Глава двадцать пятая
Когда много вароса
Огромное тело Медова, металось в жару на слишком маленькой для него лежанке. Находясь в полубреду, в полузабытье, полусне – он пытался думать. Что-то тревожило его, но тревожащая мысль ускользала, убегала, не давала понять себя. И Медов гонялся за ней, по дому, по городу, по степи, по времени. А она манила, подпускала к себе, как можно ближе, дразня своей мнимой доступностью, и вновь ускользала из-под самого носа.
Шогат, узнав, что он уговорил Неву отправиться на Вилату, милостиво позволила остаться в ее доме. Хоф занял комнату напротив спальни девушки.
Он долго не мог прийти в себя после поцелуев Невы. Донет видел с ее стороны к себе только ненависть, внимание, когда в ней жил варос и снова ненависть после. Он не ожидал, что полюбит ее, и боялся собственных чувств. Он никогда не любил, дожил до семидесяти лет без женщин. Не поздно ли начинать сейчас? Пусть даже, саурехи и готовность к перевоплощению делали его, внешне, намного моложе, его сверстников, просто людей, но все же он старик, он старик для нее. Как можно серьезно думать об этом. Да Медов и не думал, в нем не было нужной смелости. Он просто, не мог оставить Неву, не мог бросить ее на произвол судьбы, в своем слепом поиске сестры. Он волновался, впервые волновался о другом человеке.
Но что это было в комнате Невы?
Девушка поцеловала его. А он, когда он целовался в последний раз? Донет не помнил. Наверное, его когда-то целовала мать, что-то смутное о том далеком образе женщине, еще жило в его памяти. Да, в его жизни была женщина, по крайней мере, пока ему не исполнилось десять. Он слишком рано открыл в себе способности хофа и ушел, просто ушел в степь. Сам, без спроса и ведома родителей.
Донет горько ухмыльнулся. Нева заставила его вспомнить о детстве. Воскресила напрасные воспоминания. Медов предпочитал оставлять прошлое, в прошлом. Он не возвращался в него даже мысленно. Никогда не сожалел о сделанном, о своем выборе одиночества.
Но Нева? Что с ним случилось? Почему прикосновение ее губ не уходит из его головы? Осталось. Заставляет чувствовать то, что чувствовать нельзя. Ему необходимо избавиться от чар навеваемых девушкой.
Тупо болела левая рука. Ныла. Холодная, чужая. Медов удивленно посмотрел на кусок ткани, врезавшийся в запястье. Что это? Быстро освободил руку, стал сжимать-разжимать непослушные пальцы, до тех пор, пока тысячи иголок не вонзились оживляющей болью в похолодевшую плоть. Мысли с новой силой забурлили в его голове, но теперь не о чувствах.
Повязка была памяткой. Но о чем?
Ему угрожает опасность?
Снова, почему-то, вспомнились губы Невы. Боль в руке и поцелуй говорили об одном. Медов обратил внимание на возникшую интуитивную связку. Он привык быть внимательным к собственным мыслям, к тому, что выдает подсознание.
Итак, губы и памятка.
Что связывало эти явления?
Медов напряженно задумался, а потом озарение – чувства, ощущения, вот что связывает их!
Воспоминания, прорвав плотину, врывались в его мозг.
Невероятно! Что бы проникнуть в Кавлот, он смог все забыть! Он должен был выглядеть одержимым желанием перевоплощения, но потерявшим все человеческие желания. И он выглядел таким! А на самом деле он хотел позаботиться о Неве! Все стало на свои места.
Тише-тише. Он среди вогуров. Спокойствие.
Медов глубоко задышал, успокаивая себя.
Но что он наделал?
Он дал свое согласие полететь на Вилату. Более того, он уговорил Неву.
Несколько часов он не был собой. Насколько глубоко он перевоплотился? Медов подозревал, что смог перевоплотиться глубже, чем это было возможно. Он думал как вогур! О, как же он похож на властелинов, своим умением перевоплощаться! Почему он такой? Когда таким стал? Может быть, всегда был таким?
