Памяти моей незабвенной Пусеньки
Комната была бедная, но чистая и уютная. Мама дремала в кресле (она болела уже третью неделю), а две дочки, старшая Оля и младшенькая Катюша, разбирали старые ёлочные игрушки. Ёлка была уже готова — сосед Степаныч принёс её с ёлочного базара, укрепил в деревянную крестовину, и в комнате запахло хвоей и свежестью, как в лесу.
Игрушки лежали в старинной круглой коробке из фанеры, выкрашенной красноватым лаком, — в таких коробках-картонках когда-то прабабушка хранила свою красивую шляпу с полями и нежной прозрачной вуалью. Шляпу давно съела прожорливая моль, и в коробке хранились блестящие хрупкие шарики, шишечки, орешки, колокольчики, маленькие куколки — и всё из нарядного, сверкающего стекла. Правда, яркие краски поблекли, а самые хрупкие игрушки давно разлетелись в стеклянную пыль, но всё равно это были очень красивые игрушки, и каждая из них вызывала у девочек вопль восторга. А сверху лежала удивительная многолучевая звезда, похожая на нарядную снежинку. Её нужно было надеть на самую макушку, но ни Оля, ни Катюша не могли до неё дотянуться: ёлочка была невелика росточком, а девочки — ещё меньше.
Мама, морщась от боли в висках, с трудом встала, чтобы им помочь. Но голова её закружилась, и она упала бы, если бы дочки не подхватили.
— Зайдите к Степанычу, может, он поможет, — попросила мама.
Степаныч пришёл сразу же — к счастью, он оказался дома. Когда-то он дружил с отцом девочек, а после того как отец погиб в аварии, помогал чем мог его семье. Был он человеком ворчливым и нелюдимым, часто был пьян, но сердце у него было доброе. Он часто подбирал брошенных животных, котят и щенят, и устраивал их у знакомых. Вот и сейчас вместе с ним тихонько вошла и уселась рядом с ёлкой маленькая худая кошечка Мурка. Вообще-то она была взрослая и даже немолодая, но просто не выросла в чьей-то бедной семье, не стала красавицей-киской. Она была серо-белая, с пятнышком на носике, которое казалось грязным, и все, кто брал её на руки, пытались это пятнышко стереть. Кошечка не обижалась и терпела, потому что намаялась в одиночестве и любила прикосновение человеческих рук. Её старая хозяйка умерла, а наследники выгнали зверушку на улицу и продали квартиру тем, у кого была злая собачка, так что даже к родному порогу кошечка не могла подойти, на родном коврике под дверью полежать. Степаныч подобрал её, когда она уже почти умирала с голоду, никому не смог пристроить некрасивую кошку с вечно грязным носиком, вот и осталась она у него. Недавно она родила котят, и суровый Степаныч утопил их в помойном ведре, потому что некому было их потом пристроить: те, кто беден, и себя-то с трудом кормили, а кто был побогаче, хотели породистую зверушку. Кошка уже привыкла к гибели своих детей, но её маленькое материнское сердце обливалось болью, а в припухших розовых сосочках ещё не пропало молочко, подготовленное для деток. От этого кошка чувствовала себя неважно, её большие янтарные глаза были грустны, и она совсем разучилась улыбаться.
Степаныч водрузил на вершину ёлки нарядную звезду, помог развесить повыше несколько игрушек и вернулся в свою квартиру, а девочки продолжали украшать деревце. Наконец игрушки закончились, старые ватные дед Мороз и Снегурочка уместились на посыпанной блёстками вате у подножия ёлки, и скромная комната словно превратилась в роскошный дворец — так засияла, заискрилась игрушками, серебряным дождиком, лучистой звездой красавица-ёлочка. Девочки, открыв рты, молча любовались делом своих рук.
— Сегодня ангелы обязательно прилетят к нашей ёлочке, — сказала мама тихо. — Мне кажется, что я уже слышу шелест их крыльев. Сегодня ведь Великая ночь, Святая ночь! В такую зимнюю ночь на земле родился Спаситель.
Девочки подошли и прижались к маме, и в их глазках отразились ёлочные огоньки.
— А теперь давайте посмотрим нашу любимую картинку, — проговорила мама, улыбаясь. — Она там, на дне картонки.
