ТАЙНА РАЗУМА
Известному немецкому физику, лауреату Нобелевской премии В. Гейзенбергу принадлежат замечательные слова: «Первый глоток из кубка естествознания порождает атеизм, но на дне сосуда нас ожидает Бог». Выдающийся английский учёный Р. Бэкон придерживался аналогичной точки зрения: "Поверхностные рассуждения ведут к безбожию, а более глубокие размышления неизбежно приводят к Богу".
Статья Тараса Фисановича "Пути разума" написана с материалистических позиций - позиций "прямоходящего примата", по его собственному выражению. Однако, следует отметить, что он не считает свою точку зрения абсолютной истиной. Действительно, многие члены научного совета Академии Космореализма и редколлегии данного сайта не разделяют точку зрения Т.Фисановича. Они полагают, что человек – космическое существо, живущее на планете Земля, является частицей глобального Универсума, его колоссального знергинфоса - энергоинформационной субстанции. Выражаясь обычным языкам, энергия – это дух, информация – разум.
Живой, одухотворенный, пульсирующий энергинфос - это могучее силовое поле, которое имманентно содержит в себе Суперразум, Суперинтеллект Вселенной. Человеческий разум - это изоморфичное проявление Суперинтеллекта Универсума. Ностальгия нашего интеллекта по небесному Суперинтеллекту – неистощимая жажда постичь его тайны является мощным импульсом и вечным двигателем когнитивно-креативной деятельности человека. Иначе сам Т. Фисанович не писал бы подобные статьи и стихи, абсолютно бесполезные с прагматической точки выживания «прямоходящего примата». Более подробно данная точка зрения изложена в трактате «Звёздный посох» - http://www.proza.ru/avtor/akadem1&book=1#1
Однако, мы специально публикуем данную статью, чтобы вызвать дискуссию и актуализировать исследование проблем человеческого сознании, его когнитивно-креативной деятельности. Мы обращаемся ко всем членам Академии Космореализма и читателям принять участие в дискуссии.
Редакция КА
Тарас Фисанович
П У Т И Р А З У М А
Homo sapiens – человек разумный, прямоходящий примат, способный к производительному труду и абстрактному мышлению, организационной формой быта которого является социум – общественно-экономическая формация. Таким образом, принято считать, что разум (и его речевое выражение) есть основной признак человека.
Способность некоей особи воспринимать и распознавать явления внешнего мира, соотнося их с собственным существованием, т.е. своими внутренними функциями оценивать их позитивное или негативное для существования этой особи воздействие, обеспечивает ей возможность выжить в этом мире. Эта способность, развитая в той или иной мере у различных видов, - общая черта, общебиологическое свойство, рефлексы биологических объектов на воздействие внешней среды. Рефлексы и органы, участвующие в них, вырабатывались и совершенствовались в процессе эволюции и, наконец, достигли той степени, которой обладает человек.
Человек способен соотносить конкретное действие и ближайший результат, предвидеть отдалённые последствия этого ближайшего результата, планировать свою деятельность на будущее, сочетая это с прогнозированием изменений окружающей внешней среды и создавая стратегические планы на отдалённое будущее. Это и есть разум – основной признак человека как биологического вида. Разум человека есть продукт особой стадии организации человеческого организма, способности его мозга к особому виду деятельности – мышлению.
Для чего нужен разум человеку? В чём выражается его роль в жизни человечества как вида, как популяции? Разум есть инструмент выживания в окружающей среде, наиболее совершенный по сравнению с остальными средствами и механизмами выживания других биологических объектов. Разум человека ассоциируется в наших представлениях прежде всего с человеческой трудовой деятельностью. Однако элементы трудовой деятельности можно проследить у многих биологических видов, начиная со сравнительно низких ступеней.
В этом плане, возможно, следует упомянуть построение колоний молюсков – коралловые рифы, являющиеся, с одной стороны, продуктом их жизнедеятельности, а с другой – сооружением, защищающим от ударов волн и от нападения иных биологических объектов. Сюда же относятся разнообразные жилища насекомых (муравейники, термитники, пчелиные и осиные гнёзда и др.), птичьи гнёзда, норы грызунов, бобровые хатки и плотины, наконец, применение приматами камней и палок для добывания пищи, для самообороны и нападения. И многое другое.
Вместе с тем трудовая деятельность человека имеет принципиальные качественные отличия. В своей деятельности человек постоянно прибегает к абстрактным представлениям на пути от исходной трудовой операции к конечному результату. При этом возникает сложная многоплановая цепь действий, преобразующих начальное сырьё к конечный продукт. Одним из ярких примеров этого служит изобретение и использование специально созданных орудий труда, разработка и применение технологических процессов, организация разнообразных производственных и научно-исследовательских структур.
