Живи с улыбкою, о горестях забудь.
И с доброю душой пройди недобрый путь.
Вселенная всему небытие готовит.
Не жди небытия, до жизни жадным будь!
Омар Хайям
Утром, выходя из дома, никогда не знаешь, чем этот день может тебя удивить. Множество непредвиденных случаев подстерегает нас в разных местах. И бывает другой раз, что один из них так закрутит тебя среди всего прочего, что перед тобой всего лишь за несколько часов откроется столько нового, о чём ты и не догадывался за всю свою жизнь.
Вот вам яркий делу такому пример.
Тот тёплый ясный день протекал в обычном порядке, как и многие другие, и ничего необыкновенного не предвещал.
Я вышел из здания главпочтамта, и главные часы города были двенадцать. Как вдруг:
- Привет!
- Ой, привет!.. - Вот так приятность! - Сколько лет, сколько зим?.. - Как дела?.. - Куда держишь свой путь?
- Через неделю уезжаю в Италию, поэтому сейчас у меня уйма хлопот.
- О-о!.. - Вот так совпадение, - и я тоже готовлюсь к поездке в Италию с нашим спортклубом на соревнования по футболу. - Так что, как видишь, при желании нам есть о чём поболтать.
- Отлично, можно и поболтать... - Только не сейчас. - Давай... давай встретимся завтра вечерком - часиков в семь, на этом же месте, идёт?
- Принимается... - Тогда - до завтра?
- До завтра!
- Пока!
- Пока-пока!
И она с лёгкой улыбкой и добрым взглядом пошла своей дорогой. А я - своей.
Потом оглянулся, посмотрел на её аккуратную причёску, пытаясь вспомнить - как же зовут эту милую симпатяшку? Напрягаю память: Оля... Нет, не Оля, не Нина... и не Лена... Да и вижу-то её всего лишь третий раз в жизни... Кажись, Света... Нет, не так... А может, Вера... Вера, Вера, Вера... Во! - Вероника!.. Да, точно: Вероника! - после долгого напряжения памяти отчётливо вырывается из её глубин это имя! - Вероника!..
И подробности наших встреч проплывают в голове молниеносно...
Первый раз увидел, и тогда ж познакомился с ней, в центральном универмаге, когда покупал ткань для чехлов на сиденья автомобиля. Там она работала продавцом. Была совсем молоденькой и прехорошенькой с приятным голоском, - только-только окончила учёбу и сразу же приступила к работе, - маленькая, хрупкая, но стройного сложения, с тонкой талией, русыми волосами и свежим лицом, - тогда она была похожа на переодетую Принцессу. И ещё запомнилось, что приятно её было слушать, - впрочем, так же, как и глядеть в её чистые глаза.
Второй раз видел всего лишь мельком. Тогда она была на речном пляже с мужчиной, как показалось мне - заметно старше её по возрасту.
...И вот - снова встреча...
С тех пор минуло много времени, но она не сильно изменилась внешностью и осталась такой же женственной и приветливой...
Да... У каждого из нас своё главное глядит из очей, у неё, у Вероники, глядела душевная доброта...
Сразу должен заметить, что мы долгое время налаживали контакты с итальянцами, договаривались о проведении серии дружеских встреч по футболу. Но бумажная почтовая переписка занимала много времени, и дела продвигались медленно. Президент нашего клуба выбился из сил, стараясь организовать всё наилучшим образом. И подумалось мне тогда: если Вероника в ближайшее время едет в Италию, то можно будет через неё передать наши подробные предложения, и это значительно ускорит дело. Об этом и хотел поговорить с нею при встрече.
Итак, без пяти минут девятнадцать. С букетом самих лучших цветов, какие только смог отыскать в тот день, я уже находился на месте нашей встречи. Она же появилась точно под бой городских часов. Приятно обрадовавшись цветам, она покраснела, видимо от удовольствия, и сердечно благодарила меня.
А минутой позже, виновато улыбнувшись, сразу же прямо сказала:
- У меня изменились обстоятельства: два часа назад сообщили, что виза открыта... поэтому завтра утром, в одиннадцать, я уезжаю...
Вот как! - потерянно вымолвил я, и при этом постарался улыбнуться как можно милее. Но, видимо, она прочла на моем лице разочарование от сказанного ею. А я и в самом деле был огорчён, что ей придется сейчас уйти готовиться к отъезду, и разговор наш не состоится. Но... к моему немалому удивлению она тут же спокойно и с ослепительной улыбкой добавила:
- Но я ведь обещала прийти, и, как видишь, выполнила своё обещание - пришла... и пробуду с тобой столько времени, пока не отвечу на все твои вопросы... вот так!
