Этот рассказ опубликован в альманахе "Хронометр" № 24
И спалось Софье Абрамовне плохо, и утренний кефирчик, со сдобной булочкой, ела без какой либо приятности, и вообще была не в духе - вчера с зятем поругалась. И сейчас вспоминая с чего ругань началась, так и сяк прикидывая, кто чего кому сказал, поняла, что наговорила лишнего!
Зятя своего она не любила. Вот как в первый раз увидела, так и невзлюбила. Не для такого, прости Господи, придура, родив в тридцать шесть лет, она холила и лелеяла свою Беллочку, да с двенадцати годочков, когда муж Левушка ушел в мир иной, она не досыпая, допоздна, портя зрение, сбивая в кровь пальцы, печатала на кухне, чтоб заработать лишнюю копейку, чтоб все у доченьки было, чтоб по людски жилось!
Хотелось Софье Абрамовне, чтоб в зятьях у неё был человек солидный, уважаемый. Ну как зубной техник Лев Аароныч, или заведующий гаражом Борис Аркадьевич, или уж, на худой конец, портной как дедушка Мендель, в руках которого любая дерюжка превращалась в элегантную вещь. Частенько по вечерам, после тяжкого трудового дня, мечталось ей, как пойдет она прогуляться на бульвар Ленина, центральную улицу городка, прозванную в народе "Хаим штрассе", и каждый встречный-поперечный будет с ней раскланиваться, а торговки на рынке станут ласково привечать и товар отпускать с хорошим "подходом", приговаривая:" Доброго здравия Вам Софья Абрамовна! И зятю Вашему, и дочери ... "И как только Беллочка закончила школу, так и отправила её в столицу, в Минск, учится на медсестру, в надежде, что потом, работая на людях приметит её какой не то достойный человек. Да не суждено было мечтам сбыться ...
Привезла доченька жениха: "Вот мамочка познакомься, это Аркаша. Мы решили пожениться!" А Аркаша -то тощий, весь какой-то из себя поцаватый, очкарик. Да к тому же програмист. Для Софьи Абрамовны программирование было чем-то непонятным, чем-то временным, эфемерно ненадежным. Ну что это за специальность? Как этот поц будет семью кормить? Попыталась она, наедине, вразумить доченьку - да куда там! Беллочка только страшно округляла глаза: "Мамочка! Ну как тебе не стыдно?! Мы ж любим друг друга!"
Любовь у них, любят они друг друга ... Пришлось ехать знакомиться со сватами, а те шлепперы, ну ни дать ни взять шлепперы - кроме книжек ничего и не нажили! Крохотная двушка вся книгами заставлена, даже в прихожей полки понавешены. Неудивительно,что и сынок такой же ... Ну да любовь зла!
Сыграли свадьбу. Основательно пришлось Софье Абрамовне кубышку тряхануть, чтоб не хуже чем у других была. Молодые в Минске жить стали, в крохотной комнатенке семейного общежития. Жили небогато, но не жаловались, ничего не просили. А через год и внучек народился, Женечка, и как немного подрос так стали его к ней на лето отправлять.
Внучка она любила, души в нем не чаяла и жалела. Тощенький, весь в папашу, да родители, прости Господи, шаромыжники - ни кола, ни двора не имеют. А жалеючи старалась повкусней накормить, побаловать.
Так и жили, пока в соседней Украине не случилось что-то страшное и все в городке не заговорили об отъезде. Только и разговоров было - те уехали, те собираются. Даже старый пентюх, отставной таксист, матюжник, Иван Карлович, вычитав у себя в паспорте, что он немец, укатил в Баварию. Засобирались и молодые ...
В будний день, самого утра, прикатили тогда Беллочка с мужем. Лица у обоих серьезные.
- Мама! - чуть хрипловатым от волнения голосом сказала Беллочка - Давай присядем, поговорим.
У Софьи Абрамовны даже сердце ёкнуло - не случилось ли чего худого ...Даже дрожь пробрала, так на ватных ногах и плюхнулась на тахту.
- Мы решили уехать. Поедем с нами. Что тебе одной тут оставаться!
- Куда? - тоже охрипшим голосом спросила Софья Абрамовна.
- В Израиль.
- Ну, слава Богу! В Израиль поеду! Там хоть одни евреи живут....
Почти год прошел, пока уехали. Всё бумаги собирали, волокиты было - ой-ё-ёй!
