Сбор экипажа был назначен на 10 часов у отдела кадров пароходства. Честно говоря, отдыхать уже даже немного надоело, поэтому я с чувством лёгкого нетерпения и неподдельного интереса пришёл к месту нашего сбора. Интересно было узнать, кто из прежнего экипажа идёт в этот рейс, а кто из новичков, и что это будут за люди. Теплоход ”Приволье” это была обещанная мне награда нашего инспектора за то, что я уважил его просьбу и отработал на пассажирском флоте, так получилось, что даже больше, чем он просил в начале. И вот я иду уже в третий рейс, опять месяцев на шесть, если считать от выхода из советского порта и до возвращения в Союз. Вообще-то самого выхода судна и возвращения во Владивосток и не было вовсе, так как судно работало на линии, перевозя контейнеры между портами Японии, Канады, США, Австралии и Филиппин без захода в сов.порты и экипаж, отработав на этой линии порядка шести месяцев, менялся полностью в одном из Японских портов, или в самом Владивостоке что было гораздо реже.
Подойдя к месту сбора, с интересом стал рассматривать членов экипажа нашего судна. В общем, больших изменений не произошло, за исключением женской составляющей, а их у нас было сравнительно много, как кому-то не покажется странным, да ещё первого помощника капитана, так официально называлась должность помполита.
Общая численность экипажа была около тридцати человек, из них шесть человек женщин, это два так называемых матроса без класса, а фактически уборщицы, дневальная и буфетчица, второй повар-пекарь и доктор, шеф повар, кок, у нас был мужчина. Старая, известная поговорка о женщине на корабле, я считаю, совершенно не справедлива и придумана из зависти теми, у кого их нет.
Находиться столько месяцев в море, в окружении одних мужиков гораздо труднее, чем в присутствии хоть и самого незначительного числа прекрасной половины человечества. Безо всякой задней мысли, просто своим присутствием они очень скрашивают суровый, не побоюсь этого слова, быт.
Почему-то моё внимание привлекла стройная брюнетка, которая казалось, была чуть постарше двух других девчушек и все трое из них были в экипаже новичками, не считая, буфетчицы и доктора. Не знаю, что привлекло моё внимание, возможно чёрный строгий костюм, её скромный вид и негромкий голос, из-за чего она чем-то напоминала монашку. Что само по себе уже было странно и, наверное, не могло не привлечь внимание.
И так, на сборе было объявлено, чтобы все были готовы, после завтра, в 8:00 отъезжаем на автобусе в Находку, куда приходит наш же, рейсовый пассажир, на котором мы и выходим в Иокогаму. “Приволье” через трое суток прибывает в Токио, так вот нам надо ещё успеть добраться из Иокогамы в Токио, и хотя эти мегаполисы срослись в один супермегаполис, просто могли возникнуть различные бюрократическо-иммиграционные формальности которые могли повлиять на наше своевременное прибытие на борт “Приволья”.
Утром следующего дня выехали в Находку и через три часа с небольшим, были на месте, как раз во время, так как посадка была назначена на 12 часов дня.
Выйдя на причал морвокзала, я не поверил своим глазам, как-то в суматохе отъезда некогда было узнать, на каком же пассажире мы пойдём в Японию, и о чудо, у причала стоял “Приамурье”. Да, тот самый “Приамурье”, пассажир, мой первый пассажирский теплоход, на который я пошёл по просьбе инспектора отдела кадров, подменить не совсем благонадёжного с точки зрения неких служб третьего помощника капитана. Всего на одну неделю, в связи с тем, что во Владивосток приезжал президент США Генри Форд, и намечалась его встреча с Леонидом Брежневым именно на теплоходе “Приамурье”. Шел всего на неделю, а задержался на три месяца, но каких. Столько воспоминаний связано с тем временем, которое пришлось провести на этом теплоходе.
Работа на пассажирском судне всё-таки отличается своей спецификой от работы на морском бродяге грузовом судне. Обычно так складывается изначально, что кто начинает работу на пассажире, тот так и продолжает до конца работать на пассажирском флоте. Он уже не может работать на грузовом флоте, так как на грузовом флоте своя специфика и основную трудность для “пассажирщиков” представляет именно перевозка грузов, а точнее коммерческая эксплуатация и прочие нюансы с этим связанные.
И вот я опять c волнением и трепетом вступаю на борт судна, с которым связано столько воспоминаний, я и не думал, что когда-нибудь опять попаду на борт “Приамурья” хоть и в качестве пассажира.
На “Приамурье” я был направлен не с хорошей жизни, так сказать, я собирался в отпуск после долгого рейса на теплоходе “Владимир Маяковский”, на котором мы перевозили каучук со стран Юго-восточной Азии на США. “Маяковский” был океанский сухогруз, довольно новой постройки, с отличными условиями обитания, и выполнявший не плохие разнообразные и интересные рейсы, поэтому я собирался после отпуска опять возвратиться на него. Но инспектор отдела кадров спутал все карты, он уговорами и угрорзами принудил меня согласиться не идти сейчас в отпуск, а сделать маленький короткий рейс на пассажирском теплоходе “Приамурье”, после чего я могу идти в отпуск, но на Маяковский уже могу не попасть , но он поклялся, что даст мне право выбирать после отпуска любой пароход, любые рейсы. А сейчас ему срочно нужен помощник на пассажир, т.к. штатного пришлось списать за какой-то серьёзный проступок, а на этом пассажире ожидалась встреча президентов Брежнева и Форда , которые прибывают во Владивосток, поэтому прежнего штурманца оставить не могли и я просто должен выручать, мне же будет лучше. Ну что тут сделаешь, пришлось согласиться.
После размещения в каюте, уже по отходу, решил первым делом подняться на мостик.
И вот я опять на мостике, но в качестве уже пассажира, боже мой, кто бы мог подумать.
Помню мою первую стояночную вахту. Согласно установленного порядка, вахтенный помощник капитана был обязан совершать обход всех помещений судна, на предмет обнаружения всяких нештатных ситуаций, хотя это же делал так называемый дежурный командир, основной обязанность которого и было поддержание порядка и противопожарной безопасности. Но вахтенный помощник капитана на своей вахте согласно Устава являлся чуть-ли не самым главным и ответственным на судне.
Приказания вахтенного помощника были обязательны для всех, и отменить их мог только сам капитан, не зависимо от ранга помощника.
“Приамурье” стоял тогда пришвартованным кормой к причалу №30, практически в самом центре Владивостока. Причал №30 это фактически был конец, или начало, это как посмотреть, Океанского проспекта, одного из центральных проспектов Владивостока, проспекта, который оканчивался прямо в бухте Золотой Рог.
И так 22 часа, я и решил совершить обход судна, начиная с мостика и постепенно спускаясь с палубы на палубу в самое чрево этого города на воде. “Приамурье” не было уж таким большим судном, это был серийный пассажирский теплоход типа ”Михаил Калинин”, так называемые среди моряков – рысаки, которых было по несколько штук и в других пароходствах, оперировавших пассажирским флотом.