Я сделал глубокий вдох, прежде чем произнести:
- Угу.
Мы, не сговариваясь, направились в сторону городского парка.
Вечер был тихий и прекрасный. Катившееся к горизонту солнце постепенно волшебным образом превращало окружающее нас пространство из серебряного - в золотое.
Миновав центральную площадь, мы, разговаривая на общие темы, прошли по немноголюдной красивой улице до начала парка, и затем свернули в направлении Борисоглебского Собора. В тот вечерний час он выглядел необыкновенно восхитительно от того, что был как-то по-особому красиво подсвечен лучами солнца, ярко пробивавшимися сквозь закатное облако. Подойдя к его внушительному зданию, Вероника остановилась, посмотрела внимательно на меня, а затем тихими стопами направилась вовнутрь. Я же остался снаружи, по понятным причинам.
Собор был возведён в двенадцатом веке, он, сколько помню, всегда привлекал взор грациозной архитектурой, ослепительной белизной и аккуратностью. Казалось, что своими старинными золочёнными куполами, устремлёнными высоко вверх, за листву деревьев, он удерживает тем самим свод огромного неба. А оно в позолоте заходящего солнца напоминало сказочную страну, в которой существует только всё самое доброе и прекрасное...
Пока я наслаждался величественной красотой вечности и мечтал о своём сокровенном Вероника тем временем вышла, и после мы какое-то время почти молча гуляли по парку. А затем, когда уже последние отблески солнца покидали небо, вечер плавно сменялся ночью и луна поднималась из-за пёстрых крыш стареньких домов, мы набрели на уютный ресторанчик.
Как только подошли поближе, стеклянные двери плавно распахнулись, пропуская нас вовнутрь. Вестибюль встретил простором и роскошью. Мы прошли в зал, уютно устроились за свободным столиком, заказали кофе, печенюшки с рокфор и огляделись.
В широком помещении было немноголюдно, тихо и приятно. Пространство окружали приглушённые тона и непритязательные линии. По дальней от нас стене, цвета потускневшего серебра, бесшумно струилась вода, стекая в ложбинку. В этом своеобразном рукотворном канале плавали разноцветные рыбы размером с детскую ладонь и меньше. На телевизионном экране мелькали немые кадры какого-то видеоклипа. Со стороны барной стойки звучала ненавязчивая, тихая музыка, в которой струны лир перекликались с мелодиями флейт. Пол был устлан ковровым покрытием, напоминавшим покров из розовых лепестков. На нашем круглом, симпатичном столике стояла красивая вазочка с живым цветочком и подсвечник со свечой малинового цвета. Обстановка располагала к отдыху и приятному общению...
...Однако, несмотря на славную атмосферу, вкусный кофе и невероятно аппетитные крохотные печенюшки, разговор не клеился...
И тогда, чтобы зря не тянуть время, я в нескольких словах рассказал Веронике о том, чем занимаюсь в последнее время. Она со вниманием выслушала. А когда я попросил и её рассказать о причине отъезда, то заметил, что она вздрогнула, напряглась и по её лицу пробежала пестрая вереница чувств. В установившейся за этим паузе Вероника молча сидела и нервно барабанила по поверхности стола своими коротко остриженными ногтями без следов маникюра. Затем она усилием воли взяла себя в руки, и, - вот приподняла голову, важно и строго посмотрела на меня, и лишь только потом на мою просьбу ответила следующими словами:
- Мы ведь почти не знаем друг друга, и в таком положении говорить о личном как-то не ловко. А выдумывать небывалые исповеди своего сердца я не могу - не рождена для такого...
Всё это ею было сказано таким нервным и грустным голосом, после чего я почувствовал, что наша встреча может сейчас на этом и закончиться, потому сразу же выложил ей свои намерения и пожелания относительно Италии. И, чтобы больше не задерживать и её и себя я решил рассчитаться за кофе, вызвать такси и на этом распрощаться.
И собрался было уже так поступить, как вдруг в следующий момент всё произошло словно в остросюжетном индийском сериале, - слёзы, - настоящие, крупные и блестящие, - градом покатились из её глаз...
Это невероятное обстоятельство заставило меня тут же переменить свои планы. Бросить её одну в таком состоянии я не мог. Что-то дрогнуло в моей груди, и я - остался...
Она плакала навзрыд, откровенно и сокрушительно, судорожно и жалко, всхлипывала, как ребёнок, и закрывала при этом маленькими красивыми руками своё бледное, мокрое лицо.
А я от того был весьма взволнован и растерян, не знал как в таком случае поступить, ибо не выношу женских слёз и при виде их как-то теряюсь...