Вогуры приняли его в свои ряды, открылись перед его разумом, дали ощутить нюансы перевоплощения. Все, что способствует смене личины.
Как выяснилось, внешность не может быть четко закрепленной для тех, кто легко отождествляет себя с пустотой. Кому нет дела, до мелочей, до бездны мелочей, что охватывают разум каждого человека.
Вогуры оказались пустыми созданиями. Некими сосудами, в которые можно было что-то вливать, перемешивать это что-то в них, а потом без сожалений выплескивать наружу.
Пустые сосуды, которые по ошибке позволили влиться в себя человеческой сущности.
Еще минуту назад, он не понимал, что люди вредная пища для вогуров. Не понимал так же, как это не понимают и они! Но, вспомнив о себе, и о своих чувствах он увидел все в новом свете!
Вогуры поглотили то, что не смогли переварить. Они до сих пор пытаются усвоить, то, что усвоить нельзя. По крайней мере, так, как делали это прежде. Люди оказались особым блюдом, и простое поглощение вело лишь к поддержанию умения думать. Но чего-то не хватало, важного элемента, без которого, вогуры сколько бы не ели человека не могли насытиться полностью, не могли заполнить свою пустоту, так что бы стать кем-то определенным.
Когда вогуры съели роктов, они смогли научиться считать, когда поглотили босвалд, увидели первые сны, артодосы, дали им умение читать мысли.
Каждый из поглощенных народов обогащал вогуров, менял их, делал сильнее.
А потом они прилетели на Вилату. Жителей Вилаты, можно было бы назвать братьями жителей Нираны. И те и другие были очень похожи внешне. Отличие – разные уровни развития цивилизации, но не только, не это было главным. Главным было то, что жители Вилаты были все, как один блондинами с черными глазами и все, как один были озабоченны вечной жизнью. Все что они делали, было направленно на достижение этой цели. И они добились своего, своеобразным способом, но добились.
Жители Вилаты стали вечной частью вогуров.
О, бессмертие – ты обратилось ловушкой!
Медов беспокойно перевернулся с боку на бок.
Вот-вот, где-то здесь, спряталось нужное понимание.
Медов был готов сделать важное открытие, когда вдруг ощутил, что в комнате не один. Уже не один.
Донет открыл глаза и медленно повернул голову. Рядом с лежанкой стоял ребенок. Стоял и пристально его рассматривал. Настоящий человеческий ребенок в цитадели вогуров. Вопреки всему.
Медов не слишком удивляясь, приподнялся, сел и уставился на мальчика столь же внимательно и пристально, как делал это ребенок в отношении него.
-- Ты кто? – первым нарушил безмолвное рассматривание хоф.
-- Ты, - прозвучал краткий ответ.
-- Я? – Медов ухмыльнулся. – Я. Да, да конечно. Ты – это я. Что же я старый дурак, не могу понять этого. Все же так просто.
-- Да, просто? – Донет жестко-вопрошающе поглядел на ребенка.
-- Покопайся в своем прошлом. Ты найдешь там меня. Себя. Не нужно отворачиваться от прошлого, не нужно прятаться. – Невозмутимо ответил ребенок.
«Прошлое, опять прошлое, сегодня все тыкает меня носом в прошлое» - подумал Медов. Он продолжал смотреть на мальчика, а сам погружался в воспоминания.
Хоф – многоликий человек.
Ты истинный хоф, Донет Медов?
Да, истинный, и таких единицы. Вас пересчитать по пальцам, тех, кто решился отказаться от себя.
Помнишь?
Двенадцать лет назад, ты болел, ты думал, что у тебя степная лихорадка. Невозможное. Ты же всегда жил в открытой степи, ты был ее настоящим ребенком. Но все же, ты валялся в бреду, метался, и твой мозг горел.
Что было до этого?
Варос, огромная, смертельная доза вароса. Ты напрасно подумал, что он не подействовал. Это он жег тебя изнутри, сжигал твою кровь. Ты хотел зайти дальше, всех возможных пределов и зашел. Зашел за свою смерть.
