Ляля

1
Это был седьмой понедельник. Тот день, который она сама назначила. Мы будем встречаться каждый седьмой понедельник, пока… Слово «пока» она не говорила, он сам его придумал, потому что всегда хочется знать, что станет потом. Впрочем, мысли светлыми не бывают и от того это, что человек с самого начала своего, с самого того истока, когда перестал быть просто организмом живым, просто животным, а стал задумываться над вещами сущими, с того самого мига и перестал быть счастливым. А с ней он был счастливым. Почему? Как же так вышло? И любовь ли это? Это уже были вопросы второстепенные, как, скажем, роли второго плана в театре или кино, которые тоже значимые и необходимые для общего действа, но… всё таки это роли второго плана. Так и он: где-то, наверное, глубоко в себе и думал, что это любовь, и даже был уверен в этом так же естественно и необходимо, как у любого есть знание о том, что земля круглая, огонь обжигает, а вода утоляет жажду, но никогда не воспроизводил эту мысль у себя в голове, и тем более не допускал её вслух. И если возникало слово «пока», то из банального страха, что в этот очередной седьмой понедельник Ляля не откроет ему дверь: он будет топтаться на крыльце своего старого родительского дома, вглядываться в пустое стекло террасы и видеть своё мутное отражение.

2
На следующий день он поедет домой. Вернее, сразу на работу, а потом, уже вечером, домой. Жена не думает, что он ей изменяет: его периодические поездки в деревню в старый родительский дом она объясняет тоской. И часто, когда они вместе ложатся в постель, она начинает быстро и в своей манере говорить, что не надо это всё, что глупо скорбеть по умершим постоянно, потому что они наверняка хотели бы ему только счастья, а не мучений, какой-то вины, и что лучше всего этот дом продать. Она настаивает на том, чтобы продать: их молодой семье эти деньги очень нужны… Он молчит, он знает, что деньги нужны и, конечно же, согласился бы и дом был продан, но Ляля… Она не говорит: откуда она, зачем она, кто и почему. Да он и не спрашивает. Ляля возникла в его судьбе внезапно, необъяснимо и крепко, а когда такое случается, то все причины к тому как-то становятся ненужными. Он счастлив, когда с ней, с Лялей, и это самое важное, что он понимает, а на жену можно и прикрикнуть, когда она слишком навязчива с продажей дома. Или отвернуться к стене и демонстративно захрапеть, что он и делает каждую ночь, когда возвращается из старого родительского дома.

3
Она стоит у берёзы в каком-то странном сарафане. Даже не сарафан на ней, а что-то такое свободное и красивое, расшитое значимыми узорами, веточками… Он не понимает их значения. И уже не думает, что могло бы значить, потому что он чувствует её взгляд, полный и тёплый, как из далёкого детства вода летом в пруду, он слышит шелест листвы на берёзе и слышит её дыхание, такое же мерное и убаюкивающее. Он не решается смотреть ей в глаза, словно мальчишка из боязни, или… что-то другое. Нет, совсем нет страха. Нет любопытства. Просто что-то внутренне и необъяснимое, как толстая и густая сургучная печать, которую хочется сорвать и нельзя. Она, словно знакомая давно и никогда не существующая. Он знает, что сейчас может пройти мимо, как и не было ничего, как и не видел её, и даже не вспоминать потом, но он делает шаг в её сторону и уже смотрит ей в глаза. Она дарит улыбку и заходит за берёзу. Она растворяется, становится зыбкой, только странные узоры с её сарафана висят в воздухе, да длинные и широкие рукава трепещут на слабом ветру. Стой же. Подожди. Он кричит и хватает за рукав. Я не обижу тебя. Да она и не исчезала, она и не боится, смеётся, говорит, что он поймал её. Когда же и поймал? А она смеётся звонким смехом, извивается и вроде бы хочет вырваться из его случайных объятий, но на самом деле только теснее прижимается. Она говорит, что её зовут Ляля…

4
Ляля. Ляля… Он просыпается в поту. Он боится, что говорил во сне и жена слышала. Нет, она спит. Она спит… Он долго смотрит в чёрный потолок и наконец снова засыпает.