Таким образом в процессе трудовой деятельности человечество овладело навыками умозрительного сопоставления разнообразных по назначению и технологии трудовых процессов, намечаемых до начала комплекса работ, т.е. проектированием, планированием труда и, соответственно, формированием производственных и общественных структур, необходимых для этого, иными словами – построением социума.
Так проявляется главная особенность трудовой деятельности человека, отличная от деятельности других биологических видов. Производительный труд человека опирается на разум, т.е. организуется и направляется его разумом, основной отличительной способностью которого является способность к абстрактному мышлению.
Изучение трудовой и познавательной (научной) деятельности современного человечества в известной мере позволяет экстраполировать наше понимание способности к абстрагированию на становление абстрактного мышления у человека доисторических времён. Однако с высот благополучия и обустроенности современного технократического общества трудно в деталях реконструировать жизнь первобытного человека. Нам не просто вообразить его проблемы, его первые попытки разумной трудовой деятельности, организуемой зачатками тогда же формируемого абстрактного мышления.
Вероятно, первые проявления абстрактного мышления доисторического человека схематично можно свести к следующему перечню:
1) целенаправленная обработка камня и палки для использования их в качестве орудий труда, охоты или обороны (изготовление каменного скребка, ножа, тесала, заострение палки, потом первые каменные топоры с деревянной ручкой и др.);
2) пользование огнём (ешё не разжигание огня – это пришло позднее, - но уже использование “природного” огня для обогрева, приготовления пищи, обороны);
3) сооружение завалов перед входом в жилые пещеры – праобраз строительных работ в дальнейшем.
Потом к этому добавятся обработка и использование шкур животных и листьев растений для изготовления первых примитивных покрывал, циновок и одежды; сбор раковин и камней с ложбинками в них для доставки и хранения воды и пищи, изготовление острог и копий для охоты, рыболовства и самообороны, затем – луков, построение ям-ловушек и т.д.
Уже эти примитивные трудовые процессы требовали умозрительного соотношения исходного материала и конечного продукта труда, т.е. некоторого абстрагирования от конкретного предмета ввиду ещё не имеющегося в руках, но в уме уже представляемого результата. К этим зачаткам абстрактного мышления вскоре, если не одновременно, добавились первые, пусть схематичные, рисунки людей и животных. Но более вероятно предположение, что этим знаменовался второй этап становления абстрактного мышления человека. Разумеется, слово “вскоре” следует понимать относительно, в сравнении с продолжительностью истории человечества.
Вопрос: кто первый начал рисовать – взрослый, занятый трудом и проблемами обороны, или относительно незагруженный поисками пищи и другими делами ребёнок? Это далеко не праздный вопрос, не псевдофилософская проблема первородства курицы и яйца. В те, весьма далёкие и, даже, в сравнительно недавние времена продолжительность жизни человека в среднем была в два-три, а то и в четыре раза короче жизни современных людей. Быстрее наступало взросление, физическое и эмоциональное. Раньше, намного раньше молодые люди включались в трудовую деятельность, привлекались к делам обороны.
Раньше вступали в половые отношения и в браки. Та относительная свобода детства заканчивалась значительно раньше, а с нею уходила детская беззаботность, детская восприимчивость, детская эмоциональность, детские фантазии. Времени и эмоциональной потребности рисовать, лепить, конструировать нечто, не относящееся непосредственно к проблемам жизнеобеспечения, практически не оставалось. Так вместе с окончанием детства уходила мотивация, возможность, силы и желание самопостижения, самовыражения, эмоционального восприятия и оценки действительности.
Жизнь взрослого человека – добытчика, кормильца и защитника требовала сугубо рационального подхода к явлениям внешнего мира и оценки своих возможностей. Лишь на более поздних этапах развития производительных сил личность, способная к тем или иным формам эмоционально воспринимаемой творческой деятельности (к тому, что мы теперь называем искусством), могла рассчитывать на пищу и защиту без непосредственного своего участия в обеспечении этих благ. Только тогда склонность к искусству перестала сама собой иссякать по мере взросления, а нао-борот, по мере обретения опыта и навыков стала закрепляться и усиливаться у взрослых людей.
Склонность к искусству – привилегия детского возраста – имеет специфические особенности, а именно, эмоциональное (детское, подростковое, юношеское), а не рассудочное, рациональное (взрослое) восприятие и отражение внешнего мира. Не будем декларировать банальности, что художник – большой ребёнок. Вместе с тем нет оснований отказаться от мысли, что на заре становления человечества познание реального мира шло преимущественно через эмоциональную сферу, а не рассудок, носило чувственный, а не рациональный характер. Не здесь ли заложены истоки фаталистических, а позднее, религиозных идей – идущей из подсознания сублимации страха, порождённого неподвластными человеку опасностями и превратностями бытия? Но оставим оккультизм и его идентификацию и не будем отвлекаться от канвы рассуждений.
