Анатолий Дячинский, рассказавший о судьбах поляков, оказавшихся на территории Казахстана и Сибири, стал лауреатом литературной премии
Мой давний знакомый польский писатель Анатолий Дячинский родился 19 ноября 1951 года в Северном Казахстане – в семье спецпереселенцев. Правда, усеченная часть слова «спец…» в данном случае наполнена иным смыслом, прямо противоположным тем значениям, которые во всю ивановскую насаждали партийные функционеры от КПСС – спецбуфеты, спецталоны, спецприемы и т. д. О его судьбе, правда, тоже специально позаботились еще до того, как он появился на свет божий: его родителей в 1936 году выслали без права выбора места жительства в казахскую степь, в Кокчетавскую область Казахстана (ныне - Северо-Казахстанская область). Эта территория граничит с российской Сибирью, в частности, с Омской областью. Его отец Николай Дячинский навсегда простился, как и тысячи других поляков, с Украиной, с автономным польским районом имени Ю. Мархлевского.
Много позднее Анатолий Дячинский в документальной повести «Пани Мария» напишет о тех годах по воспоминаниям своих односельчан: «С крохотного безлюдного и унылого полустаночка, носившего название Тайнча, их отвезли за несколько десятков километров в поле и там высадили. Куда ни посмотришь, всюду степь, степь, степь.
В этой степи уже стояло десятка два длинных брезентовых палаток. Каждая такая палатка, как потом выяснилось, была рассчитана на двадцать пять семей. Границами между «квартирами» служили огромные привезенные с собой сундуки-скрыни.
…Ни леса, ни речки, ни озера. На все село один колодец. И палящее солнце над головой. На следующий день к ним приехал комендант, высокий и строгий человек лет пятидесяти, в сопровождении двух милиционеров».
Весной 1940 года из «освобожденной» Красной Армией районов Польши стали прибывать поляки, участь которых была также предрешена на долгие-долгие годы вперед. Они были богачами по сравнению с поляками из автономного района имени Мархлевского, так как прекрасно знали польский язык, жива была память об обычаях и законах Речи Посполитой. В остальном они были одинаковы: надо было начинать жизнь практически заново.
Вырыть землянки, оборудовать из дефицитнейших бревен крышу, побелить земляные стены белой глиной (известки не было), а земляной пол и земляную завалинку побелить желтой глиной – это ли не счастье для спецпереселенца?
Все-таки жилье строили, а не заживо закапывались в землю.
Однако не у каждой семьи хватало на такой подвиг сил и сноровки. Население спецпоселка верно убывало: умирали от недоедания, замерзали целыми семьями во время лютых сибирских холодов, косили людей болезни. Исправно работали маховики ГУЛАГа, унося в неизвестность «ради общественной пользы» самых работоспособных и здоровых мужчин. Конечно же, все они получали клеймо «врагов народа».
Когда в первой половине 50-х годов прошлого века в Казахстан хлынул поток энтузиастов-переселенцев, так называемых первоцелинников, готовых распахать тракторами хоть макушку самого, извините, черта, оставшиеся в живых польские спецпереселенцы уже были, считай, старожилами тех мест. Такое пережили да перевидали, что иным на два века хватило бы. Однако спецпереселенцам в каком-то смысле стало проще, так как властям хватало хлопот при обустройстве первоцелинников. Во второй половине 50-х годов в Северном Казахстане появился даже свой ксендз Юзеф Кучинский, к которому потянулись люди. За сотни верст приезжали к нему, чтобы совершать таинства. Такая популярность католического священнослужителя, по мнению властей, явно тянула на антисоветчину. Чуть более двух лет выполнял миссионерскую работу ксендз Юзеф. Тогда-то, в раннем школьном возрасте, был крещен и паренек из села Зеленый Гай Анатолий Дячинский. А ксендза Юзефа не забыли. Когда пришли арестовывать его, он горько пошутил:
- Вы должны бы мне вручить медаль «За освоение целинных земель»…
Несмотря на суровую обстановку огонек надежды на лучшую долю не гас в душе Анатолия. После окончания школы пошел трудиться в местных колхоз. Но влекли парня иные дороги. Когда были сняты все гласные и негласные ограничения на перемещение спецпереселенцев, Анатолий Дячинский резко поменял сельский уклад жизни.
