В художественном произведении образ, представление, внутренняя форма выступают на первый план, через них познается мысль, идея. Потебня классифицирует в своих трудах виды поэтической иносказательности, но замечает при этом: «Элементарная поэтичность языка, т.е. образность отдельных слов и постоянных сочетаний, как бы ни была она заметна, ничтожна, сравнительно со способностью языков создавать образы из сочетания слов, все равно, образных или безобразных. Слова «гаснуть» и «веселье» для нас безобразны, но «безумных лет угасшее веселье» заставляет представлять веселье угасающим светом».
Утверждение о том, что «слово и само по себе есть уже поэтическое произведение», влечет за собой рассуждения о связи слова и мифа. Миф начинается тогда, когда сознание исходит не из сходства обозначаемых объектов мира, а из их действительного родства. В работе «Теоретическая поэтика» А.А. Потебня рассматривает соотношение поэтического и мифического мышления и приходит к выводу, что миф принадлежит к области поэзии в обширном смысле этого слова. Как и всякое поэтическое произведение, он «есть ответ на известный вопрос мысли (причем, чем мифичнее мышление, чем первообразнее, тем более оно представляется источником познания, тем более априорно)… состоит из образа и значения, связь между коими не доказывается, как в науке, а является непосредственно убедительной, принимается на веру…, является результатом, продуктом, заключающим собой акт сознания». Согласно воззрениям А.А. Потебни, две половины суждения, а именно образ и значения, постепенно отходят друг от друга, при этом мы последовательно переходим от мифа к поэзии, от поэзии к прозе и науке. И все же, заканчивая сопоставление мифа и поэзии, а. А. Потебня приходит к выводу, что мифология есть поэзия. И приводит определение поэзии, от которого уже рукой подать до утверждения, что в основе поэзии лежит символ, миф: «Мы можем видеть поэзию во всяком словесном произведении, где определенность образа порождает текучесть значения, т.е. настроение за немногими чертами образа и при посредстве их видеть многое в них незаключенное, где даже без умысла автора или наперекор ему появляется иносказание». Выражение «ночь пролетала над миром» может быть и метафорой (если человек сравнивает ночь с летучей мышью или птицей), и частью мифа (если человек верит, что у ночи действительно есть крылья).
Потебня приводит ещё пример: когда мы говорим про горючее сердце или что сердце горит, мы имеем в виду метафорическое обозначение горя или жара чувств, но ведь есть и история с московскими пожарами в 16 веке – поговаривали, что Москва сгорела «волшебством», чародеи вынимали сердца человеческие, мочили их в воде, водою этою кропили по улицам, как горючим.
Но ещё больше занимал Потебню читатель (критик), точнее, процесс восприятия и толкования произведения на основе его внутренней формы (образа, изображения) и внешней формы, под которой «следует разуметь не одну звуковую, но и вообще словесную форму, знаменательную в своих составных частях». Развивая психолингвистические идеи В. Гумбольдта, Г. Штейнталя, подчеркивающих невозможность тождества мысли в говорящем и слушающим (по Гумбольдту, «всякое понимание есть вместе непонимание; всякое согласие в мыслях – разногласие»), Потебня в центр своего учения о поэзии поставил категорию образа, уподобленного внутренней форме слова, которая влияет на мысль.
Интересны исследования в области психолингвистики, приоткрывающие завесу над тайнами подсознательных истоков творчества и восприятия его плодов. Здесь художественный текст рассматривается как семантический объект, как очищенный от эстетического содержания текст. Это недопустимо лишь на первый взгляд, но знание всех «подводных камней и течений» необходимо любому человеку, посвятившему себя, свой духовный мир творчеству. Предупрежден – значит защищен, говорили мудрые. Именно речевые сигналы, их семантика (смысл) и модальность (отношение к ним) указывают на проблемы личности.
В. Солоухин, сравнивая деятельность художника и ученого, отмечал, что если бы ученый не сделал какого-то открытия, то это обязательно сделал бы кто-то другой. Но «картину же, которую напишет художник, стихотворение, которое напишет поэт, сонату, которую напишет композитор, никто за него никогда бы не написал, пройди хоть 1000 лет». Но, видимо, не зря же говорят, что «за все надо платить», и за данную «отмеченность» Высшими Силами – особенно.
За разными текстами стоит разная психология. Читатель имеет право на собственную интерпретацию смысла художественного текста. Эта трактовка зависит не только от текста, но и от психологических особенностей самого читателя. Максимально адекватно читатель истолковывает тексты, созданные на базе близких ему как личности психологических структур.