- Вероника, - стал было успокаивать её, - почему ты плачешь? - Что случилось? - Не плачь! - Послушай… - спазм придавил мой голос. - Прошу, не надо слёз, - сглотнув комок, продолжил я, - постарайся успокоиться!- Дай угадаю: я что-то не то сказал? - И если так, то извини меня…
Мало-помалу она немного утихла, а вскоре и вовсе перестала плакать, и теперь уже сидела молча предо мной с детским страхом в больших глазах, лишь нервно облизывая пересохшие губы.
Я дал ей напиться...
И вдруг она, пытаясь побороть навёртывающиеся слёзы и нервный комок в горле, заговорила. Да быстро-быстро так, словно пыталась избавиться от всего того, что прятала где-то глубоко-глубоко, на самом дне своей души:
- Я не хочу жить... я состарилась - мне всего тридцать восемь лет, но порой кажется, что прошло несколько столетий с тех пор, как я появилась на свет... Я устала... Был он, и у меня была твёрдая вера, что меня ждёт огромное счастье... Теперь у меня другое настроение, и оно меня мучит, как невыносимая зубная боль... Нет его, и от одиночества я стала совсем старенькой, хотя у меня молодое лицо. Вместе с ним исчезли все мои радости, которые во мне пребывали, пока он был жив... От этого вполне можно сойти с ума, умереть. Я пока что не умерла, не сошла с ума, но теперь мне всё безразлично... Иногда бывают редкие минуты, когда я начинаю видеть красоту окружающей жизни... и тогда мне кажется, что если бы вот сейчас пришёл он и сказал: «Ты моя Принцесса?!» – я бы воскликнула: «Да!» И после этого весь мир для нас перестал бы существовать, а мы бы жили вдвоём, и только друг другом... Но потом опомнюсь, что его нет, и снова возвращаюсь в серые опостылевшие будни... Я уже совсем не та... Я не хочу читать книги, ходить в театр, смотреть телевизор, заботиться о причёске... Это ужасно... Чего я хотела, того не будет никогда... Здесь в этом городе всё напоминает о нём, - чем приносит мне нестерпимую боль... Как тяжело женщине ощущать себя одинокой, посторонней, чужой и лишней... Быть ненужной… даже себе самой… Вокруг бурлит жизнь, а я без него одна в этом огромном мире... Мне страшно... Мне жутко входить в комнату, тёмную, как моё счастье и ложится спать одной в пустой постели... Я хочу уехать отсюда на край света, поэтому открыла визу в Италию... Я там умру... Я хочу умереть, уйти к нему, чтобы поскорее встретится с ним там, где он сейчас...
Она перестала говорить, но всё ещё вздрагивала и дышала глубоко и быстро. А я смотрел на неё, в её запавшие глаза, в которых притаилась невыносимая боль и чувствовал себя неловко, так как толком ещё не знал чем могу ей помочь, и от того сидел молча, испытывая острое сострадание к чужому горю...
Сумятица мыслей бурлила во мне. Что-то надо было делать... Но что?.. Пауза затянулась... И здесь, как не странно, но мне на помощь пришли опять начавшиеся её слёзы. Она вновь принялась плакать, при этом как маленький ребёнок, закрывая руками побледневшее лицо...
Она плакала, а мне казалось, что так длилось довольно долго, и я стал думать, что возможно, она плачет ещё и оттого, что я непрошено и неловко вошёл в её личную жизнь.
Это обстоятельство, и сострадание к ней пробудило во мне и подняло с глубины души моей верные и убедительные слова, полные искренних чувств. Пытаясь судить о ней не извне, а изнутри, сначала немного отрывисто и, может, нескладно, но постепенно всё увереннее я принялся говорить как можно искреннее. Она ещё какое-то время всхлипывала, но уже сидела безмолвно, прислушивалась к моим словам, впитывая каждое из них и ловя мой участливый взгляд. А я говорил и говорил:
- Вероника, я почти догадываюсь о причине твоего несчастья. Я разделяю твоё отчаяние, сочувствую тебе... Понимаю, как невыразимо горько, когда наши прекрасные надежды разбиваются молотом неумолимой судьбы! Жизнь сложная штука... В ней нет ничего постоянного… Порой мы готовы покончить с собой из-за какого-то обстоятельства, но, может быть, уже следующий день готовит нам что-то в утешение... От прошлого, от себя никуда не уедешь... В жизни есть только одна верная дорога: а пойдёшь не туда, - назад не воротишься... Прошлое можно помнить, жить надо здесь и сейчас, а смотреть необходимо в будущее. Нужно стремиться к чему-то хорошему, постоянно надо идти вперёд... Может случится так, что уже в скором времени - возможно наши дети, внуки или ещё кто-то из близких, родных или просто знакомых подарят нам очень радостные моменты, а мы сегодня даже и не подозреваем этого...