Проходя по коридорам, проходам и палубам я таким образом спустился куда-то в самый низ, в помещения экипажа. В каждом конце коридора находился пост с электронными контрольными часами, которые пробивали время на специальном чеке, в знак того, что этот пост был проверен дежурным. И когда мне попался на глаза дважды один и тот же пост, я понял, к своему стыду, что я заблудился.
Вдали коридора я увидел одну из девушек-номерных, так тогда назывались стюардессы и направился к ней.
- Не подскажете, как отсюда выбраться наверх?-
Чувствуя всю нелепость положения, обратился я к ней.
Нелепость нелепостью, но я всё же рассмотрел, что передо мной стояла невысокая, весьма симпатичная брюнетка с огромными чёрными глазами.
- А вы кто такой? Сюда посторонним вход запрещён. –
На удивление строго спросила брюнетка.
- Видете-ли, я как бы и не совсем посторонний.-
Девушка с недоверием смотрела на меня, наверное, как я глупо улыбался.
- Я вообще-то вахтенный помощник капитана. –
Сказал, я показывая повязку вахтенного офицера на левой руке.
-Первый день, правда, на Вашем судне, так что уж не сердитесь и выведите меня на свет божий. У Вас всё в порядке?-
Спросил я для проформы, осознавая, что это скорее у меня не всё в порядке.
-Да, всё нормально-
Смущаясь, ответила девушка.
После чего мне было популярно объяснено, как мне выбраться из этого лабиринта.
Сказать, что девушка мне очень понравилась, значит не сказать ничего. Особенно поражали её жгуче чёрные и просто огромные глаза. Я влюбился. С первого взгляда. Как оказалось, это была моя, можно сказать, первая и яркая любовь. Да, так случилось, я влюбился. И всё дальнейшее моё пребывание на Приамурье было окрашено этим прекрасным, чистым чувством. Когда я видел Юлю, так её звали, у меня поднималось настроение, я стал ловить себя на мысли, что мне хочется, как можно чаще видеть её.
Среди новых, незнакомых людей, в обстановке принципиально отличной от прежней я ощущал себя не совсем уютно.
Чувство отчуждённости, усугублялось парадоксальностью того, что экипаж то был большой, множество молодых парней и девушек, но это ещё больше угнетало, не понятное и не приятое ощущение себя одиноким среди толпы, только усиливало тоску. И только это моё новое чувство первой юношеской любви было как нельзя кстати, и окрашивало в розовые тона моё здесь существование.
“Приамурье” находился в так называемом резерве пароходства, поэтому не был включён ни в одно расписание и не был на определённой линии. Судно могло стоять дней пятнадцать ошвартованное кормой к причалу, как какой нибудь крейсер, а то вдруг оказывалось необходимо подменить на два-три рейса такой же sister-ship на линии Ниигата-Находка, это в то время была довольно оживлённая линия по перевозке исключительно японских туристов, обслуживаемая пассажирскими судами Дальневосточного пароходства. После этого опять дней пять стоянки , а после несколько рейсов по так называемой Приморской линии. Эта приморская линия была довольно тяжёлая для экипажа, так как судно, выходя из Находки, шло на север, вдоль приморского берега, заходя в бесчисленное множество маленьких портиков и бухт, таких как бухта Валентин или бухта Ольга. Места дикие, но конечно интересные, одни названия чего стоят. Стоянки в этих портиках и бухтах были кратковременными, переходы тоже очень короткими, между некоторыми не более двух часов. Бесконечные входы и выходы, постановки и съёмки с якоря, посадка и высадка пассажиров всё это очень выматывало экипаж.
Но самыми тяжёлыми были рейсы в Беринговоморскую экспедицию.
По всему Беринговому морю, от Камчатки до Аляски работал наш добывающий рыбный флот. Наши рыбачки работали по долгу в непростых условиях северной части Тихого океана, и смена экипажей на этих судах, а так же доставка туда снабжения и провизии осуществлялась зачастую тоже судами Дальневосточного пароходства. Вот в этом и была основная трудность, заключающаяся в том, что экипажи, наши русские мужички, шли в море на промысел на долго, месяцев на шесть. На тяжёлую работу в океане, в неблагоприятных условиях, без захода в порты. Поэтому старались запастись на всю путину, чем бы, вы думали? Правильно, водкой. Компания была ещё та, оторвать и выбросить.
Посадка проходила обычно под наблюдением их начальства и в сопровождении милицейских нарядов. Кое-кого сразу снимали с рейса и отправляли в вытрезвитель или и того похуже.
А остальные, разместившись, сразу же начинали или, правильнее сказать, продолжали праздновать свои собственные проводы в море, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На судне из членов экипажа организовывались группы охрана порядка, которым зачастую приходилось успокаивать с помощью пожарных брансбойтов, а то и изолировать особо буйных. Можете представить, как трудно в это время было нашему пассажирскому штату. Бедные девочки, им было не позавидовать.
Вот так и чередовались наши рейсы, то приморская линия, то рейса 3-4 на Японию, то к рыбакам. Зимой ещё бывали рейсы организованные профсоюзами, которые назывались “Из зимы в лето” Это были короткие рейсы в тропическую зону, без захода в ин.порты. Пересекали экватор и брали курс назад, во Владивосток. Для промёрзших в зимнем Владивостоке жителей это были замечательный отдых.
При пересечении экватора, конечно же, на судне организовывали по старой морской традиции, т.н. праздник Нептуна. Когда всех, кто пересекал экватор впервые, потешные черти из свиты Нептуна купают в купели, после чего по повелению царя морей им вручалается “охранная грамота Нептуна”. Это был очень весёлый костюмированный праздник, где Нептуна со свитой играли бывалые члены экипажа. Избежать церемонии купания обычно не удавалось ни кому, хотя вначале предлагалось новичку откупиться, каким ни будь подарком, обычно это была бутылка хорошего вина или другого спиртного. Но потом всё равно новичка черти хватали и бросали с размаху в купель. Праздник очень красочный шумный и весёлый. Когда все новички были посвящены в бывалые моряки, черти начинали ловить и остальных из числа экипажа и с шутками, прибаутками всё равно бросали в купель.
Такие круизы обычно организовывались профсоюзными организациями предприятий, стоили не очень дорого и пользовались огромной популярностью среди жителей приморья. Ещё бы, в разгар зимы окунуться в знойное тропическое лето. Экипажам тоже нравились такие весёлые круизы со своими соотечественниками, это не то, что с японскими туристами.
А здесь на 137 человек экипажа ещё 300 туристов земляков. Каждый вечер организовывались дружественные концерты экипажа для пассажиров и наоборот, различные викторины и игры. А так как пассажиры шли в круиз не с пустыми карманами, то на различных неофициальных мероприятиях, пассажиры угощали экипаж.
