Мои первые книжки

Геннадий Ботряков
К своему стыду, только в свои пятьдесят пять лет я узнал, что, когда хотят письменно сообщить о том, что кто-нибудь должен, может и хочет прийти куда-нибудь, то так и пишут, например: "В сапогах же и в баню пошёл, - нужно было прийти в себя после испытанного потрясения, а что снимает стресс лучше хорошей парилки!?". Это я привёл фразу из своего собственного рассказа "Хроника плавающего вездехода".
...Сейчас совсем не то время, когда книга - лучший подарок. Со времени существования обществ книголюбов, обменных пунктов в любом книжном магазине и очередей в пункты приёма макулатуры на желанный талон на отвратительно изданные томики Эдгара По или, например, Сетона-Томпсона, многое изменилось, и теперь, преподнеся такой "лучший подарок", можно себе только врагов нажить: ты что, дескать, издеваешься, и так уже их ставить некуда, сколько мы их в гараж да библиотеку "за спасибо" унесли, в макулатуру сдали, а некоторые так прямо в мусорный контейнер отправили без сожаления (сам видел связки книг в мусорке своего подъезда, парочку из которых я даже позаимствовал).
У меня достаточно книг, и по сей день практически все из них мне хочется прочитать, вот только времени хватает на немногие, благо ещё с сотню томов библиотеке подарил. Лишь на двадцатом году обладания "Большими надеждами" Чарльза Диккенса я удосужился насладиться текстом этого романа, а до многих произведений этого автора, как и других, боюсь, жизни не хватит. Пожалуй, только для этого стоило бы обладать бессмертием или хотя бы библейским долголетием.
Две свои первые книги, купленные мной лично (хочу здесь сообщить: в исключительно замечательном магазине, где продавалось всё - через десять лет там же, вместе с отцом, я приобрёл свой первый и одновременно последний мотороллер), а не подаренные родителями, как это обычно и бывает в самом начале читательской деятельности, в первом классе, я хорошо запомнил. Это были, разумеется, тоненькие книжки, на толстые романы я тогда ещё не замахивался. Одна была детская, как раз из серии "Мои первые книжки": "Сказка о глупом мышонке", и она у меня "пошла", а вот вторую я так и не прочитал, лишь полистал, ведь это была медицинская брошюра и меня соблазнил только её небольшой размер, - мне казалось, что для взрослых пишутся большие книги, а для детей, соответственно, маленькие и был разочарован, когда рассмотрел картинки в ней: лежащие на носилках перебинтованные люди, кровоостанавливающие жгуты и другие соответствующие этой теме иллюстрации.
Я погрузился в книгочтение сразу и с головой и до сих пор не могу самому себе объяснить, откуда во мне вдруг проснулась пламенная любовь к книгам: был записан в три библиотеки, какие-то книги покупал, а одну, двухкопеечную сказку братьев Гримм, выменял на свои санки, за что был справедливо критикуем родителями.
Однажды я даже не удержался от похищения книжки, поскольку не имел достаточных средств для её покупки, хорошо помню, что семи копеек, но уже на другой день в этом же магазине выбил чек на эту сумму, ничего не взяв, так что совесть моя по сей день осталась чиста, больше я ничего из магазинов неоплаченным не выносил.
Моя любовь к чтению не осталась незамеченной, но продвинутость в этом вопросе была сильно переоценена, что подтверждается тем фактом, что в одиннадцатилетнем возрасте, в пятом классе, "за хорошую учёбу и отличное поведение" мне подарили "Североамериканские сцены" Хосе Марти. Процитирую наугад взятое оттуда предложение: "Однако ничто ещё не выявляло так отчётливо всей несостоятельности протекционистских позиций, как внесённое их защитниками предложение повысить существующий тариф на импортируемый лес". Боюсь, что в ней только два-три слова были мне тогда понятны.
...Но сейчас о другом. Дело в том, что в вышеприведённой в первом предложении цитате вместо "прийти", написано "придти" и я совершенно искренне считал, что так это слово и пишется, - если уж "идти", так и "придти", когда процесс ходьбы благополучно заканчивается - и в моих рассказах оно встречается неоднократно (в "Золотой истории" даже трижды), а я очень щепетильно отношусь к грамматическим ошибкам и даже опечаткам. Хотя, с другой стороны, какой с меня спрос, ведь в моём аттестате зрелости стоит единственная тройка и именно по русскому языку. Тем не менее, когда я самостоятельно убедился в своём заблуждении, мне стало очень неудобно и теперь, когда мне попадается это слово где-нибудь в тексте или в устной речи, всякий раз ощущаю лёгкий укол совести.

Послесловие. Спустя год после написания этого покаянного повествования, работая над очередным рассказом, в одном из дневников я обнаружил, что тридцать с лишним лет назад я писал без ошибки: "прийти". Оказывается, знал, да забыл. Уже легче!