Я говорил, а тем временем Вероника взяла себя в руки и внимательно слушала меня. А я, прочно овладев её вниманием, продолжал говорить:
- Да ведь и жизнь-то наша - это далеко не то, что с нами происходит. Жизнь есть то, как мы к этому всему сами относимся... Наберись терпения, доверься времени... Поверь: время - оно как мудрая река, которая уносит всё, всё, всё, - в том числе и наши неприятности, какими бы тяжёлыми они бы небыли... Вероника, я уверяю тебя - так и есть на самом деле... Так есть и не может быть иначе... всё приходит и всё уходит... Время ранит нас, оно же нас и исцеляет... Ещё много хорошего может случиться... И чего ты желаешь, то оно обязательно случится... Если человек ждёт чего-то доброго, оно придёт к нему. Надо верит, надеяться и ожидать! И делать что-то для этого. Оно может появиться неожиданно, даже тогда, когда усомнился… Понимаешь меня?.. Тогда не отрекайся, чтобы опять не потерять?.. Уверен, ещё забрезжит чистый свет в конце твоего тоннеля! И пусть тогда тот блаженный свет не оканчивается столько времени, сколько ты сама того захочешь! Самое прекрасное в жизни - это жизнь!..
А теперь откройся и расскажи мне, что стряслось у тебя ? Не стыдсь своего горя. Поведай всё, как есть, я умею слушать. И понимать. А после мы вместе обсудим, как лучше поступить. И затем тебе станет легче, увидишь, я это знаю!..
Она какое-то время ещё молчала, а мне было жаль её, не хотелось видеть её в слезах, поэтому я и дальше продолжал говорить с ней в том же духе...
Но вот она доверчиво взглянула на меня, и в её заплаканных глазах из-за слёз промелькнуло что-то похожее на улыбку. И почему-то подумалось мне: сейчас она встанет и уйдёт, или же поступит совсем наоборот - подойдёт ко мне и, прислонив свою головоньку к моему плечу, расплачется с новой силой...
Я сомневался, как быть мне в том или ином варианте, но каким-то шестым чувством уловил, что в любом случае смогу найти правильное решение. А в это время она видимо осознала и то, что я прав, и то, что может уже больше никогда меня не увидит. И постепенно: жестом, взглядом, слово по слову, стала рассказывать о причине своего отъезда и о том, что с ней произошло в частности, и о жизни всей своей в целом...
...Сразу же после школы я вышла замуж за молодого офицера, выпускника лётного училища, - ещё всхлипывая начала она, но мало-помалу слёзы её становились всё реже, а отчаяние превращалось в грусть. - Через некоторое время он получил назначение в Эстонию, и увёз меня с собой. Родились две дочери. Шло время. Я живо интересовалась всем происходившим в мире. Любила жизнь. Всё мне было интересно, и я пыталась поделиться этим с самым близким мне человеком - моим мужем. Но постепенно начала замечать, что у него совершенно иной интерес, который заключался в том, чтобы не иметь ни к чему интереса. Так долго продолжаться не могло, я развелась, забрала детей и вернулась в наш город. К тому времени здесь у меня уже не было никого из родных и близких. И практически с нуля с двумя детьми пришлось начинать жизнь заново. Поселилась в арендованном небольшом частном домике. Дочери ухаживали за старенькой бабушкой - владелицей этого жилья. А когда та мирно почила, то дом перешёл в нашу собственность. Устроилась на работу. Была молодая, симпатичная, умная, отбоя от женихов не было. Но, однажды обжёгшись, никого не подпускала к себе на пушечный выстрел.