Пока собирались в душе Софьи Абрамовны надежда поселилась - вот уж в Израиле станет Беллочке понятно ,что за фрукт её Аркашенька. А в Израиле всё пошло не так как ей мечталось, как-то странно всё пошло. Аркадий в гору пошел. Через год переехали из обшарпанной, съемной, квартиры в просторный дом. Машину купили. Беллочка родив девочку, которой дали непонятное имя Яэль, тоже на работу, в больницу ,устроилась. Хорошо зарабатывать стала, тогда и вторую машину купили. А зять так, непонятно с чего, видать совсем важной персоной на работе стал, даже по заграницам в командировки ездит. А по вечерам, частенько, звонят ему, спрашивают:"Господин Аркадий дома?"
Господин ... Как же господин он! На ихнем, израильском, языке господин как раз подходяще для Аркашеньки и звучит - адон. Софье Абрамовне это слово казалось неприличным, но она с удовольствием, не без язвы в голосе, кричала вглубь дома: "Адон Аркадий! Телефон." И глядя на подходящего зятя про себя повторяла: "Адон и есть адон!"
А вот самой Софье Абрамовне, по началу, тут не глянулось. У себя на родине, в Беллорусии, казалось ей, что Израиль это этакое большое, патриальхальное , местечко. Всё чинно, благородно, вся жизнь идет по раз и навсегда заведенному порядку! И народ этакий степенный -престепенный. А на самом деле ... Просто ужас! На идиш никто не говорит, а на каком-то гаркающем языке общаются. И все, почему-то, орут, спокойно разговаривать не могут. А люди и на евреев совсем не похожи, да и разные все какие-то. Религиозные так закутанные с ног до головы ходят, а остальные срамота одна, да и только. Мужики в трусах, майках, да тапках на босу ногу ходят и при каждом удобном случае яйца чешут. И тетки от них не отстают - шорты, из которых пол задницы вываливаются и майки с сисками наружу. Да и продукты какие-то непривычные тут, всё у них кашер, да кашер.
Не понравился ей Израиль, поначалу даже и на молодых иногда ворчала - мол зачем увезли её. Да потихоньку прижилась. И театр идишский тут нашелся , и артисты из Союза приезжали, которых в своем городке во век бы не увидала, и один за одним "русские",некошерные, магазины стали открываться. А главное компания пенсионная, в соседнем скверике подобралась. Почти каждый вечер там собираются! А люди-то всё какие - образованные, начитанные, почти все большие посты раньше занимали. Да еще ей, ни дня в этой стране не работавшей, пенсию начислили, с которой молодые ни копейки не брали и она регулярно, каждый месяц, откладывала по три сотенных в две стопочки. Внучкам копила. Родители-то их как были шаромыжниками, так ими и остались - всё у них в кредит да рассрочку покупается...
Грех конечно на жизнь жаловаться и понапрасну Господа гневить, да вот только стала замечать Софья Абрамовна, что дома её за дуру стали считать. Яэльке уж тринадцатый годок пошел, всё девичьи прелести при ней, а на гулянку соберется так одна срамота. Скажешь ей, чтоб поскромней оделась, так губки надует: "Бабушка! Ты штуёт говоришь!" - да еще и ногой притопнет. Вот так-то, штуёт значит, то есть глупости на ихнем, местном языке.
А Женечка в армии сейчас служит. Домой с большим, страшным, ружьем приходит. Ну усадишь его сразу же за стол, домашнего, не казенного, поесть дашь и этак исподволь попросишь, чтоб поперед всех-то не лез, поберегся, а то страсти рассказывают. А внучек только посмеивается, да приобняв: "Штуёт это бабуля, всё штуёт. Не беспокойся!" Да-а, все ему хихоньки да хаханьки, а бабушка значит дура, кроме глупостей ничего говорить и не может.
Да ладно бы только внуки, их дело молодое еще, бестолковое, так и дочь туда же.
Вот в скверике, где по вечерам их компания собирается, есть один умница, Роман Натанович. Так он всё время говорит, что жизнь в долг, как молодые жить привыкли, до хорошего не доведет. И всё у него так складно выходит, доходчиво. Ну Софья Абрамовна иной раз дочке и выскажет, что Роман Натанович думает, а та только глаза закатит:"Мама! И где ты таких штуёт наслушалась?!"
Вот с этих штуёт вчера всё и началось ...
Пришел зять с работы, сидел, ужинал, газету читал, да и говорит:
- Вот мама на Мертвом море санаторий есть, по легочным заболеваниям специализируется. Давайте мы Вам закажем на недельку, съездите, бронхи свои подлечите.