В казахском городе Караганде работал шахтером, в украинском городе Одессе – грузчиком. Был строителем, автослесарем, водителем автобуса. У него крепкое рукопожатие – признак рабочей закалки. В 70-х годах поселился в областном центре Кокчетавской области – ныне Кокшетау. Тогда-то и появились в местной прессе первые заметки за подписью «А. Дячинский». Помню, как говорится, по факту публикации в областной газете «Степной маяк» его короткие психологические зарисовки с натуры, юмористические рассказы. Мы ведь с Анатолием земляки: по месту рождения – Кокчетавская область, по происхождению – поляки. Только его отец Николай Иосифович Дячинский оказался в Северном Казахстане во второй половине 30-х годов, а мой прадед Стефан Иосифович Лях – в 1895-м году, после открытия движения по Транссибирской железной дороге.
Польско-российская научная конференция, проходившая во Вроцлаве летом 1997 года, подтвердила факт добровольного переселения польских крестьян на рубеже 19-20 веков из Царства Польского в Сибирь. Называлось и число таких добровольцев: от 6 до 20 тысяч крестьян, которые отправились на свой страх и риск обустраиваться на новых землях. Сибирь у поляков, оказывается, в те времена была почти так же популярна, как Америка. Среди этих первопроходцев был и мой прадед по линии отца. Однако схожесть польских судеб на этом не заканчивается.
Мой дед Иван Стефанович Лях так же депортировался (а, может быть, его предупредили, и он успел выехать сам) из Житомира, как и отец Анатолия, только мой дед возвращался в знакомые ему с детства места. Его попытка выехать из Сибири в свою среду, в середине 20-х годов прошлого века, в польский национальный автономный район, обернулась трагедией.
В 1933 году И.С. Лях был исключен из рядов ВКП (б) за извращение политики партии в ходе хлебозаготовок, за разжигание недовольства среди колхозников к советской власти. Это, как широко известно сейчас, годы Голодомора.
Цитата из приговора судебной коллегии по уголовным делам Северо-Казахстанского областного суда от 07 июня 1939 года в отношении И.С.Ляха: «Будучи преподавателем экономических дисциплин в Житомирском пединституте на протяжении долгого времени отстаивал и внедрял студентам контрреволюционную троцкисткую теорию о возможности кризисов в СССР». Он реабилитирован посмертно: первый раз – в 1957 году, по советским законам, второй раз – в 1993 году, по законам суверенного Казахстана.
Кстати, мой дед И.С.Лях в 1917 -1919 годах учился в Омской фельдшерской школе. В октябре 1920 года избирался депутатом Омского Совета. Есть у меня документ финансового управления администрации Северо-Казахстанской области, согласно которому жизнь моего деда Ивана Стефановича Ляха, работающего экономистом, а также все его конфискованное имущество «оценено в сумму 10000 рублей».
Это – до деноминации (тогда убрали со всех сумм три нуля).
Иными словами, нефте- и газоносная Республика Казахстан готова выплатить мне аж 10-рублевую компенсацию. Я направил им письмо, что официально отказываюсь от подачки. Замечу, что в 1929 году была разгромлена в Северном Казахстане, в селе Дмитриевское, усадьба моего прадеда Стефана Иосифовича Ляха, состоящая из четырех домов, которые он ставил силами своей семьи в голой, дикой в то время, степи. По окладному листу от 1925 года в хозяйстве прадеда было учтено: 13 десятин пашни и посевов (десятина чуть больше гектара), 95 десятин сенокоса, 70 лошадей, 215 коров и быков. Трудно представить, как с таким хозяйством управлялась одна семья? Невозможно представить, как одна семья создала в безлюдной дикой степи такое хозяйство? Прадед после большевистского разгрома поместья выехал куда-то в Киргизию, о дальнейшей судьбе ничего не известно. В казахстанских степях, по свидетельствам очевидцев, еще в 70-е годы прошлого века, обустроенный им и действующий колодец местные жители называли – ляховским.
В уголовном деле сохранилось страховое удостоверение на имя моего деда И. С. Ляха от 20 апреля 1938 года, в котором сумма две тысячи рублей завещана в случае смерти застрахованного лица от любой причины дочери Надежде. Внесение взносов прекращено в связи арестом. Иван Стефанович Лях умер (по другим сведениям, расстрелян) в застенках ГУЛАГа в 1941 году. От голода в Северном Казахстане после его ареста умерла совсем юная дочь Надежда, так и не дождавшаяся от государства спасительной суммы завещанной ей отцом страховки, умер от голода его малолетний сын Феликс. Выживший в адских условиях другой сын моего деда Эрнест, заболевший туберкулезом, как тогда говорили, «сын врага народа», в последствии от нервного истощения сошел с ума…
У моего отца была другая судьба, но не менее трагическая.
