БОРИС БЕМ
Испытания на Россию сыпятся , как из рога изобилия.
Не успела Россия оправиться от одной техногенной катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС, как на Новгородском участке скоростной трассы, соединяющей Первоперестольную с Северной столицей, подорвался «Невский экспресс» Узнав об этой ужасной новости я схватился за голову. Вспомнились тревожные минуты двухлетней давности. Москва. Зал пассажирских касс и этот пресловутый черный дипломат, который я по рассеянности выпустил из рук. Однако, обо всем по порядку.
Мой очередной прилет в Санкт-Петербург на сей раз лежал через Москву. Нужно было побывать в одном Московском издательстве, где лежала рукопись моей новой книги, и встретиться с давним кавказским другом. Когда-то в Советские времена он жил и трудился в Тбилиси, занимая довольно высокий пост в партийных органах, а сейчас ветром перемен его занесло в столицу, где он надежно окопался, заполучив Московскую прописку и пенсионное содержание. Его супруга трудилась врачом в одной из больниц. Обычная интеллигентная семья, типичная для громадного мегаполиса. Дети жили своими семьями в Санкт-Петербурге и все больше напоминали о себе телефонными звонками
Батоно Гурам встречал меня в аэропорту «Шереметьево как близкого человека. Так вышло, что солнечная кавказская земля стала мне очень родной . Я часто бывал здесь, а мои грузинские друзья нередко тоже навещали меня в тогдашнем Ленинграде...
Из аэропорта на машине мы сразу же помчались в издательство. Там быстро, уладив дела с редактором, помчались к Гураму домой в Сокольники.
Впереди был целый день. Вечерним поездом я должен был ехать в Петербург. Конечно, я мог бы в Москве и подзадержаться на сутки, однако, Питерская программа обещала быть очень насыщенной и в пять дней, отпущенные мной на эту поездку я мог бы не уложиться...
В квартире друга меня уже ждал накрытый стол. Начались задушевные разговоры, воспоминания. Общение наше походило на беседу старых фронтовых друзей. И вопросы сыпались однин за другим:
– «Как там Германия?, Что слышно в Тбилиси? Стал ли лучше жить народ?...
Его супруга Натэла бегала из кухни в гостиную с подносами, на которых дымились блюда с долмой, лобио и другими грузинскими вкусностями. Я прекрасно осознавал, что попав за кавказский стол, трезвым отсюда уйти проблематично и тем не менее пытался хитрить, оставляя в стопке наполовину , живительную влагу.
– Так не годится, генацвале! Гурам заметил, что я прячу недопитую стопку за фужером.
– Ты не хочешь выпить за нашего президента? За нашего Мишу? Посмотри, как он отстроил Тбилиси? Настоящий европейский город. Давай, дружок, за нашу Грузию выпьем....
Гурам поднял высоко бокал, наполненный белым вином и залпом выпил.
Мне же ничего не оставалось делать, как махнуть остатки водки одним разом.
А потом над столом повисли мелодии песен. Гурам держал в руках гитару и мастерски перебирая струны, пел на грузинском языке. Я надувал щеки, делая вид, что подпеваю...
На Ленинградский вокзал мы приехали на такси. В руках у меня быа спортивная сумка, чемодан на колесах и черный дипломат, в котором лежали подарки и сувениры для питерских друзей и родственников. В билетной кассе я без проблем купил купейный билет. До поезда оставалась еще целая вечность–больше часа. Мы поднялись на платформу, отдышались и стали у стенки. Гурам вытянул из полиэтиленового пакета две баночки с пивом. Одну протянул мне. Сковырнув колечко, я приложился к отверстию. Глоток пива взбодрил, легкий туман в голове, как мне показалось, стал рассеиваться.
Гурам принялся травить анекдоты, мы весело смеялись, а когда со дна банки вылились в рот последние капли, я машинально посмотрел на часы. До поезда оставалось двадцать минут.
И в эту самую минуту Натэла обратила мое внимание:
–Борис, вроде бы у тебя было три места, или я ошибаюсь?