Было очень трудно - и морально и материально. Всего в жизни добивалась своими силами... На меня обратил внимание один мужчина - военный, сотрудник военкомата. Он был много старше меня, и это поначалу успокаивало, так как я считала, что он ко мне относится как любящий отец или как старший брат. Да так оно и было. Он помогал моим девочкам - то лекарствами, то детским садиком, то школой, а то и добрым советом. Я воспринимала это как нормальные человеческие отношения и не придавала иного значения. И даже когда однажды он как-то неумело предложил выйти за него замуж, я посчитала это шуткой и легкомысленно ответила ему, что, мол, я очень дорого стОю, и что у него не хватит денег на меня. Однако через некоторое время своё предложение он повторил снова, беспристрастно заметив при этом, что моя жадность к деньгам может меня же и погубить. Это его замечание меня сильно разобидело, так как в то время мне, глупой, материальный вопрос казался самым главным, о чём сейчас я раскаиваюсь... Часто его звали на разные приёмы, выставки, в театры, и он всегда приглашал меня с собою. И когда его знакомые, видя нас вместе, интересовались у него: - «Кто эта прелестная леди?», а он с доброй улыбкой отвечал, что я - его Принцесса, то это тоже меня возмущало... Другие мужчины, что помоложе, также приглашали меня на свидания, дарили подарки. Иногда я встречалась с ними, ходила в кафе, но далеко это никогда не заходило. Он знал где я бываю и с кем, но никогда ни в чём не упрекал, а просто вежливо, полушутя полусерьёзно, говорил, чтоб я гнала всех в шею от себя. А я замечала, что мои встречи причиняют ему душевную боль, но меня это как бы даже и забавляло... Ещё мне в ту пору не нравилось и то, что, когда он приносил для меня умные книги, то после интересовался, читаю ли я их и какие выводы извлекаю из прочитанного...
Так шло время. А я, сама того ещё не осознавая, постепенно, подсознательно меняла свои взгляды в верном направлении. Я уже окончательно выбросила из головы глупые бабские мысли о том, что вот мол придёт долгожданный тот счастливый день и нагрянет ко мне без предупреждения прекрасный Принц из далёкой волшебной мечты, влюбится без памяти в меня и увезёт на белом коне в сказочный мир, в котором я буду жить во всём блеске да богатстве и с кучей денег. Теперь я чаще стала интересоваться не материальными ценностями, а духовными, - и постепенно, непроизвольно, всё больше и больше привыкала к моему доброму опекуну. Всё реже выходила в город на вечеринки, всё дольше засиживалась за книгой - хотя это и пыталась от него скрывать.
Помню, как-то однажды вечером я увлеклась чтением и не услыхала, как он вошёл. А он не стал меня отвлекать, присел за столом в соседней комнате и, наблюдая за мною, начал писать мне письмо. Я это письмо обнаружила только на следующее утро...
Здесь она прервала свой рассказ, открыла сумочку и протянула мне сложенный лист бумаги, сказав при этом: - «Вот оно. Хочешь, прочти, а я в это время соберусь с мыслями и приведу себя в порядок».
Должен сразу оговориться, что я, после некоторых нравственных колебаний, все-таки прочёл то письмо... и запомнил почти дословно его содержание, и, полагаю, что можно привести это здесь... лишь с кое-какими несущественными сокращениями. Вот оно:
«Вероника, я вошёл к тебе, а ты в это время в своей комнате с восторгом читаешь подаренную мною тебе книгу. И так увлеклась, что не слышала моих шагов. И, чтобы не отвлекать тебя, я стал наблюдать за тобою... Твоя прекрасная головонька слегка наклонена. Со стороны, в домашней одежде, ты кажешься развенчанной Королевой или же Богиней, изгнанной из сонма Богов... Читая, ты сосредоточена, твои большие ясные глаза то наполняются легкой грустью, то излучают живые весёлые искорки. Ты сверхобычная женщина - умная и прекрасная. Мне тяжело устоять перед твоими чарами, и я мысленно говорю тебе: - Привет, моя хорошая! Я потревожил тебя, прекрасная моя Принцесса, извини! Я исправлю свою ошибку. Сяду себе в уголочке и развлекусь наблюдением.
Знаешь? Ты подарила мне удовлетворение, которого я не требовал от тебя и не ожидал. Значит, наши беседы что-то дали тебе - ведь ты сейчас у себя дома и отдаёшь предпочтение чтению, а не сомнительным развлечениям в вечернем городе. И счастье твоё уже теперь-то какое?: - хорошая книга, тёплые носочки, мягкий плед, чашечка вкусного чая, да тихий дождь за осенним окном. И хотя ты всё ещё иногда ведёшь прежний образ жизни, но уже всё больше становишься другой... Я часто ошибаюсь, но если что-то утверждаю, то уверен в этом... Извини, но я сужу о людях по тому, какие они читают книги, а не по их одежде или содержимому их кошелька. И когда уже я один раз вдолбил себе в голову исцелить тебя, моя хорошая Вероника, то вынужден хотя бы время от времени убеждаться - действует ли моё лекарство. И наилучший способ убедиться - это узнать, что ты читаешь...
Ты спросишь, кто дал мне право вести себя так? А я отвечаю: глубокое соучастие, которое я чувствую к тебе, к твоей судьбе и к твоей душе, которая, несмотря на всевозможные низменные соблазны, по всяк час со стороны навязываемые людям, сохранилась ясной и чистой! Настоящие человеческие ценности теперь большая редкость.
