«Нам дороги эти позабыть нельзя…»
5 мая 1985 года, накануне для Победы, в большом зале литературной экспозиции – вечер с участием поэтов Василия Субботина и Леонарда Кондрашенко. Кондрашенко – человек в музее свой. Прихрамывая, он обычно выходит первым и начинает встречи стихотворением «Аутка», посвященным Белой даче Чехова. Василий Ефимович Субботин – высокий, с узким лицом, над которым в былые годы, наверное, вились пышные локоны. Одет в летный светло-кремовый костюм. Наш гость – участник войны, штурмовал Берлин. Мы ожидаем живого рассказа, но рассказчиком Субботин оказался не очень увлекательным. Говорит тягуче, тихо, расслабленно, без внутренней энергии, часто пьет воду... Субботин читал отрывки из книги «Так кончаются войны», а потом по просьбе публики прочел несколько стихотворений военной поры и лирические миниатюры. Подписал для музея небольшой сборник стихотворений из библиотеки «Огонька», который раздобыл наш сотрудник Владимир Коробов. Володя сам пишет стихи, и на мой вопрос о поэтическом достоинстве Субботина он ответил без обиняков, что в отличие от Суркова, Самойлова и других поэтов фронтового поколения, Субботин как поэт не состоялся. Потому и неясно, что в Субботине главное - то ли стихи, то ли проза.
Само по себе событие – музейный вечер – не так уж и значимое явление. Таких вечеров у нас проводится по шесть-семь десятков на год. Но случается, что встреча остается в памяти. После выступления гости побывали на экскурсии в чеховском доме, а потом посидели у меня в кабинете за бутылкой красного грузинского. «Любимое генералиссимуса», - заметил Леонард Иванович. Вкус у генералиссимуса, действительно, был неплохой: у вина, по мере его согревания, просыпается глубокий и сочный аромат. Мы грели бокалы, обхватив их ладонями, любовались рубиновым отливом. Субботин взбодрился и припомнил любопытные детали майской победной поры. Корреспонденты облазили сверху донизу расколо-шмаченный рейхстаг, и Субботин на верхотуре - под самым портиком! – обнаружил замечательную надпись, оставленную солдатом-победителем:
«Лучше нету блага, чем поссать с рейхстага».
Весь русский человек виден в этих строчках, вся наша насмешливая и ерническая натура!
Любопытные подробности Субботин рассказал из жизни С.Я.Маршака, с которым ему довелось общаться. Маршак в юные годы живал в Ялте, лечился от туберкулеза. Однажды, по прошествии долгих лет, он забрел во дворик дома, где жил совсем мальчишкой. Дом этот, кстати, принадлежал художнику Ярцеву: здесь находилась квартира доктора Средина, в которой бывали и Чехов, и Горький, и Бунин… Встретила его грубым окриком старуха: «Чего надо?». Маршак ответил, что зашел навестить места молодости. Помнится, тут жила сумасшедшая старуха…
И негостеприимная старуха ответила простодушно: «А это я и есть…».
- У Самуила Яковлевича в Москве живет внук, известный специалист по светотехнике, академик; у него хранятся письма Марии Павловны Чеховой, фотографии, - говорит Суботин. Я наматываю информацию на ус: надо будет отыскать этого академического внука… Самуил Яковлевич действительно был частым гостем Белой дачи – и при жизни Марии Павловны, и потом. В Книге отзывов, которая ведется с 1960 года, есть две его записи.
«Мне казалось, что я знаю всего Чехова. Но вот сегодня, побывав в его ялтинском доме, я обнаружил строчку из его письма к младшему брату, которой я до сих пор не знал:
«Среди людей надо сознавать свое достоинство».
От души желаю всем людям следовать этому правилу.
С.Маршак. 7-Х-1961 г.»
Экскурсии для Маршака вел покойный Сергей Георгиевич Брагин, заместитель директора по научной работе. В его записях я прочитал, что знаменитая эпиграмма о «братьях-писателях» родилась именно после экскурсии в музей. Брагин рассказал Маршаку, что Антон Павлович иногда добирался до моря пешком вдоль речки Учан-Су, и уходило на дорогу ровно 22 минуты. Экспромт родился мгновенно – чуть ли не на странице книги посетителей:
О «братьях-писателях»
(эпиграмма)
Писательский вес по машинам
Они измеряли в беседе:
Гений – на «Зиме» длинном,
Просто талант – на «Победе».
А кто не успел достичь
В искусстве особых успехов,
Покупает машина «Москвич»
Или ходит пешком. Как Чехов.
С.Маршак. 6-1Х-1961 г.»
Последний раз на Белой даче Маршак был в 1965 году, за год до смерти.
В ответ я рассказал не менее поразительный случай из жизни Чеховского сада. Года два назад Прасковья Филипповна, садовница, показала мне небольшой мохнатый росток под атласским кедром, который стоит напротив входа в дом. Нечто зеленое, похожее скоре на синтетическую елочку с аккуратно отштампованными иголочками и симметричными веточками. Называется это чудо – тис ягодный. Ягоды, кажется, несколько ядовиты. Если память не изменяет, соком тисовых ягод был отравлен персонаж фильма «Тайна черных дроздов» по роману Агаты Кристи. Особенность яда в том, что он быстро распадается и не оставляет следов… На нашем тисе ягод, к счастью, еще нет…
- Тис вырос самосевом, - сказала Прасковья Филипповна. – Видно, птица семечко обронила… Жаль, придется убрать.
Мне ее жалость понятна: человек она действительно добрый. Но мы недавно приняли программу реконструкции мемориального сада, приходится очищать куртины от непрошенных гостей. На юге расти-тельность обладает буйным характером: чуть зазевался – и уже вымахала какая-нибудь «вонючка», по научному – айлант, китайский ясень. Когда она цветет, запах стоит неимоверный. Избавится от нее - трудов стоит …
И вот не так давно стоим мы с Прасковьей Филипповной в саду, она и говорит:
- Геннадий Александрович! А ведь в квитанции, которую Чехов получил из Никитского сада (имелся в виду счет за поставленные материалы - Г.Ш.), числится саженец тиса! Значит, не случайно он вырос!
И поразился я странностям судьбы. Чехов получил из Никиты саженец тиса – стало быть, заказывал, собирался посадить. Почему-то не получилось. А спустя восемьдесят лет тис все-таки вырос. Промысел Божий…
И Субботин, и Кондрашенко взволновались. Действительно, Промы-сел…Василий Ефимович, сверкнув глубоко посаженными глазами, сказал:
- Надо писать! Надо записывать вот такие истории из жизни сада, Чеховского дома. Берите пример со своего коллеги из Мелихова – забыл, как его зовут…
- Авдеев, Юрий Константинович.
- Да, да, Авдеев! Помнится, в начале 50-х годов отмечали какой-то юбилей чеховский…
- 1954 год. Пятьдесят лет со дня смерти писателя. Тогда отмечали не дни рождения, а дни памяти.
- Вот-вот. Я только что начал работать в журнале, и самая первая рукопись, которую я читал, была книга Авдеева. Я поразился, как это музейный работник может так писать – настоящая, хорошая проза! Запоминайте, пишите историю сада и дома Чехова – это бесценный материал!