Меня внезапно охватила нервная дрожь. В горле пересохло настолько, что я не мог и выговорить и слова. Сумка с чемоданом лежали на платформе, а черный дипломат «сделал ноги».
– Нечего и думать!- заволновался Гурам. Бежим в кассу, может, на наше счастье, он еще там стоит?.
– Мало вероятно, -засомневалась Натэла. –Впрочем Вы бегите, а я постерегу пока вещи...
Включив форсаж, что на языке авиаторов означает скорость, мы сорвались с места, расталкивая встречных пассажиров. Вдогонку нам неслись нелестные реплики.
Билетный зал встретил нас безлюдием. У кассы, где я брал билет никого не было. В окошке было видно зазеванное лицо кассирши. И о боже! Мой глаз метнулся в правый угол. Мой дипломат стоял как вкопанный. Как я его поставил, так он и продолжал стоять. Я подскочил к нему и моментально щелкнул замками. По забывчивости, я даже не установил числовой код. Холодный пот прошиб меня. Я почувствовал, как предательская струйка скатывается мне прямо в глаз. Откинув крышку, ничего подозрительного не заметил. Все коробки с косметикой и мелкими подарками были тщательно упакованы и аккуратно разложены. Стало ясно, что к дипломату не прикасалась ничья рука.
Повезло тебе, брат! Гурам положил мне на плечо руку и продолжил:
–Подумать только! В Москве оставить багаж на видном месте , да без присмотра, да еще почти на целый час! Этого просто не может быть! Глазам своим не верю! Вах, да это же материал для книги рекордов. Пусть не Гинесса, а другой книги, все равно, это просто чудо!
Мимо нас вальяжной походкой прошел милицейский сержант с раскосыми глазами. Не знаю, наблюдал ли он за всей этой картиной или нет, во всяком случае мы не вызвали у него никаких подозрений. Вот было бы интересно, если за нами велось наблюдение со стороны. Ситуация, действительно, вышла далеко не ординарной. Теперь до меня стало доходить. Дипломат не взяли только потому, что боялись террористического акта. Вдруг, в нем заложена бомба или другое взрывное устройство?. А если бы воровское любопытство взяло верх? Вот бы обрадовались братья-уголовнички такому фартовому презенту. Даже по самым минимальным подсчетам, в чемоданчике лежало товару, как минимум на триста евро. А это, какой-никакой, а куш...
На платформу мы с Гурамом поднимались в приподнятом настроении. Ни дать, ни взять, на лицах было написано, буд-то нам на грудь навесили ордена за заслуги перед Отечеством, так сияли глаза.
Подошел экспресс. Мы с другом и его женой тепло попрощались. Я занес вещи в купе и выглянул сквозь занавески в окно. Улыбающийся Гурам рыскал меня глазами и держал руку наискось, как бы отдавая пионерский салют...
Поезд тронулся, позади осталась платформа, вдоль насыпи замелькали приземистые станционные постройки. Я сидел у окна и с легкой грустью размышлял:
–Как здорово все закончилось. И стресс, и слезы, и смех. Подобную картинку можно сравнить с такой: сперва с голодухи сгрызть заплесневелый сухарь пресной черняшки, а следом, растягивая удовольствие, засунуть в рот, краешек тающего под языком, свежевыпеченного, еще теплого эклера
. Почему-то стихийно в голову пришли заключительные строки из повести Солженицына «Одиин день Ивана Денисовича», где опытный сиделец вспоминает все положительные плюсы минувшего дня.
Вот и я тоже. С другом встретился–это здорово. За столом «схалтурил»– опять на пользу. И тут меня бросило в дрожь. А что случилось , если бы я потерял над собой контроль и, выпив лишние сто пятьдесят граммов водки, так и уехал на поезде, не вспомнив об портфеле? Вот бы от души посмеялись сотрудники спецслужб. Вряд ли они стали бы разыскивать рассеянного лжетеррориста....
Москва-Кельн 2009 г.