Борис БЕМ
Вместо пролога:
О вреде курения написаны десятки и ,даже, сотни популярных книг. Многие публичные люди по разному трактовали эту вредную привычку. Одни называли табакокурение и бытовое пьянство добровольным сумашествием, другие–допингом в творческой работе. Великий английский писатель Марк Твен так писал об этом:
–Нет ничего проще, чем бросить курить! Я бросал уже сотню раз
Однако, для того, чтобы избавиться от пагубной привычки, следует вспомнить о том, когда она к Вам привязалась. Все мы когда-то делаем в первый раз. И первая улыбка на лице, и первый зубик, и первое слово, и первые шаги....
Я воспитывался в семье, где не было место вредным привычкам. Отец мой не пил и не курил. Даже в большие праздники он позволял себе лишь бокальчик сухого вина. Курящих мужчин мне доводилось встречать на улице и во дворе дома, где жил. И всегда, когда я проходил мимо заядлых курильщиков, мой мозг навязчиво сверлила мысль:
–Что это за соска, из которой идет дым?
В одиннадцатилетнем возрасте волею обстоятельств, я оказался в детском ревматическом санатории «Дюны»,что находился в самой гуще соснового леса. курортной зоны Ленинграда Срок реабилитации у меня был довольно большой–несколько месяцев. При санатории была школа, в которой мы проходили основные предметы. Моим соседом по парте был Миша Кульков, веселый, стриженый наголо, никогда не унывающий пацан. А на задней парте, на самой «камчатке» сидел верзила. По росту он никак не «катил» на пятиклассника. На вид ему можно было дать никак не меньше четырнадцати. На уроках он просто отбывал время, конструируя из бумаги самолетики и пуляя из стрелялки по классной доске. Педагоги не особо удручались по этому поводу. В классе было семнадцать прилежных учеников,и поведение верзилы никак не отражалось на учебном процессе...
Однажды, после тихого часа этот самый мальчик, кажется его звали Витей, фамилию запамятовал, поманил меня во двор. За одноэтажной котельной стоял большой кирпичный складской комплекс, лестница которого тянулась вверх, аж до четвертого этажа. Мы поднялись на самую верхотуру и Витька , сковырнув висячий замок, возможно, он не был заперт на ключ, поднялись на крышу. Усевшись удобно на оставленные здесьпо забывчивости, рулоны рубероида, Витька вынул из куртки сигареты из красной пачки, на которой красовалась морда собаки. Сигареты имели красивое название «Друг»
–Ты мне друг?-лукаво взглянул на меня верзила.
–Друг!–на автомате ответил я, моргая глазами и ничего не понимая. Мы стояли на крыше четырехэтажного дома. Мальчик был физически сильнее меня и меня охватила некая боязнь.
Не ссы, братан! Сейчас мы с тобой начнем осваивать жизненную науку. Ты знаешь, чем должен пахнуть настоящий мужик?
Наверное, одеколоном. Мой папа после бритья всегда одеколоном душится. «Шипр»– называется...
–Дурила! Этой вонючкой пахнет от интеллигентов. А от настоящих пацанов чем должно пахнуть?
Я еще не услышал ответа и покорно кивнул головой в знак согласия, так на всякий случай, абсолютно не думая о последствиях такого легкомыслия.
Правильно, малой! От таких героев должно пахнуть водкой и табаком.–Посмотри! Ты видел хоть одного морского капитана без табачной трубки?
Я вобрал плечи в голову и молчал. Мне интересно было узнать о том, какие Витька еще приведет аргументы в пользу курения?
Вот на войне, смотри! Солдатам специально выдавали самосад. Так махорка раньше называлась. Бойцы перед боем курили махорку и пили спирт. И называлось все это наркомовским пайком. А наркомом был кто? Сам Сталин! Понял, дурья твоя голова?
Любопытства познакомиться с табачным дымом у меня не было, но уж, больно аргументация Витькина была, если не убедительна, то предельно назойлива. И второе! Я признаться, его боялся. Мало ли, что может выкинуть патлатый мальчишка, которому и черт не указ. И я сдался.
Витька поднес огонь к сигарете и я вдохнул в себя этот вонючий дым. Нет, я не закашлялся, просто немного сперло дыхание. После третьей затяжки стала кружиться голова. Сигарета была выкурена уже наполовину, когда я почувствовал, что ноги становятся ватными и перед глазами плывут не облака, а лужи. Я схватился за железный поручень и почувствовал в горле позыв к рвоте...