Оля принесла картинку, которую они рассматривали только на Рождество. Это было старое, но бережно хранимое изображение Рождества Христова — пещеры, где в кормушке для скота на сене лежал Младенец, от Которого исходили лучи света. Пресвятая Богородица, такая молоденькая и нежная, приподнялась на локте, чтобы видеть Своё дивное Дитя, а бородатый Иосиф, муж Её, склонился над яслями и прикрывал Младенца куском обтрёпанной ткани.
— Смотрите, — сказала мама, — так много людей жалуются на свою бедность, жалуются, что не могут купить дорогие вещи, роскошную еду, автомобили, дома… Но Спаситель мира был беднее самого бедного, у Него даже колыбельки и одеяльца не было. И родился Он не в доме и не в гостинице, а в самом убогом хлеву. Но как Он сияет!
Маленькая кошечка не ушла вместе с хозяином, а осталась с матерью и дочками. Она робко подошла поближе, вскарабкалась на спинку маминого кресла и через её плечо взглянула на картинку. Кроме людей, там были и звери: корова с большими грустными глазами, овечка в тёплой шубке, большая собака, ослик, козочка…
Оля увидела кошечку, взяла её на руки и погладила:
— Мурёна наша милая!.. Мам, а почему там нет кошки? Если бы кошка была в пещере, она легла бы в ясельки к Младенцу и согрела бы Его.
— А правда! — подхватила Катюшка. — Кошечки такие тёплые, ласковые!
Мама пожала плечами:
— Я не знаю. Может, в те времена кошек в той стране не держали. А может, кошка жила в тёплом доме, сладко спала и ничего не слышала. Вот она и не пришла согреть Младенца.
Маленькая Мурка слышала это, и её сердечко неровно забилось. Ах, эта глупая древняя кошка! Неужели она всё проспала, не подарила своё тепло Ребёнку, и Он мёрз под старой тряпкой! Эта кошка опозорила весь кошачий род!
— А я слышала, что в Писании ни разу не упоминается кошка. О других зверях написано, об ослах даже, а о кошке — ничего. Может, потому, что она не согрела Младенца?
— Трудно об этом судить… Ну, давайте к столу! Отведаем кутьи, встретим Рождество!
Кошечка поскреблась в дверь, и Оля выпустила её — девочка подумала, что Мурёна хочет вернуться к хозяину. Но кошка знала, что такое бедность, и не хотела принимать пищу в этом уютном доме. В тяжёлых раздумьях кошечка вышла во двор. Было очень холодно, она дрожала в своей тёплой шубке, но терпела, потому что думала о том, как холодно было в Святую ночь малютке Иисусу.
«Я так хотела бы жить в то время! — думала она. — Я бы легла рядом с Малышом, обняла бы Его лапками, прижалась бы к Нему — и моё тепло согрело бы Его маленькое тельце. Ах, почему я родилась так поздно!»
Тихий, жалкий писк привлёк её внимание. Он доносился из глубины подвала. Мурка знала тайные кошачьи лазы, которые туда вели, и спустилась в густую черноту. Тут было теплее, но так неприглядно и тоскливо! Слабенький свет не проникал во все углы, но кошкам достаточно самого слабого лучика. Муркины чуткие уши быстро определили, откуда раздаётся писк.
На каких-то обрывках лежали маленькие котята и горько плакали. Мурка поняла, что их мама ушла и не вернулась, а они голодны и замёрзли, а ещё они боятся котов-бандитов, которым ничего не стоит сожрать маленького котёнка вместо мыши.
— Покорми нас, добрая тётя коша! — просили котята. — Согрей нас! Защити от злых котов!
Мурка не любила этот подвал, да и котов она боялась. К тому же ей подумалось, что эти котята — дети Маньки, молодой, глупой и наглой кошки, которую Мурка не любила. Но котята так жалобно пищали, так плакали, что Мурка, вздохнув, легла к ним и сказала:
— Немного молока у меня есть. Попейте, погрейтесь возле моего животика.
Они заурчали, найдя сосочки с тёплым молочком, а кошка с грустью вспомнила о своих погибших детях и в первый раз мысленно упрекнула хозяина: может быть, они выросли бы красивыми, и люди приютили бы их. Мурка обняла чужих котят, и все они уснули, согревая друг друга. По подвалу раздавались таинственные шорохи, в темноте горели зелёными огнями глаза, но коты так и не подошли: они знали, что кошка, защищающая котят, становится непобедимой.
Утром примчалась взлохмаченная Манька и сразу завопила:
— Детки мои несчастные! Наверно, померли вы от голода и холода, а злые коты вас сожрали, даже косточек мне не оставили!