Или я ошибаюсь? Если ты не ценишь всего того прекрасного, что заложено в тебя природой от рождения, то тогда наслаждайся тем, что лежит под ногами. Скажи мне только, что ты счастлива в суетливой публичной жизни, и я замолчу. Но если ты скажешь мне, что мир с его продажными иллюзорными наслаждениями вызывает в тебе удовольствие, тогда не жалуйся на свои беды и не требуй к себе уважения. Каждый имеет то, что сам себе заслужил. Не деньги и зависть к ним делают нас счастливыми, а лишь бескорыстная любовь. Много людей в этом мире до последнего дыхания борются за материальные блага. Но, насколько я понял, ты теперь не очень стремишься к ним, потому что они у тебя уже вызывают тошноту и отравляют любое наслаждение истинными ценностями. Я это прекрасно понимаю, и потому не упрекаю за прошлое баловство, а лишь приятно удивляюсь: как тебе, такой красивой и умной женщине, в этом изуродованном мире с его навязчивыми лживыми ценностями удалось прийти к светлой мысли, что от жизни можно взять нечто иное, более ценное, чем сомнительные друзья, хмельные развлечения, материальные богатства, да ложные наслаждения.
У тебя по-другому. Ты где-то совсем рядом с истинной дорогой... А что если тебе, женщине с таким большим душевным дарованием, стоит задуматься о какой-нибудь лучшей женской участи, кроме обязанностей матери и хозяйки по дому? Например, стать учителем в более широком значении этого слова - «сеять разумное, доброе, вечное» в полном смысле этого предназначения? У тебя б получилось. Но, чтобы научать других, сначала надо самой подняться хотя бы немного над туманом, который окутывает нашу повседневность. И прежде всего я хочу побудить тебя к тому, чтобы ты окончательно перестала забавляться теперешней жизнью и не упустила время, отпущенное тебе на всё про всё. И чтоб поняла, что никто другой, даже если он будет семи пядей во лбу, ничего не сможет сделать за тебя, поскольку делать-то приходится каждому самому за себя! А ещё я хочу влить в твоё сердце то, самое ценное лекарство, которое называется - Любовью. Да, да, да, мой настоящий друг! Что бы ты ни говорила, а я уверен, прежде всего тебе необходимо научиться любить, - а иначе можно самое важное потерять навсегда!..»
Внимательно прочитав это письмо, я проникся уважением к тому мужчине, и к Веронике тоже...
- А что было дальше? Что произошло у тебя с ним, где он сейчас? - вопросительно глядя на неё, участливо поинтересовался я.
- Однажды рано утром он пришёл ко мне, - продолжила свой рассказ Вероника, и снова на глазах у неё заблестели слёзы, - вошёл, и прямо с порога сказал:
- Выходи за меня замуж!
В ответ я упрекнула его:
- Ты, наверное, плохо выспался?..
Тогда он без лишних слов сообщил мне, что у него давно болит сердце, и врачи - ещё раньше - рекомендовали сделать операцию. А вчера, при очередном обследовании, настояли, чтобы он немедленно лёг в больницу. А я на это ему в лицо рассмеялась и грубо отрезала, мол, что теперешняя медицина на высоком уровне и непременно вылечит ему его болящее сердце, и что после этого он найдёт себе более достойную жену и проживёт с нею долгих сто лет. Он же тогда от слов моих тех внезапно побледнел, и уже выходя из дома, как-то потерянно произнёс:
- Жизнь без тебя для меня не имеет смысла, и даже со здоровым сердцем... И - ушёл...
Она снова умолкла... Я взглянул на часы, было около двух ночи...
После долгой паузы она сквозь слёзы продолжила:
- Где-то посреди дня, когда я была на работе, меня внезапно, как молнией, пронзили слова те его: - «Жизнь без тебя для меня не имеет смысла!..» У меня внизу живота что-то сжалось: а вдруг с ним произойдёт что-то непоправимое?... И тут же я подхватилась как подстреленная, никому ничего не говоря, в чём была одета выбежала на улицу, схватила такси и полетела в больницу. И всю дорогу всё громче и громче молила: «Не ложись на операцию!.. Не ложись на операцию!.. Не ложись на операцию!.. Умоляю: не ложись на операцию! Я еду за тобой! Я знаю, как тебя вылечить! Я всё тебе расскажу: как сильно люблю я тебя! - Что никого в жизни я так не любила! - Как нетерпеливо жду тебя каждый Божий день! - Как всё время мечтаю взять тебя за руку и шагать с тобою, шагать, шагать и шагать куда глаза глядят - лишь бы только вместе с тобою!»...
Вбежала в отделение. Меня спросили:
- Вы к кому?.. - А кто вы ему?
