Как случилось всё именно так, я не знаю. Неисповедимы пути Господни, как говорится. Почему я родился здесь? Почему меня тянет сюда? Почему, побывав в разных местах всего земного шара, я только здесь чувствую себя дома? Чем милы мне эти, без особой выразительности места? Холмы не высокие, речки не глубокие, земля не плодородная, климат не жаркий.
Много интересней и живописней видел я мест на земле. Там и теплее и фрукты висят; ешь, не хочу.
Рассвет в горах, или закат на море, разве составит им конкуренцию моя родина, где хмурых дней в году в три раза больше солнечных?
Не поддаются логике чувства моего сердца, и снова я возвращаюсь в воспоминаниях к тем годам юности моей и детства, проведённым здесь, на этой милой для меня земле.
Как в те времена, забравшись на Каськовскую горку, обозреваю округу, отмечая для себя места, где проходила наша ребячья незатейливая жизнь.
Многого не узнаю. Выросли деревья, которые были в то время кустами. Исчезли деревни, где жили мои товарищи, с которыми ходили учиться в Лаптиху за три километра. Только столбы без проводов обозначают теперь те места.
Пруд, очищавшийся прежде регулярно, где мы ловили карасей и купались всё лето, теперь почти зарос.
Спускаюсь с горки, продираясь сквозь заросли ольхи, обходя осины и берёзы. Перепрыгиваю через небольшие ямки. Ищу дорогу к Расловке, бывшей деревне в тридцать дворов.
Вот тут вроде - бы кусты пониже будут. Торчат прутики из земли сантиметров по шестьдесят ровненькой дорожкой, метра в два шириной. Видимо это дорога бывшая и есть.
Иду по направлению, не узнавая округу. Взгляд старается зацепиться за что то знакомое. Вот, столб буквой А, на нём стоял трансформатор, питающий электричеством деревню. Поворачиваю по памяти и ступаю на бывшую улицу, по которой босиком бегал в детстве с приятелями.
Вот и дом последний, покинутый. Жила здесь мать одного из моих друзей, совсем одна в деревне, лет десять.
Крыльцо провалилось, потолок тоже, только стена передняя ещё стоит. От других домов и следа уже не найти, только одичавшие яблони, недоеденные зайцами, ещё можно кое - где отыскать. Деревенская улица превратилась в заросшую тропинку, по которой ещё ходят иногда городские грибники и всё. Пустота.
Только в памяти моей эта деревня оживает.
И снова по улице ранним утром пастух гонит стадо. Женщины идут полоскать бельё на пруд. На телегах мужики с покоса везут сено. В поле за пригорком, невидимый отсюда, гудит трактор. Ещё целых два месяца каникул, и мы, набрав дома картошки и луку, наловив сеткой карасей в пруду, едем с жерлицами на Мологу за щуками. Велосипеды, поднимая пыль, весело катятся под горку. Тёплый ветер гладит лицо и развивает за спиной рубашку, как флаг.
Чудные девчонки, со своим смешным кукольным хозяйством под кустом, показывают нам вслед язык и крутят пальцем у виска. Ощущение полного счастья, от предвкушения купания, ночного костра и бесконечности жизни.
В задумчивости бреду назад. Голова не может понять, кому надо было эту жизнь, пусть небогатую и нелёгкую, уничтожить. Ради чего, ради лёгкой и богатой? Только где она, эта жизнь богатая? Вокруг только пустота и смерть. Разрушенные церкви, заброшенные кладбища. Ведь жили же здесь люди тысячи лет, так почему сейчас нельзя?
Жаль, но видимо, ни для кого из русских людей ты уже никогда не станешь Родиной, родина моя.