И так, судно не было закреплено на определённой линии, а как я уже говорил, находилось в резерве пароходства. Поэтому то стояло неделю у причала, то потом подменяло, какого ни будь другого “рысака” пару-тройку рейсов по первозке туристов из Японии в Находку и обратно, то приморская линия, беринговоморская экспедиция, коротенькие круизы из “Зимы в Лето”. Продолжительных загранрейсов не было и это мне очень не нравилось, после океанских рейсов по всему миру, это казалось не совсем серьёзным и совсем не интересным, я как то не чувствовал себя моряком, а чем то средним между таксистом и водителем трамвая. Хотя это было в корне не правильно, служба на пассажире была самая настоящая морская, командный состав подбирался из наиболее квалифицированных моряков, просто она была мне не привычна и поэтому чужда.
И вот нам вдруг объявили, что бы мы готовились к большому круизу по странам Юго-Восточной Азии. Объявили план рейса, который обещал быть очень интересным, не в пример того, что было до сих пор. Рейс ожидался такой – Владивосток - Нагасаки, Филиппины - полу дикие острова Индонезии - Сингапур - Токио - Владивосток. С русскими туристами на борту.
Вот это уже другое дело.
Неделя авральной работы, с полным напряжением сил всего экипажа, дала свои результаты. На судне был наведён должный марафет, свежевыкрашенные надстройки слепили белизной, палубы выдраены, медяшки сияли золотом, в помещениях обновили ковровые покрытия, получили недостающее снабжение, загрузились продуктами с расчётом на два месяца, немного даже увеличили штат обслуживающего персонала, а число медиков довели до трёх. Теперь у нас в штате был терапевт, хирург и зубной врач, вместо одного врача в обычных рейсах.
Первым портом захода по расписанию был Нагасаки, куда мы и пришли около шести утра. У трапа уже стояли экскурсионные автобусы, нашим туристам был объявлен немедленный подъём и посадка на автобусы.
Но туристам, этот ненавязчивый сервис не очень-то понравился, не все были готовы покинуть “объятия Морфея”, тем более находясь на отдыхе в круизе, но первый иностранный порт, первого в их жизни иностранного государства, конечно, перевесил все неудобства от раннего подъёма.
В Нагасаки, естественно, кроме экскурсии по самому городу, по туристическим местам, обязательно посетили место эпицентра ядерной бомбардировки, и почтили память сгоревших в ядерном аду японцев. Вечером все вернулись на судно, уставшие от обилия впечатлений и посещения стандартных туристических мест.
На второй день стоянки, в шесть часов уже поднялись не все наши путешественники, тогда. было объявлено всем членам экипажа, что кто желает, может заполнить пустые места в автобусе, при этом бесплатно, т.к. всё уже было оплачено, нашими любившими поспать туристами.
Следующим пунктом нашего путешествия были загадочные Филиппины. Нужно заметить, что тогда наша страна ещё не имела дипломатических отношений с Филиппинами и вообще мало кто, что знал о Филиппинах.
* * *
А теперь, когда я работаю на контейнеровозе “Приволье” это самые обыденные рейсы, между Японией, США, Австралией и Филиппинами. Нужно сказать эти рейсы сильно отличаются от пассажирских круизов, особенно первая половина рейса. Переход из Японии через северную часть Тихого океана в Америку наиболее напряжённый и тяжёлый. Я не знаю, бывает ли волна в этой части океана когда-нибудь менее трёх метров. Трёх метровая волна это для северной части Тихого океана можно сказать штиль. Обычно здесь мерзкая погода с волной от трёх до шести метров, это обычно, как я сказал, а зачастую так гораздо хуже, гораздо. Кроме того, плавание поперёк часовых поясов, когда судовое время переводят через каждые сутки на час вперёд и даже один раз сразу на два часа, это очень сильно выматывает. Я уж не говорю о переводе даты, но перевод даты это просто экзотика, и не влияет на самочувствие, разве, что иногда из-за этого случаются интересные казусы. Так, я однажды, радиограмму, посланную из дому 27 марта, получил 26 марта. Но перевод часов при постоянной штормовой погоде, это конечно что-то.
Как оказалась, наш повар Валентина была почти моей землячкой, особенно учитывая дальневосточные расстояния, она была с Украины, из Донецкой области, а это рядом с Ростовом-на-Дону. Высокая, стройная симпатичная хохлушка. Волею судеб оказавшаяся в Сибири в Ангарске, где в это время открылась школа кулинаров для подготовки специалистов специально для Дальневосточного пароходства, после окончания, которой она и оказалась на флоте.
На “Приволье”, как и везде, наверное, преимущественно в мужском коллективе, есть свой местный ловелас, который считает себя знатоком женских душ и женщин вообще. Если верить рассказам этого балагура и сердцееда, то он успел одержать столько побед над женщинами, что бедный Дон Жуан просто мальчишка по сравнению с ним. Таким Казановой у нас был третий механик с не совсем привычной, для русского уха, фамилией Хабрат. Возможно поэтому его по имени почти никто и не звал, а так и говорили – Хабрат.
Между столовой команды и кают-компанией, на перекрёстке людских потоков стоял диванчик и парочка урн для окурков, это место экипаж облюбовал для перекуров после принятия пищи.
Хабрат не курил, но, как и остальные члены экипажа любил поточить лясы на этом пятачке гласности, или послушать других, и безобидно поспорить “за жизнь”.
- Ну чё мужики? Как вам наши тётки?-
Начал своё очередное выступление Хабрат.
Этот странный дальневосточный жаргон – называть всех женщин и девушек таким грубоватым словом, первое время, пока не привык, шокировал меня. На Западе в этом случае мы употребляли слово бабы, и мне казалось, что бабы вполне безобидное слово - мужики и бабы, а тётки звучало как-то оскорбительно по отношению к женщинам. Но, повторяю, на Дальнем востоке это было обычное, привычное фамильярное название всей прекрасной половины человечества.
- Тётки как тётки, тебе то что, что тебе не нравиться?
-отреагировал электромеханик Алексей Сабуров, крупный, спокойный, обычно малоразговорчивый увалень.
- Не нравится, мне то, как раз нравится, повариху нашу видели? Такая скромняга, недотрога, кстати, скажу вам по секрету – невинная девочка.-
- Ох и брехун же ты Хабрат. Ну откуда ты-то всё знаешь, трепло?-
Оборвал его боцман.
-Раз говорю, значит знаю. Я у докторши её санпаспорт видел, вот так-то боцманюга. Спорим, она влюбится в меня как кошка и я её сделаю женщиной в этом ещё рейсе.-
- Да, Хабрат, и откуда у тебя столько самоуверенности, ты от скромности точно не умрёшь.-
Заметил я, испытывая непонятное раздражение и какую-то неприязнь от этого глуповатого хвастовства.
