Лицом к лицу лица не увидать

Вита Дельвенто
Мы были вместе долгие 20 лет...
Да, впрочем, что там такого долгого, особенно, когда молодость? По правде сказать, эти годы пронеслись кометой - огненной, яркой, запоминающейся, удаляющийся хвост которой будет виден мне, как минимум, до конца жизни.

Его звали Гоша, и в нем было все настолько идеально, что даже все его неисчерпамые несовершенства, тоже были абсолютно идеальными несовершенствами, в том смысле, что гармонично уживались с моими.

Он был мудр от рожденья и всегда, словно, немного отдален - так, что даже на расстоянии соприкосновения, никогда не штурмовал границ другой личности, сколь бы близкой она ему не была, ни о чем не просил, ни на что не покушался, не транслировал себя вовне, не "забивал эфир", ничего и никому не навязывал, но, при этом, самым непостижимым образом был абсолютно доступен всеми недрами своей огромной души - для тех, кто эти недра видел и готов был их принимать - подобно не телевизору, но книге. Да, его нужно было читать, и даже не просто читать, а внимательно вчитываться в хитросплетенья глубокомысленных междустрочий, в каждом из которых всегда были коды, знаки и шифровки какой-то ну просто не земной мудрости. Он и совсем был бы сущим Пророком для меня, если даже и вовсе не Божеством, если б, кроме его неземной глубины разума, я бы не знала еще и его человеческой сути. Хорошей такой сути, очень мягкой, теплой, доброй и отзывчивой, хоть и пугливо запрятанной в глубокой раковине из сарказмов и ироний, почти детского упрямства, частых капризов и недоверчивости, из которых она время от времени осторожно высовывалась, подобно предусмотрительной улитке, моментально готовой в любое мгновенье нырнуть обратно, при первом же намеке на опасность. И все это, вместе взятое, делало его совершенно неординарным и живым - в самом хорошем смысле этого слова - Человеком.

Мы были вместе всего только 20 лет, и он был моим Другом.
Вернее, это я считала, что он был мне Другом, тогда, как, на самом деле, он был для меня ВСЕМ - тем, воздухом, что я дышала эти так быстро промчавшиеся долгие годы. Это именно он воспитал меня, он выучил, он избаловал и он запрограммировал в моем подсознании ту нестираемую "прошивку", которая и в этой жизни и, думаю, даже во всех последующих, буде таковые случатся, будет сподвигать меня на притяжение к ему подобным.

Единственное, что осталось для меня непостижимым из этого нашего с ним, не побоюсь этого слова, идеального союза - так это то, что он не перерос во что-то и еще большее. Ведь мы любили друг друга так, что, кажется, такой любви просто не бывает на свете.

Мы были по-настоящему близки. Духовно близки. Мы читали мысли друг друга, на каком бы расстоянии друг от друга не находились и были абсолютно ссинхронизированы во времени: например, очень часто одновременно думали абсолютно об одном и том же, а порой, даже и часами не могли друг до друга дозвониться только из-за того, что одновременно набирали телефон друг друга, закономерно слыша в своих трубках короткие гудки. Он всегда и безошибочно знал, когда мне хорошо и когда плохо, а я знала, когда ему. И в тот день, когда его не стало, меня без, казалось бы, видимой на той причины, увезли на скорой из-за внезапной потери сознания прямо посреди улицы, хотя о случившемся я узнала только больше месяца спустя.

Какая-то мистическая связь, скажите вы? - и будете правы.
Такой она и была.

Наверное, поэтому, ничего более земного у нас и не случилось - мы не стали мужем и женой, у нас не родились дети. У каждого из нас была своя земная жизнь, насыщенная своими событиями, правда, ничуть не отвлекавшими нас друг от друга - словно происходящая вообще в каком-то другом измерении, не столь глубоко нас затрагивающем.

Стоило ему нахмурить брови по поводу того или иного моего спутника жизни, как у меня к тому тут же пропадал интерес. Стоило его спутнице выразить хоть какое-то недовольство моим присутствием в его жизни, как она бесследно исчезала с его горизонта. По большому счету, мы почти не замечали спутников друг друга, придавая им значения не больше, чем коллегам по работе, например, а то и меньше. Не было ни ревности, ни соперничества, мы по-прежнему были вместе, как единое и неразрывное целое.

Так продолжалось до тех пор, пока я, почти 5 лет назад, не встретила того, Другого, чье имя я никогда не произношу всуе, подобно имени Бога. Встретила в интернете и, даже ни разу его не видя, полюбила. Серьезно так.

