Отзвуки детства

Феодор Мацукатов
    Еще подростком мне не раз приходилось посещать кладбище ночью. Виной тому была наша корова, которая, возвращаясь вечером с пастбища, с удивительным постоянством убегала туда и мирно паслась, ставя меня перед отчаянной необходимостью идти за ней, поскольку в ином случае мне грозило неминуемое наказание со стороны отца. Я не сразу отправлялся в дорогу, моля бога и надеясь, что она сама придет домой, но бог почему-то не слышал меня.
    Ивановка, моя родная деревня среди бушующих лесов и живописных гор, оторванная от цивилизации и живущая по своим, в гармонии с природой, законам. Она так и осталась в моей памяти как зеленый рай, красивее которого мне так и не довелось увидеть. Нигде еще я не встречал такого гармоничного уживания людей с природой, к которой люди относились с трепетом и уважением.
    Электричество у нас было далеко не всегда доступной роскошью, поэтому борьба с тьмой была неотъемлемой частью жизни сельчан. В каждом доме было не по одной керосиновой лампе, а сам керосин в деревне был своего рода твердой валютой. На всякий случай были также припасены лучины, которые мы добывали из старых сосновых пней. Люди ложились спать сразу же по завершению работ по хозяйству, а просыпались с первыми лучами солнца. Днем деревню можно было увидеть издалека, но в ночное время суток она зачастую не подавала признаков жизни, поскольку от нее не исходил ни один лучик света.
    Предметом моего особого восхищения в Ивановке было ночное небо. В ясную безлунную ночь оно было усыпано мириадами разных по величине и яркости звезд, массовое скопление которых местами обозначалось в виде бело-голубого галактического тумана. В полнолуние звезд было гораздо меньше, но зато вся земля, горы, деревья, дома покрывались загадочным, удивительно мягким и романтическим сине-голубым светом. В такие дни я выбирал укромное место, так, чтобы меня не застукали за этим странным занятием, и подолгу смотрел на небо. И мечтал. Мечтал о том, что быть может, там, в безбрежных просторах вселенной существует нечто красивое и непознанное. И что, может быть, там есть такие же, как мы, разумные существа. И, может быть, они сейчас наблюдают за мной,  им известны мои мысли и чаяния, когда-нибудь они прилетят за мной и помогут мне осуществить все мои мечты. А мечтал я, помимо прочего, влюбиться в красивую инопланетянку, и улететь с ней в безбрежный космический океан. Именно в те годы я посмотрел фильм «Молчание доктора Ивенса» и безнадежно влюбился в его героиню. Я мечтал, чтобы та, что прилетит из космоса ко мне, была похожа именно на нее…
    В четырнадцать лет я уехал из деревни в город к сестре для продолжения учебы, поскольку у нас была  восьмилетняя школа. На новом месте я сразу же понял, что мне чего-то не хватает. Это было то особое единение человека с природой, в атмосфере которого я вырос, и с которой меня насильственно разлучили, как грудного младенца с матерью.  И звездное небо. В городе оно было совершенно другим, бедным и невзрачным. Я долго не мог понять, почему это так. Лишь потом стало ясно, что в этом виновата атмосфера города, загрязненная не только пылью и гарью, но и самим городским светом. Мне тогда казалось, что горожане даже не понимают, насколько они обделены, не имея возможности созерцать царственной красоты чистого ночного неба.
    Но, увы, и в Ивановке небо не всегда было чистым. Нередко бывали периоды, когда на землю опускалась кромешная тьма, которая будто старалась раздавить, растворить в себе все мечты о красоте и покое. Помнится, туманы с дождями иногда продолжались чуть ли не месяцами. В такое время мою юношескую душу пронизывала какая-то черная тоска по свету и теплу. Выходить из дома ночью в такую погоду было очень страшно, а передвигаться по улицам приходилось буквально на ощупь и в абсолютной темноте.
    Именно в таких условиях нередко приходилось идти за коровой на кладбище. Я буквально насиловал свое существо, заставляя его преодолевать животный страх, словно во мне существовали две противоположности – повелитель и раб. Я мастерски научился изготавливать факел. Для этого тряпку хорошо смачивал в керосине, затем обволакивал ее в древесной золе и плотно прикручивал стальной проволокой к деревянной палке. Но это мало помогало. До кладбища было около километра, а мой факел догорал в течении 10 минут. Поэтому я поджигал его перед отправкой в дорогу и почти бегом пускался в путь. На подступах к кладбищу я его тушил - какое-то инстинктивное чувство не позволяло мне входить туда с факелом в руках. Затем крестился и делал шаг в царство леденящего душу страха… Тот, кто не испытал этого, никогда не сможет понять меня.
    Войдя в ворота, мое существо переходило в совершенно иное состояние. Мне казалось, что малейший шорох или движение какого-либо предмета может вызвать у меня оторопь. Я старался не думать, насильственно подавлял свое зрение и слух. Передвигался мелкими шажками, стараясь не раскачиваться, словно катился на колесиках…
    Народ Ивановки был набожным и глубоко верующим. На 144 дома в деревне и вокруг нее жители своими силами построили 11 церквей и церквушек. Помнится, в самые глухие коммунистические времена мы отмечали все религиозные праздники, посещали церковь, молились, не считаясь ни с какими канонами власти. До сих пор удивляюсь, как это людям сходило с рук?!
    В морозные зимние вечера у нас дома нередко собирались взрослые. Играли в карты и рассказывали разные истории. Я тихо сидел в сторонке и с упоением слушал их. Нередко рассказывали про мистические превращения мертвых. После этого меня неизменно одолевал страх, от которого потом не так легко было избавиться…
    Войдя в ворота кладбища, мои ноги машинально вели меня к одному и тому же месту. Это была могила молодого и удивительно красивого парня с именем Алексей. Его мать и сестра каждый день посещали ее, и я сам не раз был  свидетелем их плача – обреченного, полного трагедии и безысходной печали. И так продолжалось из года в год много лет подряд…
 Насытившись густой и сочной кладбищенской травой, корова всегда ложилась рядом именно с этой могилой. Увидев меня, она покорно вставала и отправлялась в дорогу, видимо чувствуя, что за моим страхом кроется еще и негодование. На самом деле в этот момент я испытывал большое облегчение, просто-напросто любил ее, чувствуя рядом это живое существо. Не произнося ни одного слова, я молча следовал за ней. А, выйдя за ворота, я испытывал тихое ликование, вместе с тем стараясь не оборачиваться назад.
     Путь домой был гораздо легче. Я знал, что достаточно идти четко за коровой, для которой кромешная тьма будто и не существовала, каким-то неведомым мне чутьем она прекрасно чувствовала дорогу…