Посвящаю моей Сестре по Разуму
Однажды я проснулся глубокой ночью (мне было лет восемнадцать), - резко проснулся, словно меня включили. Было очень тихо, до звона в ушах. Я лежал неподвижно, с широко раскрытыми глазами и смотрел в потолок, мутно, зыбко белеющий в сумраке. И вдруг, я ощутил СУЩЕСТВОВАНИЕ. Не своё личное (я-то как раз полностью растворился, словно сахар в кипятке), а вообще – существование. Вообще.
Такого ужаса я не испытывал больше никогда. Даже, когда моей жизни угрожала вполне конкретная опасность, - а такие страшные минуты позже случались в моей жизни. Это был ужас неисповедимый, неизреченный, непостижимый. Ужас существования.
Аж сейчас по спине холод…
Но об этом чуть ниже.
Я никогда не стыжусь признать, что многие темы, сюжеты, образы для стихов и поэм мне подсказали мои друзья, близкие, мои подруги. Как-то летом мы отдыхали с одной девушкой в Кирилловке. И вот, поздно вечером мы лежали в уютном, очаровательно раздолбанном «бунгало», если позволите, слушали мягкий баритональный азовский прибой, и философствовали. О чём только мы не говорили!.. Пожалуй, она умничала даже пооригинальнее Гены Петрова.
Вообще, сексуальное общение вдохновляет (как и употребление алкоголя), при условии, что оно хорошо, правильно и творчески исполнено. Понимать секс как погоню за оргазмом, это всё равно, что ёрзать задом на интереснейшем спектакле, в нетерпеливом ожидании финальной сцены. А предаваться половой страсти просто, «потому что хо», - то же самое, что ходить в кино, как на работу.
Зашла у нас речь о Гамлете. «А ты знаешь, ведь его бунт значительнее банального дворцового переворота, шире типической средневековой интриги. Бунт Гамлета направлен против всего мира, против бытия…» - задумчиво сказала она.
(Было похоже, что эта мысль только что пришла ей в голову, - я такое очень люблю, ведь в таких случаях получается, что я, моё присутствие, общение именно со мной подтолкнуло человека к интересной идее.)
Позже я вспомнил эти слова, - и стал работать. Вот он лежит передо мной, как ало распахнутый, беззащитно вывернутый, влажно блестящий пациент перед сосредоточенным хирургом. Образ вселенского бомбиста. Будущий главный герой поэмы «Петрушка» (Её тогда ещё не было, даже сюжета не было.)
Прозорливый кликуша и шизофренический мудрец («Мир кажется значительным и сложным лишь потому, что мелок человек»). Величайший буффон и вечно посрамляемый самим солнечным светом, рыцарь ненаписанных кодексов нездешней чести («Мой жребий брошен! Мною же. В помойку. Ту би, сто раз ту би, и нет вопросов!»)
А для внешних он… Громоздкий веснушчатый увалень, проявляющий вдруг поразительную ловкость тела. Желчный насмешник, ищущий в гнойных кучах мусора Красоту и Любовь. Моральное чудовище, готовое оскорбить материнство, и вдруг, - провозглашающее, что тайна всего и вся – в женщине. «Ни струны чАнга, ни калАм поэтов, ни сказочные линии Мани, ни краски величайшего Бехзада не смогут передать твой дивный облик! Крепка, как смерть, любовь…»
Отвратительный кощунник, умывающийся искренними, почти религиозными слезами, которые испаряются каплями кипятка. Жалкая жертва безумия и одержимости, тем не менее, высмеявшая (и изгнавшая, в конце концов) своих мучителей. Инфантильная плаксивая душа, дрожащий сын Адама… Способный к хладнокровному убийству, терминатор.
Труднее всего мне было раскрыть его миросозерцание. Ведь то, что движет им, невозможно изложить в форме катехизиса.
Ваше Величество Парадокс, позвольте мне преклонить перед Вами колено, дабы возблагодарить Вас!.. «Чего же бедный требовал от жизни? Чего?.. Всего-то навсего ВСЕГО,» - констатирует автор (то есть, я).