— Тише! — остановила её Мурка. — Спят твои котята. Где ты гуляла? Мать, называется! Бросила маленьких одних!
Манька стала сбивчиво рассказывать, что охотилась на мышей в чьём-то подвале, а её нечаянно заперли. Если бы хозяин не пришёл с утра за банкой огурцов, так бы и умерла она там в одиночестве. Добрая Мурка посочувствовала, но в глубине души не очень-то поверила. Она выбралась из подвала, чтобы перекусить. Старушка с первого этажа выносила остатки еды для кошек, и Мурка пользовалась этой возможностью, когда Степаныч надолго уходил из дома или был в командировке.
Вот и сейчас Мурку ждали остатки рыбы и куриные косточки. Они лежали на пакетике и так вкусно пахли, что вечно голодная кошка задрожала от предвкушения. Она наклонилась к объедкам… и услышала чей-то голос:
— Не уступите ли вы мне немного из вашей пищи?
Мурка недовольно оглянулась и увидела большую старую собаку. Наверно, когда-то она была породистой и ухоженной, получала награды на собачьих выставках, но теперь это было только несчастное больное животное с рёбрами, выступающими, как прутья.
Кошка надменно фыркнула:
— Ещё и собак мы будем кормить! Разве ты не знаешь, что мы враги? Что же ты просишь у меня еды? Наверно, ты многих загрыз из моего рода!
— Я в молодости часто гонялся за кошками, — обречённо вздохнул пёс. — Но теперь я стар, и хозяева выгнали меня. Я не ел уже три дня, а до этого мне попадались самые маленькие объедки с помойки…
Кошка с состраданием взглянула на него. Она-то знала, как трудно прожить без хозяев! У неё есть Степаныч, он, правда, может спьяну забыть её накормить, но потом обязательно вспомнит. И к милым соседкам можно напроситься….
— Ладно, — сказала она. — Ешь!
И побрела к родному подъезду.
Какое-то странное чувство заставило Мурку торопиться. Её маленькое сердечко ощущало беду. Кошка сама не могла понять, откуда взялось это чувство, но сердечко забилось тревожно и неровно.
У подъезда стояли Степаныч и Оля, приплясывали от холода, потому что были без пальто, и вглядывались куда-то.
— А «скорая» скоро придёт? — спрашивала девочка у мужчины, и тот кивал головой:
— Придёт, милая! На то она и «скорая помощь», чтобы быстро приезжать!
— А мама не умрёт?
Степаныч прижал к себе растрёпанную головку:
— Не умрёт, деточка! Она сильная, она любит вас, как же она вас оставит?..
Мурка пулей взлетела по лестнице. Дверь соседок была открыта, в глубине комнаты искрилась ёлка, но именно здесь запах беды был особенно силён. Пахло лекарствами, восхитительно пахло валерьянкой, но маленькая кошечка чувствовала и другой запах — страшный, тяжёлый, удушливый запах боли.
Женщина лежала в своём кресле, лицо её было совсем белым, глаза закрыты. Возле кресла на полу плакала Катюшка.
Мурка стремительным гибким движением вскочила на грудь женщины, туда, где в глубине, затихая, почти уже не билось её сердце. Маленькие сильные лапки с острыми коготочками массировали, разминали, царапали кожу. Маленькая кошечка всю свою доброту и благодарность к людям, всё своё тепло, свою энергию вложила в движения лапок. И сердце матери словно неловко заворочалось, дёрнулось, сократилось… а потом забилось всё ровнее и ровнее. Женщина глубоко вздохнула и открыла глаза.
— Я что — заснула? — спросила она Катюшку, которая, вытирая глазки, поднялась с пола и удивлённо смотрела, как розовеют щёки мамы.
В комнату уже вбегали Степаныч, Оля, врачи в белых халатах… Мать улыбнулась им навстречу:
— Спасибо, мне уже лучше!
И никто не заметил словно бы маленькой серо-белой тряпочки на полу возле кресла. Это маленькая кошечка, отдав человеку все свои силы, умирала в одиночестве среди людей, и никто не знал, что она сделала. Ей снился последний сон, и в этом сне кудрявый Младенец тянул к ней ручки, и кошка прижималась к Нему из всех сил, чтобы согреть Его.
— Маленькая кошечка, ныне ты будешь в Моём царстве! — услышала Мурка Его голос… и улыбнулась, хотя давно отвыкла улыбаться.
15.12.09.
Иллюстрация Е.Смирнова