Я придумала его сама. Однажды я решила поселить его в своем городе – может, он и возразил бы против сомнительной перспективы, но его я не спросила. Ему просто пришлось поселиться в моем городе, насквозь продуваемом холодными ветрами, посреди огромных площадей, на всех вечно разводимых мостах сразу. Неуют искупался величием - слабая отговорка, ведь именно до величия ему никогда не было дела.
И все же пришлось ему бродить по улицам моего города, иногда заходить в бары, выпивать с кем-то, кого-то целовать, не подозревая, что наша встреча вот-вот должна произойти.
Я просто кожей чувствовала его присутствие в своей жизни: иногда он становился куда более осязаемым, чем любой из моих знакомых. Они же, в свою очередь, обращались в бестелесных призраков, что бы ни думали об этом сами.
Правда, нашу встречу я представляла с трудом. Фантазии фантазиями, а реальность – реальностью, тем более суровая, как наша. Мне всегда виделось нечто фантастическое, как большинство мыслей о нем.
Но все вышло проще и обыденней. Я едва не сбила его с ног. Почти ничего не видела вокруг себя в тот день от усталости и хандры, и вот, столкнулась с каким-то мужчиной. В первый момент мне показалось, что это завершающий аккорд, апофеоз неудачного дня.
-Только этого не хватало, - недовольно бросила я, качнувшись на высоких каблуках.
Услышала его короткий смешок, и застыла, не решаясь поднять глаза. Я внезапно поняла, что мы встретились: как обычно и бывает, в самый неожиданный момент.
Он что-то сказал, из чего я поняла только слово «sorry». Оно вовсе не выглядело извинением. Скорее вызовом, или, быть может, приглашением: какой простор для домыслов при полном незнании общеизвестного английского языка! Мой немецкий вряд ли мог пригодиться.
Примирившись с неизбежным, я оглядела его с ног до головы. Следовало признать: он здорово постарел с тех пор, как появился на свет. Впрочем, применительно к нему возраст был категорией относительной…Как и многое другое. Никогда он не стал бы выглядеть стариком, – даже если бы захотел. Даже тогда он не смог бы сделаться равнодушной ко всему, ничего не чувствующей руиной. И седина в его голове смотрелась как причудливая окраска, прихоть, делающая его вопреки всему еще моложе. И морщины на его лице были, конечно, не следами времени, а скорее следами пережитых эмоций: смеха, нежности, удивления, гнева и любви.
Усталость и хандра улетучились мгновенно, как им и полагалось, под напором нежданных чудес. Взглянув ему в глаза, я поняла: он тоже знает, что нас столкнула судьба, избегать которой – глупое и опасное занятие. Он близоруко сощурился, чтобы ничего не пропустить в этой минуте, все запомнить, все сохранить в памяти, и я осознала, что его жесткий взгляд, отпечатанный в моей голове – следствие линз, а не твердости характера. На самом деле он видел очень плохо, что постоянно старался скрыть. И очень много курил: тут же потянулся за сигаретой, дабы смягчить сюрприз судьбы, превратив его в небольшое фривольное приключение. Только сделав первую – необходимую для равновесия – затяжку, он снова заговорил. Звуки его голоса едва не лишили меня остатков самообладания: я не понимала ни слова, но и так готова была сделать все, что угодно, лишь бы он остался рядом. Ну что там говорят в подобных случаях: «как вас зовут?», «свободны ли вы сейчас?», «не могли бы мы выпить вместе кофе?»…
На любой из этих вопросов, и на все сразу, я готова была ответить согласием. Бессмысленно убегать от того, что так много лет снилось по ночам.
Как никогда ясно, я осознала великую полезность универсальных жестов, придуманных человечеством. Вместо слов мне довольно было просто кивнуть ему, хотя что там жалкий кивок перед очевидным фактом: вся моя сущность в этот момент выражала согласие.
Он тоже кивнул мне, и улыбнулся такой готовности отдаться на волю случая. Cам он не возражал против его ненавязчивых объятий: должно быть, помнил главное правило случайностей. Они происходят лишь с теми, кто к ним готов – прочие их, как правило, не замечают.