- Принцесса его я! Жена ему я, жена!!! - задыхаясь, взволновано выпалила я.
Тогда ко мне подошёл пожилой доктор, по-отечески взял за плечи, увёл в свой кабинет, усадил в кресло, поставил передо мною стакан воды... и, помолчав, тихо произнёс:
- Мне жаль, но его больше нет... наша медицина оказалась бессильна...
...Мой счастливый мир - рухнул, - утирая слёзы, всхлипывая, продолжала тихо говорить Вероника. Он рухнул мгновенно, стал грудой развалин сразу же, как только доктор произнёс последнее слово. Белый свет сошёл с моих ясных очей. Всё, это конец… Что со мной было потом, что я делала, где ходила - не помню до этих пор... Пришла более-менее в сознание примерно через неделю. Перед глазами появился какой-то свет. Осмотрелась - я лежала в своей постели в верхней одежде и крепко обнимала Большого плюшевого Мишку - того самого Мишку, которого он подарил мне в день моего рождения...
Снова наступила пауза... Она долго-долго и горько-горько рыдала...
- А что было потом, как ты жила, что делала? - когда она чуть успокоилась, осторожно поинтересовался я.
...Теперь она, пересилив слёзы, принялась рассказывать мне о таком сокровенном, о чём никогда не прочтёшь ни в одной правильной книге, и никогда не увидишь по телевизору. Видно, так поступают люди в очень тяжелую минуту, или на исповеди... До мельчайших подробностей она рассказала мне о всех тех переживаниях, которые испытывает женщина в одиночестве, о тех чувствах, которые бушуют в ней и которые она готова безвозмездно подарить своему единственному мужчине, излить ему всю свою преданность, всю-всю до крайнего предела женского самоотвержения, о тех мыслях, страданиях, душевной боли, муках, муках, бесконечных муках... Одним словом - она поведала мне абсолютно всё, что было с нею, ничего не скрывая и не приукрашивая. И после прибавила, что готова в любую минуту, не задумываясь, пожертвовать собой, чтобы вернуть его сюда, или уйти к нему туда...
А я всё слушал, слушал, сострадал, и слушал… И подумалось мне тогда почему-то, что у каждого человека, если он живой и нормальный, возможно не часто, но само собой наступает потребность выговориться, рассказать, как всё случилось на самом-то деле, что он испытал...
Видимо такое состояние возникло в тот раз и у Вероники. А я был добрым слушателем.
Всё то время я сидел весь во внимании и боялся шелохнуться. Порой мне казалось, что она вообще забывала о моём присутствии. А меня бросало то в жар, то в холод... За ту ночь я столько много узнал о секретах женской души, чего не узнаешь в ином случае и за всю свою жизнь. В тот раз Вероника впустила меня в наиболее сокровенные тайники её сердца...
Но поверьте: всё то, что я услышал тогда, очень непросто передать словами на бумаге... да и стоит ли...
Ночь подходила к концу.
Надо было идти.
Я рассчитался с нашим официантом, оставив ему хорошие чаевые - за терпение до последнего клиента, он улыбался и выглядел совсем как живой. Мы вышли на улицу.
И в тот же миг меня охватила нежная прохлада зарождающегося благословенного утра. Где-то высоко-высоко в бледном небе тихо гасли огромные звёзды. С востока виднелся уже слабый свет. Каждую секунду в природе что-то менялось. Её свежесть опьяняла светлыми предчувствиями. Томно пахли цветы. Ликовали птицы. Обновлялся весь мир.
Краски города окончательно просыпались... И только люди всё ещё досыпали свои тяжёлые сны...
И подумалось мне в этот девственный час: эх, люди мы, люди... как часто мучаем мы один одного - то нечаянно, то нарочно, то в беспечности, то от жестокости, то страстью, то холодом, то в роковом скрещении жизненных путей. Как часто эти несчастные люди, тупо погрузившись в свои повседневные мелочи жизни, не замечают главного и проходят мимо врат своего рая! Эх, люди, люди...
Мы направились на остановку автобуса. Я взглянул на печальную Веронику, и чтобы встряхнуть её, громко сказал:
- Эй, Вероника, а ну-ка проснись! Взгляни, какая вокруг красота! Очнись и живи, всё это происходит для тебя! Всё это принадлежит тебе! Открой пошире глаза и впусти в себя яркое солнце! Попробуй на вкус свежий ветер! Вдохни полной грудью запах цветов! Насладись этой радостью утра сполна! От этого ты сможешь забыть о себе и о горе своём, и вот тогда вновь превратишься в живого счастливого человека.