Кстати, в архиве Министерства обороны РФ в 2002 году я обнаружил не врученный моему отцу фронтовой орден Отечественной войны 2 степени. В этот период времени уже действовал Указ Президента РФ о государственных наградах, предусматривающий передачу орденов СССР наследникам. Однако оказалось, что в Главном кадровом управлении Министерства обороны России до сих пор руководствуются Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 1943 года, когда награды умерших (погибших) награжденных должны изыматься из семей ветеранов войны, если они были вручены, а наследники пусть тешатся орденскими книжками и удостоверениями к наградам. Мне предложили получить вместо ордена отца только орденскую книжку. Я, в свою очередь, предложил Управлению Президента Российской Федерации по государственным наградам воскресить отца, чтобы он прожил жизнь не инвалида, изуродованного осколками на поле боя, а полноценную, свою жизнь, без мук и боли, полученных от Родины взамен проявленного личного героизма. Родина-мать опять предложила мне, сыну фронтовика, только орденскую книжку, без самого ордена. Видимо, переживает, чтобы я не разбогател за счет отцовского ордена и не догнал по благосостоянию счастливых сыновей бывшего хозяина Черкизовского рынка Тельмана Исмаилова или нанотехнолога любых сфер Анатолия Чубайса. Я отказался получать орденскую книжку вместо заслуженного отцовского боевого ордена Отечественной войны.
Хотя бы вспомнить их по именам.
Хотя бы вспомнить…
Родных, которых я никогда не знал, никогда не видел, никогда не слышал…
Отца, которого даже не помню…
Светлая им память.
Аминь.
Участь польских переселенцев всегда была горькой как полынь.
Государственная машина, управляемая «эффективным топ-менеджером», исправно работала на уничтожение людей.
…Анатолий Дячинский мечтал рассказать правду о судьбах поляков. К своей цели он шел упорно. При редакции Кокчетавской областной газеты «Степной маяк» в те, как тогда говорили, застойные годы действовало литературное объединение «Целинные ритмы». И хотя сама редакция прилежно исполняла закоснелую идеологическую роль, тем не менее на занятиях начинающих литераторов царила атмосфера, в основе которой был интерес к изящной словесности. Такое маломальское творческое общение было достаточно для него, чтобы шагнуть в литературу. Пан Антоль твердо встал на эту узенькую ступеньку, зацепился за выступ, призрев на какое-то время бытовые проблемы. Ведь надо было зарабатывать на жизнь, содержать трех дочерей. Кстати, его жена тоже полька.
В 1985 году Анатолий едет в Москву, чтобы попытаться поступить…
Куда бы вы думали?
Правильно, в Литературный институт имени М. Горького. И, успешно преодолев творческий конкурс, поступает. Во время учебы, как он сам выразился в одном письме: «…нашел дорогу в Польское посольство в Москве». Теперь у него польская тема зазвучала по-новому. А. Дячинский становится одним из основателей Польского культурно-просветительского общества в Кокчетаве. В 1990 - 1995 годах он является председателем Польского городского общества, а затем заместителем председателя областного общества. В 1991 году получает диплом Литературного института. Кстати, творческую практику проходит в редакции «Степного маяка», причем при моем, иронично говоря, чутком участии. В то время я работал уже в штате редакции областной газеты, причем так и не удосужившись, замечу, вступить в славные ряды членов правящей партии, на то время – КПСС.
Кстати, мне в отличии от Анатолия Дячинского, наверное, повезло меньше, потому что в 1987 году «дружный коллектив той же редакции партийной газеты «Степной маяк», когда я успешно преодолел творческий конкурс сценарного факультета Всесоюзного государственного ордена Трудового Красного Знамени института кинематографии им. С.А.Герасимова и получил официальное приглашение явиться в московский вуз с документами, встал на дыбы: «Нет!». И вся недолга. Почему так? Не ясно мне и сейчас. Может быть, их в ту пору насторожил успех поляка Анатолия Дячинского, получающего элитное образование в столичном российском вузе? Может быть, они решили положить предел этой складывающейся на глазах традиции. Не знаю, гадать не буду. Но мне пришлось, собрав волю в кулак, несколько позднее получать второе высшее образование, журналистское, в Уральском государственном университете имени А.М. Горького.