Совершенно случайно у меня был для него драгоценный подарок. Я могла подарить ему Город, которого он еще не знал. Есть города, похожие на шкатулки с драгоценностями, - богато украшенные, надежно запертые бездонные шкатулки. Если сумеешь отпереть замок – бери, что хочешь, уноси с собою, что понравится. Только помни, что сам взамен оставишь в шкатулке часть себя. Маленькую частичку, которая всегда потом будет звать тебя обратно.
Я поманила его за собой, и мы двинулись по прямой линии, что начертила судьба. Отпирать замок гипотетической шкатулки не понадобилось: перед ним Город распахнулся сам, и лежал, как на ладони, и можно было взять его себе, частями или целиком. В общем, они и так принадлежали друг другу. Ледяной ветер трепал его волосы, скупое зимнее солнце освещало его лицо, делая совсем молодым, и нам оставалось лишь раствориться где-нибудь в череде маленьких улочек, чтобы остаться вместе навсегда.
Все происходило так быстро, как никогда раньше в моей жизни. Не прошло, казалось, и мгновения, а вокруг уже стемнело, и Город скрылся под изысканным плащом зимней ночи.
И мы оказались в его гостиничном номере, и уже пили что-то из высоких бокалов, и улыбались друг другу мудрыми улыбками людей, не признающих никаких уловок. Какие там уловки! Мне вдруг стало безумно жаль упущенной возможности прекратить все до этой минуты. Ну что может быть глупее и банальнее: мы проведем вместе ночь, а утром я выберусь из его номера, поспешно распрощавшись со своей мечтой на пороге, и это будет действительно все?..
-Иди сюда, - сказал он вдруг так отчетливо, мне даже показалось, что по-русски, - иди сюда, я хочу посмотреть на тебя.
Это была неправда, и оба мы знали, что неправда. Он сто раз успел разглядеть меня, пока мы бродили узкими улочками, где просто некуда было отвести взгляд. И теперь он хотел почувствовать меня руками так же отчетливо, как увидел глазами, и я не могла ему помешать. «Назвалась груздем – полезай в кузов», – печально велела я сама себе, но, на счастье, ошиблась.
Он действительно хотел видеть меня. И говорить со мной: странное дело, оказывается, можно общаться на разных языках и прекрасно понимать друг друга. Мы разместились на кровати и с восторгом принялись болтать, как дети, которые разговаривают вместо сна. Время бесшумно утекало прочь, а мы все не могли наговориться, и понимали все до последнего слова.
Я успокоилась, и совсем было отдалась неспешному течению беседы, но…Я должна была знать, что это произойдет. Хрупкое строеньице нашего общения вдруг треснуло и рассыпалось в прах. Мы как будто оказались под жарким солнцем, выйдя из спасительной тени, и остались беспомощными под его горячими лучами.
Старая сводня ночь все-таки поймала нас в свои сети. Я еще успела подумать, какое у него безумное – совсем чужое – лицо, и утонула в кольце измятых простыней, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба.
У нас больше не было слов, и не было времени на раздумья. Но зато были эти раскаленные добела минуты, и возможность касаться друг друга, и изучать, и дарить, и принимать дары.
Он уснул только перед рассветом, а я и вовсе не могла сомкнуть глаз. Я просто бездумно лежала, глядя в потолок, и ожидая, когда утро разрушит все до одного воздушные замки, возведенные за эту ночь. Нечего было надеяться, что хоть один из них уцелеет. Я обманывала сама себя: все, на что я могла рассчитывать – это воспоминания.
Очень тихо я оделась и приготовилась ускользнуть из его жизни, чтобы не разрушить то немногое, что у меня еще было: бесценный подарок бога авантюр. Я надеялась, что он не проснется, но он услышал меня даже во сне.
-Останься, - отчетливо произнес его хрипловатый голос за моей спиной.
Как будто слова прозвучали прямо у меня в голове:
- Не уходи.