- Может с тобой третий, поспорим?-
-Давай, я согласен, спорим.-
Непонятно с чего бы это и удивляясь сам себе, согласился я.
-Может, ты хочешь сказать, что она будет твоей?
Хабрат снисходительно улыбаясь, посмотрел в мою сторону.
-Почему хочу, я и говорю.
Сам, удивляясь своей наглости, отпарировал я.
-Смотрю я на вас, товарищи-господа офицеры и вот, что скажу.
Включился в разговор матрос Андрюха Немчинов, с которым мы стоим одну вахту на мостике.
-Вы тут спорьте, не спорьте, можете на дуэль друг друга вызвать, а она всё равно моя будет, тут и спора не нужно.
И пока все соображали, что он тут сказал, мимо этого нашего импровизированного дискуссионного клуба, покачивая бедрами и стреляя глазами, прошла из кают компании наш доктор Ольга Кобылянская.
Естественно, тема разговора резко поменяла курс и теперь центральной фигурой обсуждения была Ольга. Она в некотором роде оправдывала свою фамилию, имея невзрачную, в общем-то, внешность, обладала очень стройной фигурой и, учитывая ещё её фамилию, вызывала ассоциации со статной лошадью.
Как я уже упоминал, переходы в северной части Тихого океана были тяжёлыми, но зато, когда загрузившись в Лос-Анджелесе , судно ложилось курсом на Австралию, с севера на юг, через огромные просторы этого самого Тихого океана, это была просто награда за предыдущие шторма и заслуженный отдых, почти что морской круиз.
Через несколько дней плавания, судно входило в тропическую зону, в зону полного штиля и благодати. При плавании в тропиках экипажу полагалось сухое вино, и этот закон неукоснительно соблюдался. Каждый член экипажа получал одну бутылку сухого вина в расчёте, грубо говоря, на двое суток. Этот переход был самым длинным на данном плече, двадцать двое суток сплошного океана без единого намёка на какую-нибудь сушу от Лос-Анджелеса до Мельбурна.
За что можно любить море, это вот за такие переходы и такую погоду. Штиль, вода как масло, тепло, даже жарко, единственный недостаток – безмолвие и пустота, ничего кроме океана. На тысячи миль вода и для оживления пейзажа только летучие рыбы, самые шустрые из которых даже умудряются залетать на палубу судна. Вода, кругом вода. Как поётся в песне, но зато, какие романтические красивые закаты и восходы, а тропические ночи с бриллиантами звёзд южного полушария с совершенно другими, незнакомыми в северном полушарии созвездиями оставляют незабываемое впечатление. Море, вспарываемое форштевнем, взрывается миллионами светящихся искр морских микроорганизмов, которые плывут вдоль борта в кильватерную струю на корме и уходят за горизонт. А рассветы и закаты вообще я описать, к сожалению, не смогу за неимением достаточного словарного запаса. Зори на небе бывают совершенно невероятных цветов и каждый раз разные. Солнце, искажаясь по форме, садится прямо в воду, а утром из воды и появляется, сопровождаемое невероятно красивыми зорями. Ну, тропики есть тропики. Здесь над отдельно стоящими в океане островками из-за перепада температур над морем и над сушей и зарождаются тропические штормы, тайфуны, но они здесь зарождаются, здесь они ещё детки и отсюда набирая силу, начинают своё движение по дуге на север.
* * *
Вспомнилось “Приамурье”, там конечно было веселее. Около 140 человек экипажа все молодые, красивые и здоровы, и 300 русских туристов, т.е. целый город на пикнике в тропиках, в экзотических местах. По вечерам, то туристы организовывали концерт для экипажа, то экипаж для туристов, днём различные соревнования и всевозможные игры, полная палуба молодых, красивых полуобнажённых загорающих женских тел, короче обстановка шептала – возьми да выпей, а выпив лёгкого вина или пива жизнь казалась ещё прекрасней и романтичней.
Однажды, такая полуголая девушка постучалась в мою каюту, была она из штата ресторана, как оказалось, зовут её Любинька, так она сама представилась.
Нужно признать, что девица имела выдающуюся фигуру сексуальной тёлки, прошу прощения за такое сравнение, её пляжный наряд скорее обнажал, а не скрывал её соблазнительные формы.
- Славик, я вот загорала, и решила зайти к вам с маленькой просьбой. Если Вы мне не откажете.-
- Заходите, конечно, рад помочь такой симпатичной девушке-
Сказал я, чувствуя фальшивые нотки в моём голосе, смущаясь и кажется краснея.
И мне кажется, девица это сразу же уловила.
Любинька уселась на диван рядом со мной, раскрыла книжку и вплотную придвинулась ко мне. Открыла какой-то текст и сделала вид, что пытается прочесть. Я отодвинулся от неё и пытался следить за текстом, который она якобы пыталась прочесть. Тут я понял, что она вероятно даже не все буквы английского алфавита знает. Любинька придвинулась опять ко мне, практически прижав меня к переборке, и смотрела уже не в книжку, а на меня, как удав на кролика. Представляете, как себя чувствовал я, молодой не опытный пацан, не смотря на то, что хотя и младший, но помощник капитана.
- Люба, знаешь что, давай, наверное, сперва освежим знания об английских буквах, как они называются и читаются, потому, что английский язык отличается от нашего, шутят, что у них пишется Ливерпуль, а читается Манчестер.
Промямлил я.
- Как сло-о-о-жно-
Томно протянула Любинька, не мигая, глядя прямо мне в глаза и жарко дыша мне в лицо.
Потом годы спустя, вспоминая этот эпизод, я с сожалением осознавал, какой глупенький не решительный щенок всё-таки был я.
Тут в каюту постучали.
-Можно?-
Дверь слегка приоткрылась, и я увидел Юлю, которая остановилась в нерешительности или, ожидая разрешения, или размышляя стоит-ли входить вообще.
-Заходи, заходи Юля-
Встрепенулся я, пытаясь встать с дивана навстречу ей.
-Простите, наверное, я не вовремя.-
-Да заходи, заходи, мы тут английский учим.-
Поспешно пробормотал я, чувствуя, как глупо это звучит, в каком дурацком положении я оказался, хотя это и была истинная правда.
-Да ладно, не буду вам мешать, извините-
Сказала Юля и захлопнула дверь.
-Ладно, и я пойду, на сегодня хватит-
Улыбнулась Любинька и покачивая, как мне показалось всем, что может качаться, выплыла из каюты.
Так долго готовящаяся встреча с Юлей сорвалась и вообще все дальнейшие отношения оказались под угрозой.
-Чёрт бы побрал эту Любиньку- я чуть не выругался вслух.
Но время приближалось к шестнадцати часам, т.е. к моей ходовой вахте, и отдыхать уже было некогда.
-Сколько времени пропало зря- с раздражением подумал я.
Если бы я знал, как я буду жалеть об этом зря потраченном времени, правда, зря уже в другом смысле, когда я попаду в совершенно другую обстановку.
