(Перевел с английского Александр Пахотин)
Глава 31
Молодым мужчинам разрешалось, если они не были заняты другими делами, присутствовать на собраниях Совета Старейшин, они проходили каждую луну под самым древним баобабом Джуффура. Шестеро старейшин, сидящих на выделанных шкурах, казались Кунте не моложе древнего баобаба. Напротив старейшин сидели те, чьи споры или просьбы рассматривал Совет. За теми, кого заслушивал совет Старейшин, сидели рядами остальные мужчины, соответственно их возрасту – сначала самые старые, затем мужчины возраста Оморо, потом молодые мужчины. За мужчинами разрешалось сидеть женщинам, хотя они присутствовали на собраниях крайне редко, разве что если решалось какое-нибудь дело, дающее пищу для сплетен.
Когда решались чисто хозяйственные проблемы, женщины совсем не появлялись. Но если рассматривались какие-то личные жалобы, то народу собиралось много. Однако всякий шум тут же прекращался, когда главный старейшина поднимал палочку, чтобы простучать имя первого жалобщика. Их дела тоже рассматривались в соответствии с возрастом.
Каждый из жалобщиков вставал и излагал суть дела, а старейшины слушали его, глядя в землю. После этого каждый старейшина мог задавать вопросы.
Если речь шла о споре, то заслушивалась и другая сторона, после чего старейшины поворачивались к публике спиной и обсуждали дело. Обсуждение могло длиться довольно долго. Потом старейшины поворачивались лицом к присутствующим и объявляли о своём решении.
Даже для таких молодых мужчин, как Кунта, слушания стали обычным делом. Жители, которых только что родился ребёнок, просили дополнительный участок земли. Такие просьбы, как и предоставление земельных участков молодым мужчинам, решались быстро.
На первом собрании, которое Кунта посетил, слушался спор двух мужчин из-за плодов фруктового дерева. Его посадил один мужчина, но участок, на котором росло дерево, теперь отошёл к другому мужчине, так как семья первого уменьшилась. Совет Старейшин принял решение оставить дерево за первым, объявив: «Если бы он не посадил этого дерева, то не было бы никаких плодов».
На других собраниях люди часто обвинялись в поломке или утере взятых на время инструментов. Если обвиняемый не представлял свидетелей того, что инструмент был старым, его обязывали выплатить стоимость нового инструмента. Бывали и обвинения в сглазе. Один мужчина утверждал, что сосед прикоснулся к нему шпорой петуха, от чего он сильно заболел. Молодая жена жаловалась, что её свекровь спрятала на кухне растение, из-за которого еда получается невкусной. А одна вдова заявила, что старик, домогательства которого она отвергала, набросал на её пути толчёную яичную скорлупу, из-за чего на неё сваливаются разные несчастья. Если представлялось достаточно доказательств, Совет Старейшин распоряжался вызвать в деревню странствующего колдуна за счёт обвиняемого, чтобы нейтрализовать действие злых духов.
Бывали случаи, когда должников обязывали немедленно рассчитаться, даже если для этого им приходилось продавать своё имущество. А если не было имущества, то должник обязан был отработать на поле того, кому задолжал. Не раз Кунте доводилось видеть, как рабы обвиняли своих хозяев в плохом обращении или в том, что те забирали больше условленной половины урожая. Хозяева тоже частенько обвиняли рабов в нечестности и в намеренной порче инструментов.
Но случалось, что между рабом и хозяином не возникало никаких споров. Иногда даже раб просил вместе с хозяином разрешения жениться на ком-нибудь из девушек семейства. Разрешение на женитьбу должна была получать любая пара. Молодым, состоявшим в слишком близком родстве, отказывали, а для остальных назначался срок в одну луну. За это время жители деревни должны были приходить к любому старейшине и рассказывать ему всё, что они знали о молодых, вступающих в брак. Хорошо ли каждый из них вёл себя дома, когда был ребёнком? Причиняли они вред кому-либо из жителей или нет? Проявлялись ли в них какие-либо отрицательные черты – обман или сокрытие полной правды? Бывал ли мужчина жесток к своим козам? Если что-то подобное становилось известным, то женитьба не разрешалась, поскольку считалось, что эти пороки могут передаться будущим детям.
Порой на собраниях Кунта узнавал, что о некоторых вещах сообщалось только старейшинам. Однажды молодым отказали в женитьбе, так как появился свидетель и рассказал, что мужчина, намеревающийся жениться, как-то украл у него корзину, думая, что его никто не видит. Тогда о краже не рассказали из жалости к мальчику (он был тогда в возрасте первого кафо), потому что в этом случае ему бы отсекли правую руку. Кунта видел, как уличённый воришка разрыдался и признался в своём проступке родителям и невесте. Вскоре он исчез из деревни, и о нём больше никто ничего не слышал.
Побывав на нескольких собраниях, Кунта понял, что большинство жалоб, рассматриваемых Советом Старейшин, шло от женатых и замужних, особенно от мужчин с двумя, тремя или четырьмя жёнами. Самыми частыми были обвинения в неверности. Если обвинения подтверждались достаточными доказательствами, то Совет приказывал виновному отдавать оскорблённому мужу по одной собственной вещи до тех пор, пока тот не скажет: «Хватит!» Обычно такого не случалось, и обвиняемый в конце концов оставался в совершено пустой хижине. За неоднократное прелюбодеяние с чужими жёнами мужчины приговаривались к публичной порке. Наказание приводилось в исполнение последним из обиженных мужей, который наносил тридцать девять ударов плетью в соответствии с древним мусульманским правилом «сорок без одного».