- Спасибо зятек, спасибо. Знаю, что мешаю вам, да не долго ждать осталось, скоро уж на кладбище отвезете. Вы уж потерпите ...
- Мама! И не стыдно Вам такие штуёт говорить? - в сердцах вопросил зять.
Ах штуёт?! Так вот откуда ветер-то дует! Вот кто её за дуру держит, да всех против неё настраивает! И пошло ... и поехало ... Много чего Софья Абрамовна ему наговорила, много чего припомнила ... И как свататься в рубашке без галстука приперся, и как на рынке ему гниль подсунули, самой пришлось идти разбираться, и как сумку с колбасой в поезде забыл ...
Беллочка увела его от греха подальше, а потом не стерпела, высказалась: " Зря ты так мама, зря! Аркаша же к тебе со всей душой, а ты ..."
Зря ... ну конечно же зря ... И чего её понесло? ...Надо своих сегодня чем не то вкусненьким побаловать. Пирожки испечь, с мозгами, как покойница тетя Броня пекла.
Софья Абрамовна быстро собралась. Сперва зашла в пекарню, попросила тесто приготовить. Потом отправилась в магазин к Эфраиму, за мозгами. Но, увы, Эфраим ничем помочь не смог - колбасы, всякие разные, это пожалуйста, сосиски-сардельки тоже, даже сало, а вот ни мозгами, ни печенью, ни какой другой обрезью он не торговал и посоветовал ей ехать к рынку, там недалеко от него есть лавка мясника Моше, уж у него наверняка Софья Абрамовна найдет всё что ей надо.
Доехав до рынка, она сразу же, как ей и объяснил Эфраим, нашла лавку Моше. Да Моше, к сожалению, ни по русски, ни на идиш не говорил. "Как же на их тарабарском мозги-то будут? - про себя размышляла Софья Абрамовна. - Вроде как сехель? Точно - сехель!"
- Ешь леха сехель? - обратилась она к Моше.
-Ма?-выпучив глаза удивленно вопросил тот.
- Что ма? Что ма? Я тебя спрашиваю -сехель ешь леха?
Моше, так и оставшись с выпученными глазами, что-то пробормотал. Софья Абрамовна уловила лишь одно знакомое слово - бейцим. "Бейцим - яйца значит - в уме перевела она. - А зачем мне яйца, когда мне мозги нужны!"
- Так что эйн леха сехель? - вновь обратилась она к Моше.
Тот в ярости шлепнул чем-то, что держал в руке, об пол и стал вопить, похлопывая себя по причинному месту. А затем, войдя в раж, задрал фартук и начал расстегивать ширинку. (* см. прим.)
Софью Абрамовну как ураганом вынесло из лавки. Встав чуть поодаль она, вся горя от возмущения, мешая русские и идишские слова, во весь голос стала возмущаться этаким похабством.
- Поцо пани глошешь? - спросила её по-польски интеллигентного вида старушка.
Софья Абрамовна поведала ей что приключилось.
- Треба миштара! - сказала та и достала мобильник...
Буквально через минуту подлетела полицейская машина с двумя полицейскими, парнем и девушкой. Парнишка, слава Господу, оказался идише ингл - Миша. Ему-то и стала Софья Абрамовна рассказывать всю неприглядную историю. Миша переводил девушке. Та помрачнела лицом и даже, непроизвольно, один схватилась за пистолет, висевший на боку. Выслушав её, они попросили подождать немного и отправились к Моше. Софья Абрамовна наблюдала издали за их беседой ... Моше размахивая руками что-то им рассказывал, а полицейские сначала посветлев лицом, в конце концов расхохотались.
-Бабушка Вы что хотели купить? - спросил вернувшийся Миша.
- Мозги.
- И как Вы спросили?
- Так и спросила - ешь леха сехель?
-Бабушка мозги это моах, а сехель ум.
До Софьи Абрамовны медленно стало доходить, что она сказала продавцу ...
- Бабушка - продолжал Миша - Вы б пред Моше извинись бы, а то неудобно получилось .И учите иврит, чтоб в следующий раз штуёт не сказать.
* Необходимое пояснение - Если ставится под сомнение наличия ума у израильского мужика ( что и сделала баба Соня своим вопросом ), то он на это, как правило ,отвечает:" Если нет ума то яйца-то есть!" Т.е. при любом раскладе, с умом или без ума, он мужиком и остается.