* * *
А вот теперь на “Приволье”, шутя, встрял в этот глупый спор, а есть вещи, над которыми шутить нельзя ни при каких обстоятельствах, это я узнал из одной очень мудрой книги, где на примере из жизни одного афериста показано, что есть такие вещи, над которыми шутить нельзя.
Как-то стоя на ходовой вахте, я поднялся с секстаном на верхний мостик для производства навигационных наблюдений Солнца. Так как это была самая верхняя палуба, так называемая навигационная палуба, то из-за её удалённости от любопытных глаз она была облюбована женской частью экипажа для принятия солнечных ванн. Как раз в этот моиент там принимала загар наша доктор Ольга. Я уже упоминал, что хотя на лицо она была далеко не красавица, но обладала точёной фигурой. О чем с чувством немного поддельного восхищения я ей тут же и сказал. Сказал без всякой, как говорят, задней мысли, просто в виде безобидного комплимента молодой женщине. Ах эти женщины, после я понял, что для них значит комплименты, и хотя они понимают, что это не правда, что это только комплименты, но им очень приятно их слышать. Мужики, мужики, насколько это облегчит вашу задачу, если вы будете женщине просто говорить комплименты, пользуйтесь этим магическим приёмом.
Далее события развивались следующим образом.
После вахты, я, пообедав, сидел на этом знаменитом диванчике и, расслабившись курил свою послеобеденную сигарету. В это время на обед прошла доктор, я проводил её восхищённым взглядом, при чём сделал это так, что бы она заметила. Через некоторое время, она прошла в обратном направлении, направляясь в свою каюту. Я опять восхищённо покачал головой и произнёс – Да, доктор, я даже не представлял, что у вас такая фигура-.
Ольга довольно улыбнулась.
Этой же ночью после полуночи, я только спустился с мостика в каюту, как раздался телефонный звонок.
-Алло!
-Что делаешь?-
Раздался в трубке женский голос. Я ни как не мог сообразить кто бы это мог быть, т.к. ни с кем из судовых женщин до сих пор по телефону разговаривать ещё не приходилось.
-А кто это?-
-Не узнаёшь?-
-Да честно сказать не соображу что-то-
Я боялся ошибиться и решил не гадать вслух.
-Выпить хочешь?-
Тут меня как током пронзило, я сразу почему-то догадался, что это Ольга.
-Ольга, это ты? Конечно, не оказался бы, а у тебя, что есть?-
-Заходи-
-Что, прямо сейчас?-
- Ну а когда же.-
У доктора каюта была наискосок от моей по коридору на той же палубе.
Это был довольно комфортабельный блок, с большой приёмной, спальней и сан узлом с душем.
Стараясь не шуметь, я осторожно прошёл в её каюту. В приёмной или гостиной, не знаю, как её правильно назвать горел не яркий притемнённый светильник на переборке возле дивана, и был накрыт стол с лёгкой закуской и графинчиком, вероятно, спирта.
Ольга в лёгком халатике сидела на диванчике и пригласила жестом меня к себе рядом.
Я немного смущаясь сел рядом в предчувствии романтически-авантюрных приключений.
На языке крутилась дурацкий стишок про девицу одну из Орла, которая проницательна очень была, и зачем её джином угощают мужчины – понимала, но всё же пила.
Так и я.
Но вот когда определённое количество докторских запасов было выпито, Ольга решила брать инициативу в свои руки.
Что-то, мурлыча,она обняла меня и начала целовать. Я не смело отвечал на её ласки. И тут мой взгляд скользнул по переборке, куда отбрасывалась её тень от сильно затемнённого светильника, и увидел там искажённый контур её лица с длинным предлинным носом, приближающимся ко мне. Я скосил глаза непосредственно на её лицо, но в полумраке, усиленное впечатлением от тени, оно мне напомнило лицо старухи из ужастика Вий, когда старая ведьма гонялась в сарае за Хомой. Всё это показалось так реалистично, что естественно моё романтическое настроение моментально улетучилось как дым. Я невольно отстранился от неё.
-Ну ты что, Слава?-
-Да знаешь, устал после вахты, да и чувствую, что-то опьянел от твоего спирта.-
-Пойду я, наверное, отдыхать, утром же на вахту, нужно проспаться.-
Я медленно как бы не охотно встал, всем видом показывая, что, к сожалению, всё, на сегодня хватит, не хочу , что нужно уходить.
-Ладно, заходи, для тебя дверь всегда открыта-
-Спасибо Ольга. Спокойной ночи.-
Как я и предполагал, на этом вряд ли всё закончится и мои худшие опасения подтвердились.
Ольга решила добиться своего и не оставляла попыток под различными предлогами завлечь меня в свою каюту.
Я потом не знал уже как, под каким благовидным предлогом, что бы и не обидеть молодую женщину, не могу я женщин обижать, отказаться. Но всегда отказывался, оправдываясь, то устал, то очень много текущей работы и как-нибудь в другой раз.
Однажды на утренней вахте, в рубку в очередной раз заглянула доктор и поманила меня жестом на крыло.
-Привет-
-Давай после вахты заходи ко мне, посидим, хорошо?
-Ну чё ты темнишь, опять некогда? Заходи, стол я приготовлю. О'кэй?-
-О’кэй, о’кэй. Прийду, но часов в шестнадцадь, не раньше.-
У меня созрел план, как мне показалось, он должен сработать.
Я решил предложить её моему другу Юрию Ивановичу, второму помощнику капитана.
Зная его характер, я не сомневался в успехе моего мероприятия.
В полдень меня на вахте сменил второй помощник.
Прежде чем уйти с мостика я его попросил после вахты не задерживаться и идти в мою каюту, а потом мы пойдём в гости к одной даме, которая нас будет очень ждать.
-А что это ещё за дама?- заинтересовался второй.
-Юрий Иванович, держись крепче, не упади, это наш доктор.-
-Да ты что? А по какому случаю и кто будет ещё?-
-Юрий Иванович, а кто нам ещё нужен? Нам больше ни кто и не нужен. Ольга просила меня как бы невзначай познакомить вас поближе.-
-Иди Славик не тренди.-
-Клянусь!. Ну ты согласен? Если женщина просит….-
-А чё, пойдём, я всегда-пожалуйста. Как говорил Высоцкий - уж если я чего решил, то я выпью обязательно.-
-О'кэй. Значит договорились.-
После вахты Юрий Иванович, зашёл ко мне в каюту с каким-то пакетом в руках.
-Ну что пойдём?- Юрий Иванович качнул головой, указывая на пакет.
-А что это у тебя там?-
-Вискарь, ”Ваня Пешеход”-
Я изумлённо посмотрел на него.
-А як же, как в лучших домах ЛондОна, или мы не джентльмены?-
-Ну, и гад же ты Юрий Иванович, и до сих пор молчал…-
-Я ждал-. Юрий Иванович хитро улыбался.
