли в школу и велели приехать с родителями для оформления. Мама отказалась с ней поехать, ссылаясь на занятость. Алина была очень робкая, и одна ехать побоялась. В старших классах Алина увлеклась походами. В десятом классе она вместе с классным руководителем и с ребятами из класса отправились в Карелию и в Ленинград. Первый день похода они прошли шесть километров за шесть часов, падали, хохотали, вставали и шли дальше. Вернувшись в Москву, изобразила всех ребят похода того дня в смешных позах, уловив сходство. Принесла альбом в класс и пустила по классу. Он, конечно, не вернулся к ней, а она постеснялась потребовать его обратно. Этот эпизод сыграл с ней роковую шутку: окончив школу, поступила в пединститут на математический, а не на художественно- графический факультет. Струсила, не верила в себя.
Наконец, Алина решилась. Помогла книга: В.Серов из серии Искусство. Автор не только рассказывал о художнике, но открывал его секреты, как овладеть навыками письма и композиции, как совершенствоваться в этом. И перед сном Алина читала его книгу. А ночью снились удивительные сны: она писала картины, огромные: метр на два пейзажи. Однажды приснился сон: она на корабле, палуба превращена в выставочный зал, кругом полотна художника Чюрлениса, репродукции которого она видела в журнале «Юность». Позже она увидела эти полотна воочию в его музее. Была очень удивлена достоверностью сна. Вскоре купила всё для занятий живописью, и начались ежедневные поиски цвета, форм, композиции. Бежала с работы, как сумасшедшая, молниеносно ужинала, садилась за самодельный мольберт и до полуночи не могла оторваться от работы.
Вначале она нарисовала автопортрет акварелью, затем карандашом. Главное схватить сходство. Сходство поймала, но они напоминали парсуну. Затем стала изображать героев только что прочитанных книг. Она и принесла их студию для показа через полгода.
Забился снова жизни пульс
И душу трепет наполняет,
И радость брызжет через край,
И мысль к мольберту обращает:
И в руки кисть, палитра вновь
Играет радугой названий,
Ты медлишь, но уже готов
Живописать свой мир признаний:
Церквей, пригорков, облаков,
Ветвей, дерев переплетений,
Поток воды, а в нём свой блик,
То искрометность отражений.
Дай, Господи, любовь к земле,
Что сотворил ты в «мирозданье»,
Отдать на маленьком холсте
Всю радость, высказав признанье!
На время она забыла и о Петрове. Он явился через неделю после её приезда. Признался, что искал её: «Куда ты пропала?» Вкратце поведала о своих делах. Вначале он появлялся раз в три дня, а потом совсем переселился, но без вещей. Подолгу не пил. Похваливал её работы. На комплименты не реагировала, работала. Хотела вовлечь его в свою жизнь: как-то пригласила в театр. Спектакль не произвёл сильного впечатления на них обоих. Петров не хотел никаких развлечений: он часто пребывал в меланхолии, был молчалив и скучен. Он вырос без отца. Отец ушел от них, когда он был младенцем, а в шестнадцать лет пригласил к сыну певицу Кареву для занятий вокалом. У Петрова был редкий тембр баритона. Но занятия пением ему вскоре надоели, он больше любил играть в футбол и отдавал ему много времени. Болельщики прозвали его «Киса». Глаза у него были зелёные кошачьи. Поняв, что становится алкоголиком, пытался бороться, но довольно странным способом: хотел попасть в вытрезвитель, чтобы почувствовать омерзение к самому себе. Но он не доходил до «скотского» состояния, домой приходил на «своих двоих». Таких алкашей в вытрезвитель не брали.
Однажды зашли на почту, позвонил матери. Из кабины вышел, сияя, сообщил:
–«На Новый год поеду к матери. Мать купила мне пальто, обещала подбросить деньжат»,
– «Как ты можешь брать у матери деньги! В твоём возрасте мужчины помогают матерям, тебе не стыдно?»
Он удивлённо посмотрел на неё и ничего не сказал. После этого разговора сдерживал себя, не пил дней по десять, вовремя приходил домой. Когда выпадало её дежурство по квартире, мыл полы. Денег не давал, она и не просила. Благодаря её умению «крутиться», денег на еду хватало.
Однажды застал её за работой. Она срисовывала с маленькой фотографии Лёвина. Смутилась, хотела свернуть работу, но он взял фотографию, повертел в руках, сравнивая с рисунком, и бросил: хороший парень.