Итак, уже на заре становления человечества начатки искусства (пусть, ещё в зародыше) явили собой возможность познания окружающей среды и самопознания. Эти первые примитивные ростки искусства появились раньше, чем человечество смогло опереться на рассудочный, абстрактный (теперь мы скажем – научный) метод познания объективного мира. Такой вывод вряд ли можно назвать неожиданным. Он позволяет определить роль искусства в жизни человечества, как первый специфически человеческий способ самопознания и отражения свойств окружающего мира. Разумеется, этот вывод не надо понимать, абсолютизируя.
Конечно же, параллельно человечество накапливало навыки и абстрактного аналитического мышления, опирающегося на практическую, в основном, трудовую деятельность. Но на первых порах мышление человека могло преимущественно использовать чувственный, а не аналитический аппарат познания мира. Даже примитивное искусство первобытного человека, воздействуя на чувственную сферу, позволяло запечатлеть очевидности (форму, цвет, звук – на первом этапе в виде звукоподражания, запах, имитацию тактильных свойств, а также их взаимоотношение и взаимодействие).
Даже на ранних этапах искусство позволяло выразить отношение художника к отражённому явлению, приукрашивая или уничижая его, а позднее – домысливать современную или имевшую место в прошлом ситуацию фантастическими или возможными в реальной жизни сценами. Изобразительное искусство уже на ранних стадиях своего развития фиксировало явления реального мира, сохраняя их для историографии. Будучи средством самовыражения, оно также отображало эмоциональный фон и характеризовало способность чувственного восприятия действительности своих современников. Уже тогда искусство, формируя эмоциональный настрой и совершенствуя восприимчивость современников, служило воспитательным и организующим обще-ство целям, являлось, говоря языком наших дней, инструментом пропаганды и агитации.
Однако искусство не может вскрыть и объяснить закономерности сущего мира, ибо в своих средствах не располагает соответствующим аппаратом и соответствующей методологией. Более того, оно не ставит перед собой такую задачу. Это прерогатива рассудочного (научного) подхода к явлениям и закономерностям объективного мира. Искусство же использует достижения науки опять же не для углубления и расширения научного познания мира, а для совершенствования чувственного восприятия действительности.
Таким образом, уже в начале своего становления как вида человек стал перед необходимостью рационального, научного познания мира, вскрывая его взаимосвязи и законы. Единственно научное познание обеспечивает совершенные и надёжные пути достижения благ, укрепление обороны, защиту от опасных и катастрофических процессов в природе, охрану здоровья. Именно благодаря научному познанию окружающего мира человечество обрело настоящее благополучие, обустроило свой социум, научилось защищать себя от природных катаклизмов и предвидеть их приближение, оздоровило человечество, сделало многообещающие шаги в космическое пространство к иным, дальним мирам.
Безусловно перед людьми и поныне стоит бездна научно-технических, медико-биологических, экологических, экономических, социально-политических проблем. По мере решения одних вопросов возникают и будут возникать другие, более глубокие и сложные, но, основываясь на имеющемся опыте человечества, позволим себе утверждать, - рано или поздно разрешаемые и одновременно открывающие место новым проблемам.
Кажется, что успехи науки отодвигают искусство, как один из путей познания мира, на второй план. Однако наука, в своём развитии опираясь только на самоё себя, склонна к образованию застывших, лишённых динамизма методологических схем, что опасно её выхолащиванием и стагнацией. Только искусство, его эмоционально формирующее воздействие на сферу чувств человека может подвигнуть человеческое сознание на иные пути восприятия, сподобить к новым подходам, к новому виденью сущего, а следовательно, способствовать выходу из создавшегося тупика, содействовать преодолению, казалось, непреодолимого состояния.
Как известно, критерием науки (добавим – и её накопительным источником) является практика. А что же является критерием искусства? Наша экзальтация, наш взрыв эмоций, наше чувственное наслаждение? Но ведь это не что иное, как эпигонство. Как ни неожиданно утверждение, но критерием искусства также является практика, а именно, расширение и совершенствование нашего чувственного самопознания и постижения окружающего мира чувственно-эмоциональным путём. Если “искусство” отрывает человека от восприятия сущего, а творение так называемого мастера лишено смысловой-познавательной и эмоциональной-формирующей (воспитывающей) составляющих, это тупик - неудача или элементарная спекуляция на платформе искусства. В первом случае она нуждается в доработке/переработке, а в другом – в уничтожении, как банальное шарлатанство.