Конечно же, Гоша был первым, кто это понял, да и не мудрено: будучи не в силах думать ни о чем, кроме Него, я прожжужала о Нем Гоше все уши - восторженно, взахлеб, непереставая и не отвлекаясь ни на что другое.

... и Гоша перешел на другую работу.
Теперь он пропадал в командировках месяцами, часто был недосягаем для связи и вообще как-то ощутимо отстранился, словно, отгородился от меня некой невидимой, но хорошо ощутимой стеной прохлады. Нет, это не было абсолютным отчуждением, и я все так же безвылазно пропадала у него, едва только он возвращался из своих очередных дальних раскопок, и он по-прежнему интересовался всеми моими делами, и вникал в них, и давал советы, и помогал, и разделял мои интересы, и я по-прежнему отвечала ему тем же... но между нами словно повис какой-то непроизносимый им вопрос, присутствие которого постоянно читалось в его глазах, но считать его я, впервые в жизни, не могла.

А еще у Гоши вдруг пропали все спутницы жизни, он замкнулся на себе и на работе, потерял интерес к общению с людьми и все время между командировками проводил за бесконечными книгами и компьютером. Мы с его мамой без проблем справлялись с его нехитрым хозяйством, в котором он теперь не особо стремился принимать участие, но все равно было что-то не то. Чего-то сильно не хватало.

И тогда его мама решила его женить.
"Может, остепенится немного", - сказала она мне, явно не питая восторга от длительных командировок сына, которые проходили отнюдь не на курортных ривьерах, а в местах столь отдаленных, сколь и не благоустроенных, что даже сотовой связи в них чаще всего не было - только спутниковая.


*

... Светка была той, что давно и основательно положила на Гошу глаз, считая (и совершенно справедливо) его очень перспективным и способным добиться многого, мужчиной. Ее интерес к нему ничуть не мешал ей побывать уже в двух, довольно успешных, с ее точки зрения, браках (от первого ей досталась двухкомнатная, с "евроремонтом", "хрущеба", от второго - новехенький джип) и родить там, соответственно, двоих детей, но Гошу она из виду не теряла и, при случае, готова была не прочь родить и третьего, но, главное - это с гошиной помощью, уехать за границу из давно "обрыдевшей" ей страны - Гошу часто приглашали во всякого рода заграничные проекты.

Прослышав о желании гошиной мамы как-то "обустроить" сына в этой жизни, она начала активно "окучивать", как ее, так и меня - как наиболее вероятных союзников в ее планах. С мамой было проще - Светка девка хваткая и настырная, со мной сложнее - не нравилась она мне, никогда не нравилась: женщины, относящиеся к мужчинам (и не только к ним) преимущественно, потребительски, как бы красиво они не пытались это представить и обставить, никогда не внушали мне доверия. Что толку от жены, которая будет всегда и всюду блюсти только свой интерес, постепенно превращая мужа в эдакую "маленькую лошадку, которой живется не сладко" - средство достижения своих целей? Однако, и препятствовать я ей не собиралась: тут такое дело, что не мне решать.

- А тебе Светка как? - спросила я у Гоши, когда та, заручившись покровительством гошиной мамы, уже принялась его активно добиваться, буквально не давая ему прохода и вешаясь на шею.
- Да фиг знает. Нормально, вроде, - пожал плечами Гоша.

И больше я никогда и ничего у него не спрашивала, и ничего по этому поводу ему не говорила. Говорили, в основном, обо мне и моем Возлюбленном, с которым у меня совсем даже не спешило складываться: у Него, в свою очередь, была своя "светка", не менее хваткая и активная, чем "прототип". И я откровенно пропадала.

Видя это, Гоша, как мог, окружил меня теплом и заботой, хоть и не такой, как раньше, а больше похожей на психотерапевтическую (для чего он даже, как всегда, не доверяя кому-либо, кроме самого себя, начитался кучу всяких умных книг и прошел не менее умные курсы), но тогда мне это, наверное, как раз и было нужнее всего. И он это чувствовал. Он вообще всегда лучше меня самой чувствовал то, что именно мне надо.

Хотя, как знать...
Возможно, если бы то, что случилось намного позже, случилось бы раньше, все бы могло быть иначе. Но от судьбы, как водится, не уйдешь, и раз ушли, значит, уже не судьба....


*


Накануне Гошиной свадьбы никаких традиционных мальчишников не было.
Был "девишник" - в том смысле, что мы с ним просидели и проговорили всю ночь напролет.