В этот миг, в далекой Адокме, от родовой боли кричала женщина. Обычная женщина, рожала обыкновенного малыша. Он был бы обычным, если бы твое растекшееся под варосом сознание не металось в слепом поиске по всей планете. Сознание верный заложник тела, и оно никогда не покидает его надолго. Оно само ищет его, и само к нему тянется. Тела – это магниты большой силы. Магниты с разным сроком действия.
Так получилось, что в тот раз сработало сразу два магнита и твое сознание притянулось одновременно к двум телам. К твоему старому, тому над которым ты постоянно проводил эксперименты и к новому, только что родившемуся.
Родители того мальчика назвали его Тако – долгожданный. Но ребенок, как только научился говорить, заявил, что его зовут Дада – несущий, а потом тихо и удивленно добавил - Медов Дада.
-- Хм, Дада Медов, как ты нашел меня?
-- Притяжение. Ты разве не ощущаешь его?
-- Нет, - хоф прикрыл глаза, будто бы прислушиваясь к чему-то внутри себя, - нет, - уверенно добавил он, открыв глаза и прямо смотря на мальчика.
-- А сны? Разве я не снился тебе? – не смог скрыть удивления Дада.
-- Сны? Почему ты спрашиваешь про сны? Что ты знаешь о моих снах? – насторожившись Медов подался вперед.
-- О твоих ничего, но в моих ты бываешь часто.
-- И что я делаю?
-- Ничего, просто присутствуешь, наблюдаешь, смотришь. Ты как тень в моей тени.
-- Да, тень. Похоже на меня. – Усмехнулся Медов и снова серьезно. – Что еще ты видишь?
-- А что ты хочешь узнать? – усмехнулся в свою очередь Дада, так похоже усмехнулся, так по медовски.
Хоф помедлил, раздумывая, или, может быть, решаясь, а потом выдал немного напряженным голосом:
-- Дверь? Ты видел черную дверь?
-- Ты хочешь сказать кляксу? Подвижную, мерзкую кляксу, что связывает две планеты?
-- Тссс, - Медов быстро зажал рот Дада, ладонью. Огромная рука хофа закрыла почти все лицо ребенка, остались лишь удивленно моргающие глаза.
-- Молчи! Не называй ее так! Она своенравна, иногда мстительна. Из-за нее я больше не смотрю сны. Отказался, когда понял, что она ненасытна, что хочет затянуть меня. Что проникает в мои сны, без моего желания, помимо моего желания, вопреки ему. – Зашипел Медов в округлившиеся глаза мальчика.
-- А ты? Что она делает с тобой? – отводя руку, вдруг спросил он.
-- Она не делает со мной ничего. Я пользуюсь ею! – с вызовом сказал мальчик, отступая от хофа, подальше от его рук.
Медов резко глянул на мальчика. Настороженно. В его взгляде ясно читалось сомнение.
-- Ты хвастаешься? Нет, – Донет покачал головой, - ты не глупый ребенок. Если ты мое сознание, ты должен быть похож на меня. Ты серьезен, всегда серьезен, как и я. Но тогда ты говоришь правду. И это значит, ты или попал в ловушку двери и она еще покажет себя во всей красе, или… - Медов замолчал, пристально разглядывая мальчика, - или ты и правда смог с ней найти общий язык. Рассказывай, - сказал хоф, откидываясь на подушку.
Дада ухмыльнулся и бесстрашно уселся на лежанку рядом с Медовым.
-- Я расскажу тебе все, но прежде. Но прежде ты должен помочь моим друзьям проникнуть в город. – Мальчик с твердой уверенностью смотрел в глаза мужчины. Тот не стал спорить.
-- Кто они?
-- Степняки и недовогур.
-- Ты же знаешь, в город ведут две дороги. Ты или пища, или кандидат на перевоплощение. Как я могу помочь?
-- Донет, как мы с тобой сейчас общаемся? – задал со своей стороны вопрос Дада.
-- У меня снова лихорадка, - сказал Медов, - я снова брежу. Вароса во мне более чем достаточно, для любых видений. Но вот почему я вижу тебя? Я искал ответы на свои вопросы. – Донет с новым интересом посмотрел на мальчика. – Ты тоже принял варос? Я угадал?