…Анатолий Дячинский активно пишет рассказы – «В поле стояла березка», «Трое», «Ловля барсука», «Два часа у развилки», «Спутники». Это его впечатления о людях, которых вместе свела казахская степь. Кузьма Петрович, Дмитрий Васильевич, Наталья, Виктор, Ирина… Трагическая фигура застигнутого в степи бурей старого Жумабая. Острая на язык и неугомонная полька Мария Лашевич. Это она, как с документальной точностью повествует А. Дячинский, пригласила в село ксендза Ю. Кучинского.
«Поговорила об этом с верующими, - пишет он. – Все ее поддержали. В Зеленый Гай ксендз приехал поздно осенью, когда закончилась уборочная страда. Привезли его уже вечером, после рабочего дня. Если бы он приехал днем, да еще во время уборки урожая, то после молебна путь у него был бы только один – в тюрьму.
О том, в какой день приедет ксендз, всем известно было заранее. Вероятно, знали об этом и в сельсовете. Но так как официальных сигналов не поступало, на это собрание решили смотреть сквозь пальцы. Мало ли кто и где собирается в вечернее время. Ночные хождения с хлопушками по улицам уже отменили.
Верующие заранее выбрали для молитвы один из недавно вытроенных домов. Теперь и у них имелась возможность строить более или менее человеческое жилье. Освободили комнаты, кухню, прихожую. Многие привели с собой детей, чтобы «перекрестить по-правильному» (в первый раз крестили бабки) и чтобы дети тоже смогли увидеть живого ксендза».
В каждом его произведении – портреты сельских жителей. И в каждой строке – он, Анатолий Дячинский, сдержанный, точный в характеристиках, многое прощающий своим героям, ведь жизнь прожить – не поле перейти.
Вспоминается одна из встреч в начале 90-х годов с Анатолием в помещении, где располагалось культурно-просветительское общество кокшетауских поляков. Он только что вернулся из поездки в Польшу. Прячет улыбку в пышных усах, рассказывая о своих наблюдениях, встречах. И мне, тогда некрещеному, протягивает тоненькую брошюру «Малый катехизис», которую храню и перечитываю до нынешней поры. «Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет Воля Твоя и на земле, как и на небе…»
В 1995 году Анатолий Дячинский возвращается на родину в Польшу. Там издаются его три книги, появляются публикации в коллективных сборниках на польском языке. В конце 1998 года его принимают в Союз Литераторов Польши. Сбылась мечта паренька из далекого маленького казахстанского поселка Зеленый Гай.
В многочисленных интервью, опубликованных в польских газетах, Анатолий часто рассуждает о трудных судьбах поляков, оказавшихся на территории уже суверенного Казахстана и российской Сибири. В общем, рассказывает о нас. Этой теме посвящена и его последняя книга на польском языке «Это мы, поляки». Его голос услышан там, в Польше.
В 2001 году Анатолий Дячинский стал лауреатом литературной премии «Zlotych pior». Во время вручения награды на сцену жешувского театра «Маска» поднялся, опираясь на трость, и его отец Николай Дячинский, спецпереселенец памятных 30-х годов. Свидетель тех трагических лет. Это – веха для них обоих. И для отца. И для сына. К тому же в ноябре у Анатолия юбилей: ему исполнилось 50 лет. Однако, зная его твердый характер, можно утверждать, что он еще скажет о пережитом – точно, образно, по сути… Да не покинет его действующая благодать.
Первый вариант очерка «Сын спецпереселенца» опубликован 12 декабря 2001 года в сибирской газете «Новое обозрение».
P. S. В 2006 году Анатолий Дячинский издал в польском городе Сталеве Воле книгу «О тех, позабытых, скажите хоть слово» (на русском языке). Книга вышла с посвящением «Моим землякам-казахстанцам в 70-ю годовщину ссылки…». И затем рукой автора дописаны три строчки «Моему другу … с самыми наилучшими пожеланиями». Увесистый том. 350 страниц, посвященных польской теме…
…Спасибо!
На снимке: И.С. Лях, единственная фотография моего дедушки,
которую я обнаружил в материалах уголовного дела,
и его единственное письмо из ГУЛАГа.
Фотокомпозиция: Ян Лех
Более чем через 20 лет после первой публикации очерк "Сын польского спецпереселенца" был напечатан, с небольшим сокращением, в республиканском журнале польской диаспоры Казахстана "Almatynski Kurier Polonijny", в первом номере за 2022 год.
Спасибо...