Такие новые направления, как психостилистика и психиатрическое литературоведение дают возможность иначе взглянуть на литературное творчество и на произведения искусства. Так, определяя принцип литературоведческого анализа поэтического текста, Ю.М. Лотман подчеркивал, что все вопросы, выходящие за пределы этого анализа, а именно «проблемы социального функционирования текста, психологии читательского восприятия и т.п., при всей их очевидной важности… из рассмотрения исключаются. Предметом… внимания будет художественный текст, взятый как отдельное, уже законченное и внутренне самостоятельное целое» (Лотман, 5-6).
Работы Потебни и его учеников, в частности А.Г. Горнфельда, поставившего в 1912 г. задачу изучения «истории художественного произведения после его создания», подготавливали современные направления литературоведения, в фокусе которых - вопросы восприятия: история читателя, функционирование произведений, их переосмысление. При этом Потебня и в особенности его последователи, выступившие с развернутыми разборами произведений, были внимательны к тексту, анализировали композиционные, речевые приемы – «внутреннюю форму», направляющую мысль читателя.
Важным постулатом психолингвистики, идущим от Л.В. Щербы, является утверждение о том, что «текст не существует вне его создания и восприятия» (Леонтьев, 1968, 15). Подход к тексту как к стимулу для читателя, создающего собственную проекцию текста в своем сознании, предполагает, что эта проекция может отличаться от авторского представления о тексте и смысле (впрочем, это же относится и к профессиональным критикам). Основополагающим для психолингвистического анализа текста, результата восприятия художественного текста является положение о подобии интеллектов (А. Шафф). Из него следует, что текст воспринимается наиболее адекватно тем читателем, в соответствии с гипотезой Геннекена-Рубакина, психологические особенности которого наиболее близки авторским. Читатели и почитатели действительно схожи с автором.
Основным трудом по психологии художественного текста считается работа Выготского «Психология искусства». Проводя психологический анализ искусства, он рассматривал, прежде всего, особую эмоцию Формы как необходимое условие художественного выражения (Выготский, стр. 37).
Если ухватиться за определение «Эмоция Формы», то можно пойти дальше, а именно: возможно допустить, что несчастья, происходившие и происходящие в жизни большинства великих поэтов, имена и перипетии жизни и смерти которых у всех на слуху (вспомним – Пушкин, Лермонтов, Цветаева, Гумилев…), - изначально психологически были запрограммированы. Стихотворной Формой?.. Страшно. К слову, эта мысль преследует меня уже, как минимум, лет десять. Одно время я даже боялась записывать свои стихи, которые часто бывали далеко не радостные.
Идём дальше.
При анализе специфических особенностей художественного творчества и проблематики искусства, З. Фрейд исходил из постулата «Эдипова комплекса», в котором, по его мнению, исторически «совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства» (Фрейд, с. 165). Истоки искусства усматривались им в фантазии, с помощью которой сыновья, отказавшиеся от намерения стать заместителями отца в реальной жизни, ставят себя на его место в воображении, стремясь таким образом удовлетворить свои бессознательные влечения. Тот, у кого особенно сильно было воображение, и стал первым поэтом, сумевшим облечь свои бессознательные влечения в мифическую форму благодаря чему они перестали быть асоциальными и превратились в средство самоудовлетворения, как самого поэта, так и в фантазиях других людей, внимающих его поэтическому голосу. Сила поэтического воображения, способная захватить и увлечь за собой массы в фантастический, воображаемый мир, приобретает, как утверждал Фрейд, большое значение потому, что в основе ее лежит всеобщее чувство аффектического отношения к первобытному отцу. Тем самым, фантазия и мифотворчество наделяются в теории Фрейда функцией сублимирования бессознательных влечений человека (в ведических практиках по работе с чакрами также употребляются техники сублимации различных энергий). Искусство способствует смягчению реальных жизненных конфликтов, т.е. выступает в роли своеобразной терапии, ведущей к устранению болезненных симптомов (психологи довольно активно и успешно используют этот прием). В психике «человека искусства» это достигается путем творческого самоочищения и растворения бессознательных влечений в приемлемой творческой деятельности.
По своему смыслу такая терапия напоминает «катарсис» Аристотеля. Но если у Аристотеля средством духовного очищения выступает только трагедия, то основатель психоанализа видит в этом специфику всего искусства. Как полагал Фрейд, даже в небольшом по объему тексте можно увидеть «глубинные душевные процессы и скрытые мотивы поведения» (стр. 35). Есть и у Аристотеля нечто похожее: «Поэт остается собой, не изменяя своего лица».