-Молодец, можно сказать дождался. Пошли, что ли.-
Ну а дальше всё пошло по плану. Около двадцати часов, я их оставил под благовидным предлогом, что мне пора на вахту.
После этого, “наездов” на меня больше не было, и несмотря на всё это я остался лучшим другом Ольги. А у меня появился совершенно другой интерес.
Как-то само собой, без каких либо специальных усилий с моей стороны, у меня развивались новые романтические отношения с нашим поваром Валентиной.
Как я уже упоминал, мы с ней оба были с Запада, как говорят здесь, то есть земляками. Так, что у нас изначально было, что-то общее. Меня в ней привлекало то, что в ней удивительным образом сочеталась скромность и в то же время весёлость и жизнерадостность характера и какая-то аристократическая интеллигентность. Валентина не имела ни какого высшего образования, но была очень начитана, разбиралась в классической музыке и обладала хорошим вкусом, чего, наверное, у меня как раз и не хватало.
Так в не частых беседах, где я в основном был понятливым и благодарным слушателем, между нами завязалась невидимая ниточка взаимной симпатии медленно переходящая в любовь, чистую и светлую, как у юнцов. Мы пока не признавались в этом друг другу, но странным образом понимали или догадывались что происходит.
Хотя в общем-то, как я сказал, мы ни каких резких движений не делали, но наши чувства заметил ещё один человек из экипажа. Это был так называемый первый помощник капитана, хотя с него помощник, что с меня президент Соединённых Штатов. Первым помощником капитанов тогда называли помощников капитан по политической части, помполитов. Эти пережитки времён гражданской войны комиссары, много крови попортили тогда экипажам. Обычно помполитами были бывшие судовые электрики, неудавшиеся электромеханики и иногда механики, люди вообще не известных профессий, которые нащупали свою жилу в политической демагогии. Этот пережиток действительно остался со времён Василия Ивановича Чапаева, и, как и Василий Иванович, ненавидел своих комиссаров, так и на флоте особым уважением эти демагоги от КПСС никогда не пользовались. На судне много различных специалистов и все заняты своей определённой работой. И только этот контингент ни чем серьёзным, а главное дело полезным не занимался, кроме как шпионить с высшими, якобы, целями за экипажем и писать в партком пароходства отчёты-доносы о моральном климате в экипаже и о степени лояльности всех членов экипажа этой самой партии, как известно руководящей и направляющей.
Так вот этот, так называемый, первый помощник, которого звали Бронислав Яковлевич, в прошлом, с его слов, не то электромеханик, не то даже второй механик, стал проявлять нешуточный интерес к нашим взаимоотношениям с Валентиной. Короче говоря, устроил самую настоящую слежку за нами. Стоило мне зайти к ней в каюту, как спустя какое-то время там же появлялся Броня с каким-то делом. Если Валентина заходила ко мне, то Броня, тут как тут, заходил тоже взять то копирку для пишущей машинки, то спросить не богатый-ли я на бумагу для машинки. Эти визиты могли повторяться несколько раз за время нахождения её у меня, или ещё хуже, он присаживался на диванчик и вступал в дружескую беседу, не забыв как бы, между прочим, поинтересоваться, что вообще то мы тут делаем, уединившись вдвоём. Наши обычные ответы на этот дурацкий его вопрос ни как его не удовлетворяли.
В конце концов, мы стали ненавидеть этого шпиона всеми фибрами души, а он, как мы подозревали, питал такие же чувства к нам и горел желанием застукать, наконец то, нас за чем то, что можно классифицировать как аморальный поступок не достойный высокого звания советского моряка. И в этом своём желании он так низко пал, что чуть и меня не довёл до преступления.
Однажды я вышел из каюты палубу надстройки, и увидел как Броня, рискуя сорваться, перевесил всё своё пузатое тело через релинги за борт в попытке заглянуть в иллюминатор моей каюты. Я оглянулся, на палубе не было ни души. Меня охватило сильнейшее желание слегка дёрнуть его за ноги вверх и полетит наш Броня за борт. Может к утру его ни кто и не хватится, так ему подлецу и надо. Он меня не видел, я был близок к осуществлению моего желания.
Вспомнилось, как на днях, Броня выследил, как наша дневальная зашла в каюту к молодому матросу и они, закрывшись на ключ, не пускали рвавшегося туда Броню, который поднял скандал на всё судно, требуя открыться. Не лишним тут будет упомянуть, что эти ребята были оба молодые и давно питали друг к другу теплые чувства, и ни кого из экипажа это не удивляло, и не раздражало. Всё было естественно и в пределах приличий.
Вот тут я сейчас мог рассчитаться за всех. Но бог сдержал меня от этого поступка. Мне подумалось, что вот даже если отсутствие этого подлеца не заметят даже до утра, то утром его исчезновение обнаружится и судно, повернув на обратный курс, будет искать пропавшего. А сейчас в тропиках, при отличной погоде и тёплой воде, эта субстанция, которая, как известно, вообще в воде не тонет, продержится, будет найдена и тогда я неизбежно пойду под суд, и вся моя жизнь пойдёт наперекосяк из-за этого подлеца. Эти мысли, слава богу, остановили меня от такого поступка, и я даже не стал отвлекать его от этого занятия, всё равно в каюте ни кого не было.
Ближе к Австралии судно входило уже в зону Океании огромной островной цивилизации с тысячами островами и островками. Наши отношения с Валентиной зашли уже довольно далеко. Мы мечтали о том, что как бы великолепно было, высадившись на одном из этих райских тропических островов, вдали от цивилизации, от этих помполитов, от этих дурацких правил и глупых законов, да и вообще от людского общества, и провести там всю оставшуюся жизнь, в каком-нибудь бунгало среди океана и пальм.
Плавание в тропиках, в Океании, конечно, располагает к романтическим мечтам, но не всегда коту масленица, как гласит русская пословица, как я уже говорил, в северной части Тихого Океана случаются и штормы. Вернее большей или меньшей силы штормы в северной части Тихого Океана не случаются, а они всегда, там просто не бывает другой погоды, но случаются и настоящие ураганы или тайфуны как их здесь зовут на Японский манер. Страшную мощь и силу одного из них с именем Ида пришлось и нам испытать на собственной шкуре, для разнообразия, наверное, что бы служба мёдом не казалась.
Мы шли тогда из Сан-Франциско на Токио. Предупреждение о зародившемся тропическом циклоне получили сразу по выходу из Сан-Франциско и начали отслеживать его развитие и движение по факсимильным картам. Циклон развивался довольно быстро, увеличиваясь в размерах. Через несколько дней он развился до гигантского вихря, двигавшегося по своему обычному пути, по дуге в сторону Японии, закручиваясь в Американском направлении. Циклон получил имя Ида, размеры его были огромные и прогноз угрожающий. Наш путь оказался как раз на его пути. Существуют разработанные рекомендации, как расходиться с тропическими циклонами, но здесь уже ни чего сделать было не возможно. Мы находились, грубо говоря, на пол пути между Америкой и Японией, диаметр тайфуна был огромный и, его трасса движения, как специально, шла как бы на перехват нашего судна. Стало ясно, что обойти такой вихрь мы не как не сможем, наши скорости и размеры были не сопоставимы. Оставалось одно, надеяться на наше крепкое судно, на свой профессионализм и на удачу, которая, как известно от бога.