Где-то уже под утро, традиционно обсуждая мою Любовь и то, как у меня с ней не складывается, Гоша вдруг как-то странно так посмотрел на меня и сказал:

- Слушай, а тебе вот честно никогда, ну прям ни разу не приходило в голову, о ком именно ты рассказываешь мне день и ночь, рассказывая о Нем - ну этом...?
- В смысле...? - не поняла я.
- Да нет, это я так, просто, - сказал он, и, помолчав, добавил, - это трудно объяснить, сама потом поймешь, о чем я... когда-нибудь...  на втором витке или на третьем... история ведь просто вынуждена повторяться, потому что в первый раз мы обращаем на нее слишком мало внимания...


*

Свадьба была скромной, почти без гостей, да и те, что были, больше были вынуждены заниматься развлечением уже подросших, почти беспризорных и плохо воспитанных, светкиных отпрысков от ее прошлых браков, т.к. те, со скуки, все норовили то кого-нибудь ткуть вилкой в бок из-под тишка, то поджечь тяжеловесные шторы в арендованном для торжества помещении.

Уже вечером, даже не дождавшись окончания ресторанного ужина, Гоша уехал в полугодовую командировку на Дальний Восток. На вокзале провожали его только я и его мама, гости же, во главе со Светкой, продолжали гулять. После этого Светка перебралась в гошину квартиру, где благополучно, через два месяца после его отъезда, и забеременела в третий раз, благодаря "непорочной телепортации". Впрочем, об этом узнали уже много позже того, как Гоши не стало и объявился настоящий папаша, а до того все думали, что Светка просто проносила прилично дольше, природой отпущенного, срока.

Девочку назвали Викой.


*


Вскоре, после возвращения Гоши из командировки, Светка прозрачно дала мне понять, что мне от их семьи нужно держаться подальше, третий лишний и все такое, а вскоре и вовсе настояла на их переезде на Дальний Восток - поближе к гошиному месту работы, тем более, что Гоше светили, столь вожделенные Светкой, заграничные командировки в Китай, а, может, и еще куда.


*

Прощание давалось настолько тяжело, что то и дело хотелось все перепланировать, остановить, изменить, переиграть весь этот чудовищный фарс.

Я просила Светку не разлучать нас, говорила, что мы с ним, словно близнецы, что нам нельзя врозь, что я ничем не помешаю их счастью, наоборот, все только выиграют от того, что мы рядом - и мы, и Светка, и гошина мама, и дети.

Но Светка была неумолимой и говорила, что давно решила уехать, и сделать это нужно успеть еще до родов.


*


Накануне отъезда Гоша неожиданно признался мне в любви.

- Ну как же так? - спросила я и заплакала, - у нас было целых 20 лет на то, чтобы все сделать иначе.
- Я ждал, что ты все поймешь.
- А я не поняла...
- Поняла, но только совсем не так, как я надеялся, - усмехнулся он.
- В смысле? - не дошло до меня.
- А смысл тут один: лицом к лицу лица не увидать, зато все большое хорошо видится на расстоянии, - и, словно запечатывая их, приложил мне свой палец к губам, чтобы я ничего не сказала в ответ.

И я не сказала, да и сказать, если честно, тогда еще было нечего: сплошное смятение и боль от всего происходящего.


*

После его отъезда Гошу я видела еще дважды: год спустя он приехал ко мне на день рождения, а потом и еще, мельком, когда приезжал помогать в переезде своей маме.

А потом его не стало.

- Стремительная двухсторонняя пневмония, - со вздохом ответила мне трубка голосом одного из Гошиных коллег, - даже ничего толком не успели сделать. Атипичная, что ли, или как там еще ее, холеру...?


*


И вот, спустя два с половиной года, я пишу эти строки, потому что поняла, чьи именно черты я так сильно полюбила в том, Другом, чье имя я никогда не называю, и чье лицо мне было гораздо проще рассмотреть именно на расстоянии.

Мне проще, а вот ему нет: у него ведь не было 20 лет "вики" под боком, незаменимой и привычной, словно собственная тень, но зато есть "светка" - хваткая и настырная, которой тоже давно обрыдела эта страна и которой он тоже во всех отношениях представляется очень перспективным и способным добиться многого, мужчиной. Что, кстати, опять же, совершенно справедливо.


И история - да, таки вынуждена повторяться, потому что в первый раз мы обращаем на нее слишком мало внимания. А, может, еще и потому, что если не принять Божий дар, то он всегда превращается в проклятье - не знаю.