Как-то сидел рядом, следил за её работой. Вдруг достал из портфеля тетрадь и начал писать. «Что ты пишешь?» – спросила Алина. – «Трактат о любви». – « Что?!» - переспросила она удивлённо. – «Да, о любви, о её превратностях» - Почему-то его занятие не расположило её к нему: «Боже, сумасшедший» - раздражённо подумала она. Ей не хотелось заглянуть в его тетрадь, узнать, что думает он об этом непонятном подчас чувстве. Она поймала себя на мысли, что не любит его. Да разве можно объяснить любовь, почему при взгляде на одного человека начинает сжиматься всё внутри, и ты становишься рабом этого состояния и тебе нужно видеть его всё время. В нём не было того обаяния Лёвина, которое так привлекает женщин. Ей было с ним скучно, но и приходить каждый день в пустую квартиру у неё не было сил. Алине казалось, что не сможет полюбить его, удивлялась, что терпит присутствие этого чужого человека. Он почувствовал её отношение к нему и пропал. Появился через три дня, в пять утра, в грязном пальто, в ссадинах, без шапки.
– Где ты был?
– Не помню, кажется, на вокзале.
– Ты получил зарплату?
– Да.
– Посмотри, есть ли деньги.
Денег в карманах не было, он был жалок. После этого случая она поняла, что помочь ему ничем не может. Но, оказалось, что помощь нужна ей. В ней зародилась новая жизнь. Незнакомые ей чувства переполняли: в ней развивается её ребёнок. Каким он будет?…. Она была уже здорова, когда это случилось, а отец…, он же болен. И будет ли счастлив её малыш с таким отцом….
В тот день, когда врач подтвердил её беременность, а медсестра бросила ей: «Давно пора», Петров появился в 12-ом часу ночи, выпивши.
«Какой же ты дурак!», – не сдержалась она.
«Ну что сделаешь», – последовал ответ и, спустя минуту, – «я есть хочу, накорми меня».
Меня это не волнует, ложись спать!
Через минуту она услышала хруст яблока и возмутилась:
Я яблоки не для тебя покупала и морс тоже не для тебя.
«Ты что беременна?», – догадался он.
Она не ответила, только кивнула. И помолчав:
Я написала письмо твоей матери.
Зачем? Это письмо о тебе, о твоей болезни.
За неделю до Нового года, он уехал к матери. А перед Новым годом Алину положили в больницу с кровотечением. В палате лежало четыре женщины. Некоторые пережили двенадцать выкидышей, но не падали духом. Лежали всю беременность, почти не вставая с кровати. Ни жалоб на свою судьбу, ни женской болтовни о болячках. За пять часов до Нового года Алина потеряла ребёнка. Врачи боролись за него сутки. И там, в больнице она поняла: надо расставаться, дальше это продолжаться не может: только хватило бы ей мужества сказать ему об этом.
После Нового года он пришёл с чемоданом и объявил, что его мать приглашает её к себе и поможет им в воспитание ребёнка.
-Его уже нет.-
Несколько минут молчали, затем он изрёк:
«Я так и знал. Если хочешь иметь ребёнка, нельзя пить три недели, а я больше десяти дней не выдерживаю».
С этого дня его понесло, качало как маятник: он то - приходил, то уходил в свой прежний угол. Её это уже мало волновало. Каждый жил, как мог, своей жизнью.
Весной Алину приняли в Народную изостудию. Студию вела Екатерина Васильевна, очень красивая женщина сорока пяти лет, требовательная и талантливая. В изостудии занималось человек тридцать, разного возраста, от 18-ти до 80-ти. Этих людей объединяло одно: любовь к живописи и желание стать художником. Студийцы учились рисовать с натуры, писали натюрморты, делали наброски. Разбирали домашние работы, вместе с Екатериной Васильевной, ездили на этюды. Обстановка была непринуждённая и доброжелательная. Екатерина Васильевна часто шутила, замечания её были конкретными, помогали и запоминались. Занятия стали смыслом её жизни. Алина понимала, сколько потеряла за эти годы, занимаясь не своим делом, и навёрстывала за все тридцать лет жизни. Учиться Алине было нелегко, хотелось писать портреты, но когда делала наброски со студийцев, Е.В. мягко говорила: «Вам это рано», и пересаживала за натюрморт. Но самой главной для неё была работа дома. Дома она рисовала и писала то, что ей было близко и дорого: привычный пейзаж за окном, переулок её детства и юности с маленькими купеческими домами, тополями и липами, цветы на окнах, а цветов было много и они прекрасно росли и цвели круглый год. Весной устраивали выставку. Отбирали работы. Алина принесла две: пейзаж родного переулка и натюрморт с комнатными цветами. «А это чьи работы?», - спросила К.В. «Мои», - смутилась Алина. «Молодец, они пойдут на выставку».