Надо отдать должное Витьке! Он помог мне спуститься по лестнице вниз и дня два наблюдал за моим состоянием. В выходные дни эксперимент продолжили, а еще дней через пяток я уже втянулся в это занятие и запросто мог выкурить сигарету до конца без дискомфортных ощущений.
До конца курса лечения в санатории оставалось еще больше месяца, как с верзилой приключилась беда. Внезапно он почувствовал резкую боль в паху и его с аппендицитом отправили в Сестрорецкую больницу. Обрадовался ли я? Видимо, мне уже было по барабану. Под матрацем я заныкал пачку, в которой еще оставалась добрая половина табака. И если выкуривать по минимуму–одна сигаретка в день, хватит еще недели на полторы, а там будь что будет... Нельзя сказать, что тяга к куреву у меня стала острой, просто, если раньше на эту тему меня думы не терзали, то теперь я стал ловить от этого занятия минутный кайф...
Однажды меня выследил Михаил Кульков. Он застал меня у забора за котельной, где я втихую пускал дым в рукав пальто. Мишка дождался момента, когда я стал топтать сигарету и подошел ко мне, назидательно, по учительски, заметив:
–А курить в твоем возрасте нехорошо! Никогда высоким не станешь!
Я вылупил зенки. Замечание Мишкино я нашел убедительным.
И как давно ты этим делом балуешься? Только честно?
–Недели две, может!, чуть побольше!
Я стоял перед ровесником, а вид у меня был, как у нашкодившего первоклашки...
Дня три Мишка неустанно наблюдал за мной, бегая повсюду как ниточка за иголочкой. Однажды, случилось это в банный день, мы распаренные выходили из бани. В теле чувствовались свежесть и легкость, настроение было приподнятое.
Пойдем курнем?–предложил мне Кульков.
Чего-чего, а такого предложения я от соседа по парте никак не ждал.
С любопытством я начал сверлить его своим взглядом.
–Я не шучу! Мишка похлопал по карману и вынул отуда две папиросы. Странно, но они были без пачки, просто завернуты в бумажную салфетку. Я не придал этой мелочи значения и мы спрятались в глубине голубых елей. Мишка по хозяйски чиркнул спичкой и мы принялись глотать дым. Кульков делал это неумело, Со стороны можно было подумать, что парень просто играется. Затяжка оказалась очень резкой. Возможно, табак специфический,–подумал я. После второй –я закашлялся. Сделав еще два неглубоких вдоха меня затошнило, а спустя два часа я оказался в санаторном изоляторе. Что за курево подсунул мне тогда Мишка, было долгое время большой тайной за семью печатями.
Отлежав в изоляторе три дня я снова приступил к школьным занятиям. Заначка моя подматрацная кончилась и я маялся без курева. Наконец, набравшись храбрости, я пошел в кочегарку. Там постоянно дневал и ночевал один небритый дядька. Он вечно ходил под «мухой»! И ругался некрасивыми словами. Когда я подошел к кочегару, он докуривал свою козью ножку. Я попросил у него разрешения сделать пару затяжек. Дядька удивился, похлопал глазами, и все же, протянул мне зализанный хабарик.
Я втянул в себя дым и задохнулся. Откашлявшись, повторил попытку. Глаза стали выходить из орбит, такого ощущения у меня раньше не было. Я молча бросил эту гадость на кучу со шлаком и вышел на воздух.....
Так прошло еще семь лет. Любое воспоминание о табаке возбуждало во мне отторжение. Я даже не мог находиться в одной комнате с курильщиками, меня тошнило и кружилась голова. Однако, привычка, эта снова меня нашла, уже в Сибири. И сколько я не старался избавиться от этой пагубной страсти, у меня ничего не получалось. Просветы, правда, были. Месячные перерывы, трехмесячные. Один раз, после серьезной болезни, я расстался с сигаретой больше чем на полгода.