5
В следующий седьмой понедельник рано утром он выходит из дома и садится на пригородную электричку. В вагоне, как обычно в этот час, почти пусто и от того неприятно. В тамбуре курит махорку старик. Едкий дым сочится через щель неплотно закрытой двери и раздражает сильнее обычного, чем если бы ехать в час пик и толкаться в проходе. Он старается немного вздремнуть и почему-то жалеет, что не купил в дорогу газету. Потом он думает о том, что однажды придётся уступить жене и продать родительский дом. Он думает с отвращением. Он не уступит, пока… Страшное слово «пока» расплывается цветными зайчиками перед глазами и зыбкой дымкой исчезает где-то далеко. Это слово он сам придумал. Ляля ничего такого никогда не говорила. Он снова думает о жене: она не может иметь детей и поэтому очень сильно боится, что он её бросит, как бросил её первый муж. Но он не бросит её, потому что тоже любит. А Ляля… В вагон входят музыканты и поют под баян народные песни. На мгновение ему кажется странным слышать их в это час, когда почти нет людей, но только кажется, потому что новые мысли беспорядочно лезут в голову. Он думает, как жить дальше и стоит ли рассказать жене правду о своих поездках. Как она примет? И примет ли? Если бы так случилось, что примет и поймёт, то исчезли бы взаимные страхи. Но она может и не понять… Музыканты пели песню: «во поле берёзка стояла, ой, ляля, ляля стояла…». Он думает о том, что, вот уже, и его станция.

6
Он никогда не отпирает замок своим ключом. Ему важно, чтобы она открыла сама. Он вслушивается, ждёт её тихих шагов. Там, в доме, очень много берёзовых ветвей. И с каждым седьмым понедельником их становится больше; откуда и зачем их приносит Ляля, он не понимает. Но он и не говорит ничего против. Зачем? Если это ей нужно, если ей важно, то важно и ему. Впрочем, ему важно на самом деле, чтобы она открыла сама и впустила его в дом. Он стучится в дверь и ждёт её тихих шагов, с замиранием дыхания вслушивается, как зашелестит старая листва, что опала с ветвей и толстым ковром застилает весь пол… И вот, она поворачивает ключ. Сердце стучит чаще, как тогда, в тот день, когда он её встретил. Как всё сначала… На ней тот же сарафан, расшитый затейливыми узорами, на её руках серебряные украшения, белые волосы распущены, а голубые глаза блестят игривыми искорками. Она берёт его за руку и ведёт за собой вглубь старого родительского дома. Тонкий запах берёзы кружит голову. На столе красные гроздья рябины… Он не обращает внимания, он спешит рассказать, что произошло за это время, что они не виделись. Он говорит про то, как жена хочет продать этот дом и как он противиться этому. Как он всё равно соглашается, что деньги нужны. Да оно и понятно: он всего лишь научный работник, его жена акушерка в роддоме. Откуда взяться богатству? Она смеётся: ты спрашиваешь у меня богатство? Он испуган. Нет. Конечно же нет. Она пуще прежнего заходится смехом: так что, со мной ты беден? Нет же, нет. Запах листвы, запах берёзы, рябины - её запах дурманит разум, слова путаются, сохнет во рту… Я счастлив с тобой. А она отвечает, что он всего лишь не может понять. Так ли сложно уразуметь о том, что у тебя есть и чего у тебя нет? Она говорит, что хочет для него танцевать.