Наряду с факторами внешней среды человеческий разум (как инструмент познания этой среды) определяет в немалой степени направление и особенности развития человеческого общества. Отсюда стремление заинтересованных социальных групп и, прежде всего, руководящих ими блоков, союзов, партий, в политическом контроле и руководстве наукой и искусством. Но если прикладная наука, выполняющая тот или иной злободневный социальный заказ, поддаётся государственному планированию и политизации, то фундаментальная наука при попытках планирования и политизации неизбежно выхолащивается и превращается в псевдонауку. Примеров только в истории ХХ века более, чем достаточно. Они в памяти современников и приводить их здесь я не буду.
Аналогичным образом прикладное искусство, зачастую используемое для политагитации и политпросвещения, становится объектом академической регламентации или государственного заказа, порой намеренно извращающих и деформирующих наше восприятие реальных явлений. Истинное же искусство определяется и направляется постижением новых граней чувственного восприятия сущего и ,значит, не может отрешиться от реальностей материального мира. Даже в фантастических измышлениях и картинах искусство, если оно хочет оставаться истинным искусством (а не суррогатом, подделкой, спекуляцией), должно так или иначе, в том или ином виде исходить и опираться на чувственно воспринимаемые человеком реальности материального мира.
И ещё: фундаментальную науку и истинное искусство нельзя волюнтаристски задавать, регламентировать, поскольку их задача нащупывать, изыскивать новые, неизвестные или неожидаемые явления, формы и свойства материального мира. Их результаты возникают по мере созревания предпосылок – итогов предшествующих поисков и накопления предыдущих находок – в виде скачкообразного перехода достаточного количества в новое качество.
Возникает вопрос: а критики кто? Вправе ли они претендовать на бесспорное осуждение или безоговорочное одобрение конкретного произведения искусства? Сколь точна, сколь безошибочна их оценка? В кругах, близких к современному искусству, нередко высказывается мнение, что для свободного самовыражения художник должен быть независим от критики, т.е. идти в своём творчестве выбранным им путём безоглядно на критику. Если достоверность научной находки проверяется её апробацией на практике, то как подтвердить практикой человеческих ощущений принадлежность к истинному искусству того или иного произведения?
Становясь в тупик перед этой проблемой, договариваются о правомочности и равной истинности взаимоисключающих оценок произведений искусства. Дескать, в искусстве допустимы принципиально иные мерки истинной ценности результата творчества, нежели в науке. Думается, это деструктивный подход к искусству. В самом деле: вносит научное открытие в практическую деятельность человека нечто нужное и новое (или, по крайней мере, сулит внести), пополняет его информацию об объективном мире, открывает новые подходы к известным явлениям или намечает новые пути в неизвестное – это, действительно, вклад в науку, это и есть, собственно, наука. А в искусстве?
Принципиально аналогичный подход. Обогатилась ли наша чувственная палитра, расширилась ли наша эмоциональная сфера, внесено ли что-то новое в наше восприятие внешнего мира, уточнены ли и упорядочены уже знакомые ощущения, – вот основа оценки произведения искусства. Лишённое этих критериев, этой сенсорной и психологической познавательной нагрузки нечто, претендующее на объект искусства, на творчество, им не является и не может являться. В лучшем случае - это компиляция, в худшем – ещё один пример абсурда, и только этим он интересен. В конце концов, образцы идиотизма тоже можно коллекционировать, разумеется, не забывая, что они собой представляют, трезво понимая их познавательную ценность.
Искусство не оперирует понятием количества, переходящего в качество. Оттого в нём столько спекуляций и выдаваемых за истинное достижение подделок. Зато в искусстве есть представление об эмоциональной насыщенности, точности в постижении и передаче чувственного восприятия, глубине проникновения в мир наших ощущений, новизне и востребованности находок. Искусство может открыть нам новые возможности восприятия внешнего мира и самопознания, подвигнуть человека на поиск этих возможностей.
Таковы перспективы достижений нашего разума при дальнейшем развтии искусства. Заметьте, здесь мы не говорим о добре и зле, совестливости и беспардонности, храбрости и трусости и других категориях, характеризующих этику человеческого общества, а не методологию искусства. Безусловно, искусству, зиждящемуся на эмоциональных восприятиях человека, близки эти вопросы, но не как инструмент, а как тематика искусства.
При всей внешней самостоятельности и декларируемом противопоставлении науки и искусства, как средств постижения материального мира, их внутренняя связь и неразрывное взаимодействие составляет то единство и борьбу противоположностей, которое движет процессом проникновения в тайны природы. Наука и искусство – это две составляющие наших творческих возможностей на службе человечеству.
Познание реального мира человеком осуществляется через сферу эмоционально-чувственного восприятия (т.е. посредством искусства) и через сферу рассудочного, рационального подхода (т.е. путём научного изыскания). И в дальнейшем пути познания будут пролегать через чувственный и рациональный методы, будут осуществляться через всё возрастающее сближение науки и искусства. Иные пути человеческого разума бесперспективны, бесплодны, да и невозможны.