Не буду томить тебя, читатель! Стаж курильщика у меня получился солидным, в целых тридцать три года. А бросил я в одночасье, безо всяких бабкиных рецептов и знахарских снадобий. За год до отъезда в эмиграцию я поспорил с соседом по лестничной площадке на крупную сумму. Желание бросить курить мне нужно было подкрепить серьезной мотивацией. Деньги никогда лишними не бывают. Первые два месяца мне дались очень нелегко. Иногда, держа в компании рюмочку, ой как хочется пустить изо рта струйку дыма. Останавливал страх спора. Сумма пари была для меня тогда существенной: тысяча долларов. Месяцев через пять я по служебным делам уехал в Москву. Уже в поезде, я поймал себя на мысли, что могу на время обмануть сам себя и закурить, ведь сосед не увидит. Я подошел к пассажиру, который курил в тамбуре и хотел уже обратиться с просьбой стрельнуть сигаретку, как меня обожгло током и мой внутренний голос спросил с укоризной:
И ты эти тяжкие месяцы борьбы с самим собой хочешь бросить псу под хвост? Глупо это! Подумай еще, ведь ты боец!
Из тамбура меня тут же унесло. А между тем проходили месяцы. Уже через год я обратил внимание на то, что рюмка водки не провоцирует желание закурить, а через три года я мог запросто стоять с курильщиком рядом и беседовать. Табачный дым перестал мне мешать. .. А в итоге конечном, я и спор выиграл и от вредной привычки избавился...
С тех пор промчалось уже больше тринадцати лет. О тяге к табаку напоминают лишь фотографии пятнадцатилетней давности...
P-S: Летом этого года в Санкт-Петербурге в одном из культурных центров у меня проходила творческая встреча с читателями. На ней присутствовало много народу, во всяком случае, зал был забит битком. Во время антракта ко мне подошел пожилой мужчина с гладко выбритой головой. Его очки постоянно спадали на нос и он их нервно поправлял.
Вы меня не помните?-спросил он.
Я всмотрелся в лицо. Вроде, нет знакомых черт. Я замешкался.
–Помните, Сестрорецк, станция Курорт, санаторий Дюны. Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год.
Меня, буд-то пронзила молния. Я вспомнил класс, изрезанную ножичком парту, и добродушное лицо соседа Мишки Кулькова...
–Кульков?
Мой собеседник задрожал. Очки снова сползли на нос и он волнительно кивнул головой. Мы обнялись. Подумать только. Через пятьдесят два года встретиться и как, на случайном творческом вечере...
Окончилось второе отделение. Устроители встречи просили меня остаться на фуршет, а я , собрав сумку с книгами, выскочил на улицу. Мишка уже поджидал меня у ворот. Обрадованные , мы бросились в ближайший ресторан.
...И вот, темный зал, на столе горит подсвечник с тремя свечками. Рядом–запотевшая бутылочка Посольской водки в окружении всевозможных закусок. Я смотрю на Мишку и удивлению нет границ.
Если гора не идет к Магомеду,
То Магомед идет к горе–скандируем мы в один голос.
Мы вспомнили те санаторные дни, других мальчишек. Не забыли и Витьку-верзилу. До сих пор его наглая ухмылка стоит перед глазами.
–Ну, а табачком ты еще балуешься?–спросил меня Кульков.
Гляжу, а взгляд у собеседника хитрющий-прехитрющий.
– Нет Мишка! С табаком у меня полный развод. Тринадцать лет как завязал.
Как тринадцать, подожди, я считать умею. Нам же тогда было по одиннадцать.
–Правильно! И учились мы тогда в пятом классе. И первую сигарету я хорошо помню, и своего непутевого наставника...
Мишка налил водку в рюмки и обтерев рот салфеткой заволновался:
Знаешь, старик, хочу сделать тебе запоздалое признание. Тогда, после бани, помнишь, у меня были две папиросы. Чтобы их не перепутать я запаковал твою отдельно в две салфетки. Так вот, я очень хотел отучить тебя от этой «заразы». И ничего умнее не смог придумать, как перемешать папиросный табак с мелко нарезанными ногтями. Я где-то слышал, такая гремучая смесь вызывает аллергию...
У меня от умиления по щеке поползла слеза.
–У тебя это неплохо вышло, Кульков. Ты оказался хорошим доктором. Отучил меня от курева на целых семь лет. Об этом можно целую повесть написать...
–Но ведь и ты тоже не остался в стороне. Благодаря именно тебе я тогда в год запуска первого искусственного спутника земли, тоже впервые узнал вкус табака.
Кульков опять поправил очки и продолжил:
– И с тех пор эта гадость у меня под запретом. Я и сейчас хорошо помню тот санаторный лесок, голые кусты малинника и затоптанную в почву недокуренную папиросу...
г. Санкт-Петербург-Кельн 2009 г.