Между тем, ветер усиливался с каждым часом, через сплошную серую облачность небо не просматривалось, высота волны увеличивалась, с гребней начали срываться брызги и пена, увеличивалась качка. На следующий день утром, качка и удары волн были уже значительны, барограф рисовал что-то невероятное, давление быстро падало. Видимость резко ухудшилась из-за насыщенности воздуха брызгами и пеной. Волны уже были и не волны, а громадные валы то поднимавшиеся к небу, то зияющие глубокими пропастями между ними. К обеду ветер достиг ураганной силы и продолжал усиливаться. Порывы ветра иногда так задували, что если в это время была дверь рубки открыта, то возникал даже эффект эжекторного насоса, воздух высасывался из рубки, и ощущалось самое настоящее разряжение. Судно взбиралось на вершину очередного вала и потом, срываясь с него, неслось в пропасть, между волнами, зарываясь в воду по самые надстройки, принимая на палубу сотни тонн воды, которая с шумом и пеной, сметая всё на своём пути, проносилась по палубе и опять сбрасывалась за борт. Не дай бог кому-либо появиться на её пути в это время. Да ни кто появиться и не мог, вернее не должен, выход на верхнюю палубу был естественно строго запрещён. Страшно было представить, что будет, если, скажем, сорвёт крепление тяжеловесной стрелы, которая своим тяжеленным гаком просто разнесёт всё на своём пути. Но, если не дай бог, такое случиться, придётся на палубу выходить, чтобы, рискуя жизнью, попытаться поймать этот взбесившийся гак и закрепить его снова на месте. Такое уже однажды случалось при гораздо меньшем шторме так, что приятного мало.
Такую барограмму, которую писал барограф, я ещё ни когда не видел, да и в теории не помню, чтобы читал что-то подобное. Кривая, вернее уже не кривая, а она сейчас выглядела прямой линией, почти вертикально зашкаливала вниз. Честно говоря, было страшно подумать, что это могло означать и чего следовало ожидать. Воздух был наполнен водяной пылью, ветер дул с такой силой, что закладывало уши, огромные страшные валы, метров 15 высотой, обрушивались на судно. Судно взбиралось на вершину очередного вала и в следующее мгновение срывалось в пропасть. Ноги отрывались от палубы, и в этот момент даже ощущалась самая настоящая невесомость. Если судно в результате этого своего падения с вершины упиралось в середину следом идущей волны, то это как-то смягчало падение, просто судно носом зарывалось в эту волну, принимая на палубы сотни тонн воды. Но когда совпадало так, что судно набрав инерцию летит вниз и попадает как раз в выросшую гору, ощущался сильнейший удар, как будто уткнулись со всего маху в бетонную стену. Судно как раненый зверь замирало на мгновение и начинало раскачиваться в продольном направлении. Картина, конечно, была красивая, но жуткая. Красота и жуть или жуть, не смотря на красоту. Передвигаться в надстройке по судну было затруднительно, потому, что устоять на ногах было не возможно, а представьте, как принимать пищу, или как готовить её, цирк да и только. Даже отдыхать лёжа в койке невозможно, потому, что необходимо было держаться, что бы не вылететь из неё, а какой это отдых, если спать и крепко держаться за бортик койки, когда тебя пытаются вышвырнуть на палубу или когда ноги взлетают выше головы к подволоку каюты. Но как бы там ни было, приходится и работать и отдыхать, не куда не денешься.
Часов около четырнадцати вдруг ветер внезапно стих, над головой в просвете облаков показалось синее небо, волнение тоже уменьшилось и приняло характер беспорядочной толчеи. Что это? А это значит, что мы вошли в самый центр тайфуна. В так называемый Глаз Бури. Так вот он, какой этот знаменитый и ужасный Глаз Бури. Это не мы вошли в центр тайфуна с нашей то скоростью, а это тайфун своим центром проходил через нас. В центре вихря наблюдается мнимое затишье, но оно совершенно не долгое, так как тайфун движется с огромной скоростью и этот небольшой пятачок, всего несколько миль в диаметре, быстро проходит через вас в своём дальнейшем движении. Передышка была не долгой, не более 15-ти минут, после чего, ветер, поменяв направление на противоположное, опять начал резко усиливаться, видимость опять упала почти до нуля. Но уже к вечеру стало заметно, что сила ветра медленно, но снижается, волнение тоже уменьшается, мы уже находились в тыловой части тайфуна, и он уходил по своей обычной трассе. Шторм уменьшался. Но сумерки сгущались, от этого на душе веселее не становилось. Как подумаешь, что на тысячи миль вокруг ни кого нет и в случае чего, надежды на выживание не много. Страшно или не страшно в такой ситуации, вопрос не простой. Всю сложность положения и все возможные тяжёлые последствия осознаёшь и реально оцениваешь, поэтому если сказать, что не страшно это будет не совсем правда, но без паники, реально сознавая всё и оценивая происходящее. Вот и кривая барографа остановила вертикальное падение и принимая вид наконец-то действительно кривой, медленно обозначила тенденцию к подъёму. Всё самое страшное осталось позади. Судно, конструкции и палубный груз испытание выдержали, ну и экипаж естественно также вышел победителем из этой схватке со стихией.
Утром на следующий день ветер стих до умеренного, волнение перешло в крупную зыбь, Тайфун, потеряв свою разрушительную силу, превратился в циклон и бушевал где-то далеко северней и позади.
К вечеру вошли в Токийский залив, и через два часа ошвартовались на контейнерном терминале порта Токио. Наш четвёртый помощник капитана снял ленту барографа и забрал себе на память, т.к. для судна она уже ценности не представляла, а я корил себя за то, что не догадался первый сделать это. Барограмма, конечно, там была совершенно уникальная.
Да, вот такой не ординарный шторм имел место в прошлом рейсе, а сейчас наш курс лежал в солнечную Австралию в таинственную и сказочную страну.
Первый порт в Австралии у нас по расписанию был Сидней. Вся Австралия фантастически красивая и интересная страна, а Сидней это вообще жемчужина Австралии. Я не буду описывать красоту Сиднея, для этого у меня не хватит мастерства, поэтому, просто предлагаю верить мне на слово.