7
Он не слышит музыку. Или только кажется, что не слышит, потому что откуда бы быть в этом доме музыке. Но где-то далеко бьют бубны, дудят дудки, сопят свистелки - и всё это вместе неровно, отрывисто, громче… Взрывается из ниоткуда и заполняет дом. Ляля извивается, прыгает, бросает своё тело из стороны в сторону, машет длинными рукавами так, что из них летят капли мёда и вина. На лицо. Он слизывает сладкие брызги. Жажда сильней. Она кружится на месте всё быстрее, быстрее, что и не понять, а была ли… Была. Была. Вместо Ляли неясные образы: девушки с венками, поцелуи сквозь ветви, танцующие на рассвете журавли, пшеничные поля… Пришедшие вместе с музыкой, заполнившие пустоту старого дома, стёршие его стены крики, возгласы, слова, обещания… Смех. Что-то чистое и свободное, невинное, как первая роса на лугах. И вдруг, всё пропало. Он снова в доме. Он на коленях перед Лялей и держит её за руки, а она смотрит на него голубями глазами.

8
Почему это произошло, как… Он не пытался искать объяснения, потому что их всё равно не было. Он просто констатировал факт. Меня повысили. Дали вести больший научный проект с привлечением иностранных инвестиций… А ты понимаешь, что это значит, говорил он жене, что теперь мы ни в чём не будем нуждаться. У нас теперь много будет денег. Много. Много.

9
Много. Много. Много.

10
Ты этого хотел? Голос Ляли звучал так же, как и всегда: чисто, откровенно, звонко… Но… Он чувствовал, что и не так. Она спрашивает, но ей не интересен ответ. А что он может в принципе ответить: не знаю. Просто то, что он всегда хотел - это не деньги… Да всё ли они дают. Он рассказывает, что хочет, чтобы в его семье был ребёнок, что жена не может иметь детей, что ей тяжело ещё больше, чем ему. Она, наверное, поэтому и работу свою не бросает. Ляля прижимает палец к губам. Не надо. Шепчет она. Не надо понимать, а надо чувствовать. Раздень меня. Он снимает с неё сарафан, опускается с ней на душистый ковёр берёзовых листьев… Нет. Ляля слабо отстраняется. Раздень меня всю, сними с меня моё серебро. Он снимает украшения: перстни с печатями солнца, браслеты с танцующими журавлями, серьги с бирюзовыми камнями, цепочки и кулоны. Она говорит, что это их маленькая шалость, но это всё равно никто не увидит, потому что ночь сомкнёт свои пределы, а мягкая листва укроет их и  согреет.

11
Он и сам не понял, как это случилось: забегался что ли, запыхался? Ещё жена не сидит на месте, а носится по детским домам и девочку подсматривает, чтобы удочерить. Да оно и хорошо, конечно, правильно придумала, верный выход… Только у него выхода не было, как ждать ещё семь недель и надеяться, верить, что Ляля простит ему его забывчивость. Ведь забегался он, запыхался и понедельник этот пропустил. Ждать ещё семь недель: верно, и весна уже станет. Только в этот седьмой понедельник Ляля уже не откроет ему дверь: он будет топтаться на крыльце своего старого родительского дома, вглядываться в пустое стекло террасы и видеть своё мутное отражение. Он откроет дверь сам, пройдёт мимо старых и пыльных вещей. Спёртый воздух давно непроветриваемого помещения неприятно ударит в ноздри. В доме не будет ни одного напоминания о Ляли. Да и была ли… Впрочем. На мгновение его сердце заколотит сильнее обычного: у кресла на полу он увидит сухой берёзовый листок. Надо сохранить. Надо сохранить. Мысль заколотится в такт сердцебиению. Но листок развалится в прах, как только коснётся его. Он уйдёт тут же и никогда потом не возвратится в свой старый родительский дом. Этим же вечером подаст объявление о продаже.

12
Это не девочка, а прямо ангелочек. Она мне сразу понравилась. Жена не замечает, что он вернулся этим же днём. У неё свои мысли: сегодня она приметила девочку, которую решила удочерить. Да, нам обязательно надо её удочерить. Я чувствую это. Только имя у неё какое-то странное: её Ляля зовут. Ляля.

                27-29.10.2009.