Она опоздала на выставку, днём только вернулась из командировки. Когда прибежала в Д.К., студийцы выходили из зала, где была экспозиция:
«Поздравляем, тебя очень хвалил Лев Токмаков»
«Кто это?»
«Очень известный иллюстратор детской книги»
Подошла К.В. «Алина, поздравляю, это только начало, я очень верю в вас»
Домой она летела на крыльях.
А Петров всё чаще приходил пьяным, ложился на раскладушку, не требуя ничего. Иногда он пропадал по несколько дней и приходил в чужой, потрепанной одежде: «Поменялся», - объяснял он. Порой она приходила в отчаяние, твердила себе: «Хватит, больше не могу», но когда видела его измученное лицо, язык не поворачивался сказать «уходи».
Однажды, перед майскими праздниками, она не осталась на праздничный вечер в институте из-за него. Торопилась домой. По дороге заскочила в «военный» магазин, взяла пяток яиц: «Без яиц салат не салат, а огурцы не обязательно». Как только свернула в переулок, сердце заколотилось, света в окнах не было: «Выгоню, больше не могу. Как получит зарплату, опять - за «своё».
«Успокойся», - уговаривала она себя, - «возможно, соседи не открыли дверь, и он ушел в библиотеку». Настроение было испорчено. Дома Алина сразу принялась готовить салат: почистила картошку, сварила яйца. «Эту пасту так рекламируют, жаль, если пропадёт. Да, надо поесть кашу. Она поела, доделала салат, но мысли были те же: «Хватит, больше не могу».
Он пришел в девятом часу. Открыв дверь, Алина поняла, что не ошиблась. Стало противно, и злость подступила к горлу. «Снимай ботинки!». Разувшись, он вошел в комнату.
Собирай чемодан!
Я завтра приду за ним .
Хватит, уходи, я больше не могу. Я всё знаю о тебе, так и знала, что нажрёшься. Убирайся!
Я уйду, уйду.
Он вышел в коридор, стал обуваться. Она вылетела за ним:
Иди в комнату, собери чемодан!
Он упрямо обувался.
Пожалуйста, не будем выяснять отношения в коридоре.
И в комнате она кричала, не помня себя, собирая ему вещи:
«Ты должен либо стать человеком, либо уходи. Ты мне не друг, и я больше не хочу от тебя ребёнка, не хочу, не хочу!».
И, выдохнув: «Ты специально напился, чтобы я тебя выгнала?».
Да.
Да?! Он, молча, смотрел ей в глаза.
Уезжай к матери
Хорошо.
Вымой руки.
Хорошо.
Он послушно делал всё, что она велела. Сели ужинать.
«Это тот самый салат с пастой «океан»? «Да». «Вкусно»? «Очень»!
Он ел жадно и много, а она не могла успокоиться и говорила:
Я не могу больше так жить. Я не хочу и не могу быть тебе нянькой. Я хочу жить « по-человечески. Сколько ты получил денег?
- Мало, 67 рублей.
Ничего себе, мало! Да это больше, чем нужно на еду, я получила меньше и довольна.
Да, я тебе должен, вот тридцать рублей.
И помолчав: «Это значительно меньше, чем я тебе должен…».
За что? Спросила она и заплакала: «Какие деньги ты мне должен? За Что?»
- За всё.
Да каких денег стоит здоровье? Моё здоровье и жизнь того ребёнка!
Он молчал и грустно смотрел на неё. Потом тронул её за плечи: «Ты ни в чём не виновата». Она отошла к окну, потом успокоившись, села рядом.
Что ты собираешься делать?
Поеду на строительство ГЭС.
Но ты обещал матери, что поедешь к ней.
Мне нужны деньги. Я должен в кассу взаимопомощи и знакомым большую сумму.
Как ты собираешься сохранить их?
Я буду класть на сберкнижку матери.
И уверенно продолжил: «Я должен зарабатывать деньги».
Помолчали. Протянул руку к тарелке, взял яблоко, разрезал пополам, дал ей половину. Он тоскливо смотрел на неё. Ей стало жаль его, жаль себя…. Она встала: «Ну, хватит, иди»! Подошла к столу, увидела пуговицу от его рубашки, отдала ему. Он положил её в карман, взял чемодан.
«Ты молодец, Алина». И не оглянувшись, вышел из квартиры.
Через полчаса она уже сидела за мольбертом.
Конец 2007-2009 год