В Сидней пришли рано утром и в шесть часов уже ошвартовались к причалу. Прекрасное тихое летнее утро гармонировало с моим сказочным настроением влюблённости. А мои отношения, как я уже говорил, зашли довольно далеко. Вот я и решил сходить сегодня в город, погулять с Валентиной по Сиднею, сводить её в Сиднейскую картинную галерею, в которой я уже как-то раз был, а ей, с её любовью к искусству будет очень интересно. Тем более, что галерея эта находилась не так далеко от места нашей стоянки, потому, что мы стояли-то практически в центре Сиднея, в бухте Вулумулу, рядом со знаменитым оперным театром Сиднея.
В этой галерее было представлено в основном современное искусство и даже ультрасовременное. Тут я впервые, своими глазами и вблизи, увидел абстрактные картины и скульптуру. Увидеть своими глазами это совсем не то, что репродукции в журналах, да ещё с заведомо отрицательной рецензией. Мне стало вдруг ясно и понятно, что картины не отражают что-либо с фотографической точностью, но отлично передают настроение. Во всяком случае, я на них стал смотреть по другом и многие работы мне понравились, хотя возможно я там видел совсем не то, что художник, но скажу прямо, я с этих пор стал совершенно по другому смотреть на абстрактное искусство. Особенно я укрепился в своём мнении о том, что такое искусство имеет полное право на жизнь, когда увидел абстрактные скульптуры, которые, например, среди суперсовременных зданий в стиле ультрамодерн смотрелись совершенно органично. Ну, разве можно на какой-нибудь маленькой площади в окружении небоскрёбов – стекло-бетон-металл, поставить цементную скульптуру Ильича с облупившимся носом и фуражкой в руке. Конечно, она бы выглядела просто нелепо. А какая-нибудь абстрактная композиция подходила как нельзя лучше. А у нас об этом имели весьма туманное представление или, по своему скудоумию, вообще просто не хотели понимать этого направления в искусстве. И как оказалось зря.
Усталые, но довольные, полные впечатлений, вернулись на судно, и планировали продолжить отдых в каюте у Валентины, с бутылочкой купленного виски. Но тут произошло ещё одно, может быть для кого и незначительное, происшествие, но для меня знаковое. Третьим на нашей импровизированной вечеринке был наш общий друг-второй помощник, Юрий Иванович. И тут от него я узнал сногсшибательную новость, оказывается, он сегодня был в гостях на нашем пассажире, стоящем на морвокзале порта Сидней и мне, некая дамочка, по его выражению, просила его передать привет.
-Как, кто, что за пассажир?-
-“Приамурье”, ты же, кажется, работал на нём-
-Юрий Иванович, ну что ты врёшь?-
-Да выйди на палубу, глянь. На противоположном берегу бухты стоит “Приамурье”, и привет тебе , очень и очень большой просила передать тебе Юля. Помнишь такую?-
Тут я ещё больше усомнился во всём им сказанном.
-Ладно, брехать, “Приамурье” сюда не ходит.-
-Да ты вышел бы и посмотрел, вот и передавай таким приветы.-
-Валя , я на минутку-
Всё ещё сомневаясь, но уже не так уверенно я вышел на палубу и обалдел. Действительно на той стороне бухточки стоял наш пассажир. Названия, правда, прочитать было не возможно, но мне это и не надо было. Я его узнал, да, это было “Приамурье”. Успею ли я сбегать к ним в гости? Я корил себя, за то, что был рядышком с морвокзалом и не соизволил заглянуть на причал, столько времени было, такой невероятный случай мне предоставлялся, и я его упустил.
На вахте был старпом, я спросил его, сколько мы ещё простоим, но он ответил, что уже пора готовиться к отходу, максимум через пол часа мы уходим. Выгрузка контейнеров предназначаемых в Сидней давно закончена, а к погрузке тут всего несколько штук, и уже и это закончено, так, что на берег уже нельзя. Не успеваю. Кошмар. Что мне оставалось делать? Я пошёл на мостик взял бинокль и пытался разглядеть что-либо на палубе “Приамурья”, но, конечно мои попытки были тщетны. После ухода меня с “Приамурья”, Юля тоже потом ушла куда-то и таким образом наши связи разорвались и были утеряны. И вот судьба выкинула такой фортель, смысл которого мне так и не понятен. Как искра от костра промелькнула на ветру и исчезла, она хоть передала мне привет, а я даже ответить не смог, хотя изначально могла быть полноценная встреча. Забегая вперёд, скажу, что это была последняя моя встреча с ней, если её можно считать таковой, в моей жизни. До прихода во Владивосток я получил от неё радиограмму, где она сообщила, что скоро списывается с судна, и, наверное, рассчитается из пароходства и уедет домой, а подробности сообщит письмом. По приходу во Владивосток я получил от неё письмо, но прочитать его, было некогда, и в суматохе сдачи дел, я его забыл не распечатанным на судне, с которого я тоже списался. Таким образом, мы потеряли друг друга окончательно. Наверное, не судьба. А может наоборот – судьба. Не исповедимы пути господни, как говорят.
А вот шуточное пари, заключённое с механиком Хабратом в начале рейса, я выиграл подчистую, и имело оно далеко не шуточные последствия для меня с Валентиной. Наши отношения были известны всему экипажу, хотя мы их никогда и не скрывали. По приходу во Владивосток, мне было предложено очередное повышение по службе, но я должен был уйти с “Приволья” уже в другой должности на другое судно. Мои возражения в расчёт не принимались, это был удобный случай разъединить нас по разным судам, вроде бы с лучших побуждений. Таковы были не писаные правила при советской власти.
И пошёл я с повышением, на дизельэлектроходе усиленного ледового класса “Капитан Кондратьев” на Колыму, вернее как поётся в известной песне в столицу Колымского края, “солнечный” Магадан. То есть, как пел мой кумир Владимир Высоцкий – кто не видел Нагайской бухты – дурак тот…. и далее по тексту. Потом я работал на южной линии FESCO-INDIA, рейс начинался в Японии и далее целый ряд портов, включая Гонконг и Сингапур до самой Индии, а оттуда назад тем же путём. Но во второй половине 79 года я рассчитался из Дальневосточного Морского Пароходства и переехали с Валентиной на постоянное место жительства в город Ростов-на-Дону, где мы и оформили официально свой брак.
А в уже январе 80-го года, у нас с Валентиной родились две дочурки-близняшки. Мы очень долго, месяца три ни как не могли выбрать им имена. Помог случай. Перебирая старые мои радиограммы, Валентине попалась одна, случайно не выброшенная мною от Юли. Заканчивалась эта радиограмма словами – целую Юля. А вот и имя, а что красивое имя. Назовём её Юля в память о твоей первой любви. Сказано это было вполне доброжелательно, поэтому я, что-то промычал для приличия, но активно возражать не стал.
Сейчас мои красавицы дочери Юля и Наташа уже взрослые, а два парохода сыгравших так много в моей судьбе уже давно выведены из состава действующего флота, впрочем как и я сам, хотя я всё таки остаюсь при флоте, работая капитаном-инспектром в Службе Капитана Порта.