Желание Кунты жениться несколько остывало, когда он слышал бесконечные жалобы мужей и жён. Мужья обвиняли жён в неуважении, в лени, в нежелании заниматься любовью, когда приходила их очередь или в том, что с ними невозможно было жить. Если обвинённая жена не имела свидетелей в свою пользу, то старейшины обычно велели мужу в тот же день выставить из хижины три предмета, принадлежащих жене и сказать трижды этим предметам в присутствии жены и свидетелей: «Я развожусь с тобой».
Самым серьёзным обвинением со стороны жены было обвинение мужчины в неспособности быть мужем. Совет назначал трёх людей, по одному от семей мужа и жены, и одного старейшину, которые в назначенный день приходили и наблюдали супругов в постели. Если двое из трёх пришедших говорили, что жена права, то она получала развод, но если они выясняли, что муж справляется со своими обязанностями, то он мог побить свою жену и даже развестись с ней.
Рассматривалась Советом и просьба двух разведённых женщин и двух мужчин снова вступить в брак со своими бывшими супругами. Совет постановил: «Вы настаивали на разводе, поэтому вы можете снова пожениться лишь в том случае, если каждый из вас предварительно женится или выйдет замуж за кого-нибудь другого».
Для Кунты и его сверстников самым интересным было дело двух вдов и двух старших мужчин третьего кафо. Собравшиеся замерли, когда барабан простучал: «Туда Тамба и Калилу Контех! Фанта Беренг и Сефо Кела!» Двое мужчин одного с Кунтой кафо и две вдовы встали. Фанта Беденг говорила за всех четверых: «Туда Тамба, тридцати двух дождей, и я, тридцати трёх, имеем мало возможностей заиметь мужей», - начала она и далее обратилась с просьбой разрешить им готовить для молодых мужчин и спать с ними. Посоветовавшись, старейшины сообщили: «Аллах одобряет! Вы, вдовы, можете пользоваться мужчинами, а вы, мужчины, приобретёте ценный опыт до того, как найдёте себе жён».
Последним на том собрании решалось дело Джаннех Джаллон, которой было пятнадцать дождей. Вся деревня радовалась и плясала, когда ей удалось сбежать от укравшего её тубоба. Через несколько лун после побега она оказалась беременной, хотя была незамужней, и это вызвало множество слухов. Она бы могла ещё стать третьей или четвёртой молодой женой какого-нибудь старого мужчины, но ребёнок, которого она родила, оказался со странным светлым оттенком кожи и необычными волосами. С тех пор Джанкех Джаллон избегали. Старейшины не стали совещаться, они объявили, что примут решение по этому серьёзному и трудному случаю на следующем собрании.
Кунта, обеспокоенный и до некоторой степени неудовлетворённый последним решением Совета, пошёл на охрану деревни.
Почти всю ночь он думал о ребёнке со светлой кожей и странными волосами, о ещё более странном отце этого ребенка и том, съел бы тубоб Джанкех Джаллон или нет, если бы той не удалось сбежать.
Глава 32
На рассвете, спускаясь на землю с наблюдательного поста и собираясь идти домой, Кунта увидел свой топор и вспомнил о дереве, которое он намеревался срубить для барабана. Поначалу он хотел отложить это до следующего дежурства, так как всю ночь не спал и чувствовал усталость. Но потом все же решил, что было бы не по-мужски откладывать это дело и побежал к реке.
Тяжело дыша от бега, но не задыхаясь, он добрался до густого кустарника, растущего по берегам реки. Немного дальше по течению Кунта свернул в сторону от воды на боковую тропку, которую он сам протоптал, когда ходил до старого мангрового дерева. Подтянувшись за нижнюю ветку, он стал взбираться на своё любимое место почти у самой верхушки. Отсюда в это ясное утро он видел далеко-далеко, до следующего поворота реки, которая всё ещё была покрыта спящими птицами и дальше, до рисовых наделов. В такие моменты Кунта чувствовал особый покой и странное чувство. Оно было даже сильнее, чем то, что он испытывал в мечети. Только здесь он действительно понимал, что всё было в руках Аллаха. Он слышит и видит всё, что существует дольше человеческой памяти и будет существовать после того, как его дети и дети его детей присоединятся к предкам.
Кунта спустился с дерева и пошёл в сторону солнца, пока не дошел наконец до опушки с высокой травой у рощи. Здесь он и срубит подходящий ствол. Он углубился в рощу, чтобы выбрать самое гладкое и круглое дерево. Положив копьё и топор, Кунта стал ходить и осматривать стоявшие поблизости деревья.
Наклонившись к основанию одного из них, он услышал хруст ломающейся ветки. В одно мгновение он обернулся. На него мчалось белое лицо, сверху опускалась дубинка, сзади слышались тяжёлые шаги. Тубоб!
Кунта поднял ногу и пнул человека в живот, тот охнул. Тут же что-то тяжёлое, скользнуло по голове Кунты и обрушилось на плечо. Присев от боли, Кунта развернулся и бросился с кулаками на двух чёрных мужчин с мешком и одного белого с короткой дубинкой в руках.
Мечтая о брошенном оружии, он пинал и колотил врагов, не ощущая ударов дубинки. Все трое разом навалились на него. Кунта увидел лицо и впился в него рукой, надавив пальцем на глаз. Послышался дикий крик. Тут же на его голову опустилась дубинка. В глазах помутилось. Почему он их не услышал, не почувствовал? Из пробитой головы потекла кровь. Оморо! Бинта! Ламин! Суваду! Мади! Ещё один удар - и всё погрузилось в черноту.
Перевёл с английского Александр Пахотин
Конец первой части