-- Нет, - покачал Дада головой, - мне не нужен варос, что бы встречаться с тобой, но я действительно заболел. Мои друзья пытаются привести меня в чувство, и у меня не так много осталось времени. Мы должны успеть придумать способ.
-- Зачем? Зачем вам в город? Почему я должен помогать? – пожал плечами Медов, вновь садясь на лежанке. – Мне хватает проблем. Я не ищу новых.
-- Ты недавно перевоплощался. Очень качественно перевоплощался. Ты смог стать на время настоящим вогуром. Думал как они. И что? Что ты успел понять? Я понимаю, трудно соотносить мышление человека и мышление властелина. Но попробуй. Ты же помнишь, о чем думают вогуры?
-- Я именно этим и занимался, пока не явился ты. – Помрачнел Медов. – Да, я уловил проблему. Ни вогуры, ни люди не смогут ее заметить и тем более понять. Нужно быть перевоплощенным, иметь возможность смотреть с двух сторон. Нужно понимание обеих рас одновременно, что бы разглядеть… - Медов с силой сжал виски и закрыл глаза, - разглядеть… что… мы… поедаем друг друга. – Медленно он выдавил из себя, и быстро открыв глаза, дико уставился на Дада.
-- Мы подобны двум змеям, нечаянно заглотившим хвосты друг у друга! – выдохнул Донет. – Никто не понимает! Нужно остановить это!
-- Не получится, - вздохнул Дада, - я уже думал об этом. Как ты заметил, нужен взгляд с двух сторон, только тогда можно заметить проблему.
-- Вогуры телепаты – они поймут! – уверенно выдал Медов.
-- Нет, - покачал головою, мальчик. – Они пустые телепаты, они просто воспринимают, но не принимают. Ты же знаешь, от людей они берут только умение думать. Но это совсем не значит, что они начали думать, как люди. Нет, они просто переняли способность, но пользуются ею по-своему. Они многое копируют, но копируют без понимания. Если в сосуд налить воды, это не значит, что он поймет воду, хотя будет касаться ее своей внутренней поверхностью. И вода, не поймет сосуд, пусть даже и будет находиться в нем вечность. Таковы взаимоотношения между людьми и вогурами. Тесные, но каждый сам по себе.
-- Тогда перевоплощенные. Их много. Они уже стали отдельной и новой силой. – Высказал новое озарение Медов.
-- Да, пожалуй, - согласился Дада, - перевоплощенные могли бы понять. Но объяснять нужно не одному, не десятку перевоплощенных, а сразу всем, кто живет в этом городе. Тогда может… - Дада вдруг замолчал, напряженно прислушиваясь к чему-то, потом проговорил быстро. – Я прихожу в себя, будь у каньона, сегодня вечером…
Мальчик исчез из комнаты, не растворился, не рассеялся, а просто исчез, так быстро, что Медов не успел и глазом моргнуть.
Жар оставлял тело хофа. Воспользовавшись возможностями вароса, Медов медленно возвращался в реальность. Просыпался. Вспомнил. Проснулся, резко вскочил на лежанке.
Что это было? Дада? Отдельно живущая часть его самого? Как сын? Или нет, как он сам? Но если мальчик – это он, то разве это не значит, что мысли их должны быть доступны друг для друга? Мысли одного человека. Нет, они отдельны друг от друга. Разные, но при этом одно. А ведь он солгал Дада. Он чувствовал его, все эти годы. Медов знал-ощущал тоску по самому себе, но не понимал ее. Теперь все стало ясно.
Что там сказал Дада? Быть вечером у каньона, на входе? Он придет.
А пока нужно подумать о себе, о Неве, о своем обещании лететь на Вилату.
Отлет назначен на сегодня. Вечером. Дада вовремя подоспел. Приди он на пару часов позже, Медов бы был уже вогуром и стоял бы на взлетной площадке рядом с Невой и Иваной.
Или не стоял бы? Помогла бы ему его памятка?
Медов не мог ответить на этот вопрос. Знал только, что сейчас все изменилось и полет на Вилату отменяется.