Поэт, как известно, изначально – пророк, мистик, предсказатель. Многие и смерть себе предсказали именно ту, от которой погибли. Возможно, здесь присутствует и мистика. Со словом надо обращаться аккуратно.
В данном исследовании интересными представляются слова Э. Крамера, автора книги «Гений и помешательство»: «Душевно здоров тот, кто находится в душевном равновесии и хорошо себя чувствует. Такое состояние не есть, однако, состояние, которое двигало бы человека на великие дела». Эти слова несколько оправдывают якобы «безумство» гениев в глазах как бы «нормального общества». Хотя… Нужны ли им оправдания… Они и живут ярче, и любят ярче, и страдают ярче, и горят ярче, и … уходят ярче, чтобы бесконечно воскресать в своих бессмертных творениях. А «нормальные» всю жизнь тихо чадят и незаметно исчезают в небытие. Так что критерии нормальности – ненормальности сдвинуты. Как и всё в этой жизни. Кто скажет – что есть норма? То-то же…
Ломброзо писал: «Отсутствие равномерности (равновесия) есть один из признаков гениальной натуры» и «отличие гениального человека от обыкновенного заключается в утонченной и почти болезненной впечатлительности первого. Гений раздражается всем, что для обыкновенных людей кажется просто булавочным уколом, то при его чувствительности уже представляется ему ударом кинжала» (Ломброзо, с. 18).
Словно в подтверждение этих слов многие психиатры приводят немало фактов, свидетельствующих о «странном» поведении творческих личностей и при этом обсуждают вопрос о квалификации этой особой психической организации всех творцов. Сходную основу творчества видит много пишущий на эту тему М.И. Буянов: «Хотя все творческие личности отличаются друг от друга бесконечным множеством личностных свойств, у большинства из них имеется одна общая особенность – все они печальны, тревожны, довольно мрачно смотрят на мир. Это свойство многих людей литературы и искусства. Среди тех писателей, поэтов, живописцев, которые попадали в поле зрения психиатра, преобладали люди с печальным взглядом на жизнь… Одержимость художника безысходным чувством печали и есть одна из решающих особенностей душевной жизни выдающихся людей из мира искусства и литературы» (Буянов, с. 36).
Ломброзо отмечал, что творческая личность «…во всем находит повод к глубокой, бесконечной меланхолии», указывал также на ее «способность перетолковывать в дурную сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования» (Ломброзо, с. 24). Он видел в писателе как «депрессивность», так и «паронойяльность».
«В то же время наблюдения показывают, что поэты и художники отличаются, прежде всего, экзальтированным темпераментом» (Леонгард, с. 129), писатели тоже «… часто обладают в известной мере порывистой, лабильной психикой и склонны к алкоголизму, а у поэтов чаще встречается маниакально-депрессивный психоз» (Там же, с. 339).
Наблюдения психологов подтверждает и астрология (хотя ее и считают лженаукой, причем те, кто ее и не пытался изучать). Так вот, одним из важнейших аспектов, указывающих на творческие способности, является сильное положение в космограмме высшей планеты Нептун, который уже не является планетой септенера, а выводит на другие уровни. В лучшем случае Нептун может дать прекрасные творческие способности, высшую любовь, ясновидение, но если человек не справляется с тонкими энергиями этой планеты, возможны проявления с обратной стороны Нептуна, а это и будут так смакуемые психоаналитиками «сопутствующие детали» людей искусства, т.е. всевозможные фобии, склонность к суициду, алкоголизм, наркомания.
Следует отметить, что такое углубление в психику автора, на первый взгляд кажущееся бесцеремонным, не является изобретением последнего времени, а ведет свои традиции от биографического метода в литературоведении, основателем которого считается французский литератор Ш.О. Сент-Бёв.
«Поскольку основой художественного текста является построение вымышленного мира, текст неизбежно становится объектом такой дисциплины как психиатрия, которая исследует не только специфику, но и неадекватность субъективной отражательной деятельности человека» (Портнов, с. 5).
Библиография
1. Аристотель. Поэтика. М., 1957.
2. Ломброзо Ц. Гениальность и помешательство. СПб. 1990.
3..Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М. изд-во Моск. ун-та. 1988.
4.Гумбольт В. О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода. СПб. 1859.
5.Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М. 1991.
6. Выготский Л.С. Психология искусства. М. 1987.
7.Буянов М.И. Лики великих или знаменитые безумцы. М. 1991.
8.Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета. М. 1994.
9.Cd\ROM Русская литература. Дискавери, 2003.
10. Фрейд З. Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии. М.1923.
11.Белянин В.П. Введение в психиатрическое литературоведение. М.1996.
12. Кривцун О.А. Эстетика. М. 2001