В ответ была тишина, ни единого слова. Она напряглась, как струна, похоже, пыталась понять, что я намеревался этим сказать. Но, если по-честному, то мне и не хотелось, чтобы она что-то сейчас говорила. На самом деле в эту минуту я в глубине души страстно желал, чтобы она прислушалась к словам моим и меня услыхала всем сердцем.
А между тем совсем рассвело. Мне пора было ехать в столицу на переговоры.
Вероника проводила меня до автобуса. Разумеется, я возражал, - ведь ей через несколько часов нужно было уезжать в Италию, а для этого ещё надо приготовиться, собрать вещи. А она, успокаивая меня, сказала, что и собирать то нечего: почти всё, что можно было, заранее продала, в том числе и уникальную библиотеку. Здесь остаётся домик, в котором пока поживёт старшая дочь. Ей уже шестнадцать лет, и у неё есть парень, на которого можно положиться. А с собой берёт деньги, младшую дочь и... Большого плюшевого Мишку!
Сказала, а потом взглянула на меня тепло, с лёгкой печалью, и застенчиво улыбнувшись, проникновенно добавила:
- Ну, вот, теперь ты знаешь о моей жизни - абсолютно всё! Возможно, что мы уже больше не увидимся, поэтому не думай обо мне худо! - хорошо?
- Ладно! - пообещал тогда я. - И, улыбнувшись, добавил:
- А знаешь, мы можем увидеться, - я приснюсь тебе в твоём сне, и даже - трижды!
В мгновение радость засияла на её лице и уголки губ приподнялись:
- Как? - тут же спросила она с выражением лукавой виноватости.
- Как сама пожелаешь того! - ответил ей я.
И она, глядя в глаза мне, заплакала. Но в этот раз плакала легко и непосредственно, с признанием того, что кроме горя ещё есть и радость. И слёзки, прозрачные и чистые, капали из её опечаленных глаз, словно щедрый берёзовый сок в апреле с ветвей. Я обнял за плечи её и постарался как мог успокоить.
После она мне сказала:
- Я буду с благодарностью вспоминать тебя. - И протянула мне свою руку, резко пожав мою. И обещала просьбу мою выполнить, и позвонить... потом, когда-нибудь.
А я почти что точно знал без дальних пояснений, что вижу её в последний раз, последний раз с ней говорю. И готовился сказать это ей, но вдруг испытал укоризну к бесцельным словам в такой ситуации - и промолчал. Да и не в силах был тогда и слова вымолвить...
- Прощай! - держа меня за руку и пристально глядя в глаза, мягко сказала она, - ты такой человек, с кем можно обо всём открыто беседовать, приятно, честно и долго... Ты помог мне излить мою душу, внимательно слушал меня, выразил мне сочувствие и понимание… - И, после твоего со мной разговора, мне стало легче... я словно бы прочитала хорошую, нужную книгу, из которой сумела понять, что пока есть жизнь, есть и счастье, и эта, твоя добрая книга заставила меня опять мечтать! - А это означает, что в конце моего тоннеля забрезжил тёплый и ясный свет! - благодарю тебя от всей души!
За этим нежно обняла меня и намочила мой пиджак солёными слезами расставанья...
Я не впервые слышал в свой адрес тёплые благодарственные слова, и всякий раз им радоваться мог. Однако ж сейчас было не до того, потому как в тот момент на сердце у меня была грусть и досада, поэтому я ей сказал:
- Ладно. Если ты не хочешь заставить меня краснеть, то не благодари, а если будешь вспоминать обо мне, то вспоминай, да только не очень часто.
И вдруг в её глазах сверкнули лукавые искорки:
- А может не ехать мне никуда? - спросила невинно она.
Я взглянул на неё, лицо её светилось радостью. Перемена была разительной. Как это здорово! - промелькнуло у меня в голове. Вспомнилось, как кто-то из мудрых изрёк, что перемены происходят в тот самый миг, когда человек понимает, в чём состоит разгадка его проблемы. Любая ошибка ценна выводами.
Но не сразу ответил я ей. Чуть подумав, спокойно сказал:
- Если на то пошло, то запиши меня в свой список друзей, которым ты под Рождество посылаешь открытки...
Я уезжал. А она, прижав цветы к груди, стояла у края дороги одна-одинёшенька. Стояла, и чему-то она то радостно, то грустно улыбалась. И с надеждой мне вослед глядела...
А на дворе всеми красками радуги цвело благодатное лето! Тёплое лето цвело и благоухало в нашем, таком родном и восхитительном городе, сотворённом для счастья.
А мне хотелось плакать. Да вот только автобус был полон людей, - и от этого делалось ещё горше. Почему так, почему?