О, да. Пришлось прибегнуть к каламбурам и парадоксальным сентенциям. Тем более, что мне надо было показать полуобразованность Петрушки. Потому он сыплет квази-академическими неологизмами: - «эссе ХОХМО!», «дрань унд рвань ан зишь!», «их глаз не ймёт ТАЛАНТОВЫХ мучений... В общем, - «Гаргантюа, извергнувший познанья на великаншу-мать с её гостями».
Мой друг Алла Бур (здесь, на «Прозе») посоветовала дать поэме другое название – «Хромой мир». Но всё же, я не тождественен герою, и, вместе с несчастным Петрушкою, хулить мир, сотворённый Богом, я бы не смог. В то же время, именно Алла первая РАСКРЫЛА СЕКРЕТ зубоскалящей, аморфной, пошлейшей, садистски-жестокой свиты Великого Паяца.
Гамлет Мегаполиса каким-то алгебраическим трюком увязывает тайну и кошмар мироздания с половой стихией. «Ваш пол, наш пол - подпольная полярность. Так и живём мы с горем поПОЛАМ. Пройдёт томленье - и наступит скука. Природа вам расскажет откровенно, что человек всего лишь недотруп…»
Кстати, именно сексуальная встреча после долгого извращённого поста подталкивает Петрушку к очередному чудовищному творению. Он не может бездействовать. Ведь он в губительном заблуждении считает, что у мира больше нет Автора, и значит, автором вынужден быть несчастный, уставший от этой миссии, Петров.
Возвращаясь к моему воспоминанию… Итак, я лежал в темноте и трясся от нездешнего ужаса. Это не был страх перед смертью. (Я боюсь смерти ровно настолько, насколько её боится моё, пропитанное инстинктами, тело.) Это не было осознание горькой участи человека на земле, - с её физическими и духовными страданиями. Отнюдь.
Это был ужас существования. Чистое ощущение, без единой мысли, без единого образа в голове.
Каждый, наверное, помнит, как в отрочестве порой глянешь, скажем, на свою оголённую ступню – и аж волосы дыбом. Какая же она огромная! Вот, это ощущение, хотя и очень бледно, и лишь отчасти, лишь в каком-то аспекте, передаёт то, что пережил в ту далёкую ночь я.
Я закрыл глаза, просто-таки «стиснув» веки, по-другому не скажешь. И через мгновение – уснул. Также резко, - словно кто-то кнопку нажал.
Пробудился я, помнится, в обед, как ни в чём ни бывало, позавтракал и поставил мою самую любимую аудио-книгу «Трудно быть богом». Я валялся на диване и посмеивался с того, как пьяный вдрызг барон Пампа требовал продолжения гулянки, хотя ноги уже отказывались его носить.
Мне позвонили друзья и пригласили за город, поесть шашлычков и поотжигать с девчонками.
И вот я ехал в маршрутке… как вдруг с невероятной ясностью вспомнил ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО НОЧЬЮ. Я чуть не закричал. Руки и ноги мои похолодели, хотя за грязным, раскалённым стеклом микроавтобуса бушевала 30-градусная жара, асфальт дороги почти плавился, над ним призрачно подрагивал сухой воздух, в салоне незримо перемешивалась духота человеческих тел, а по моим небритым щекам стекали капли пота.
«Может, это всё только приснилось мне?» - подумал я, когда немного попустило. Может быть, и так. Но я никому не желаю увидеть такой сон.
Ибо тогда рождается очередной «петрушка».
-------------------------------------
«В венце, бубенцами бряцая,
легко выступает вперёд,
объятая страстью, босая,
в дрожащие руки берёт
пузатое тело бокала,
где лунный проказливый блик
и ласковым ломтиком сало
на жа
------------
(Случайно обнаруженный обрывок; его, после осенней опохмелки, разувшись дома, бережно отклеил с подошвы туфля Сидоров
- F I N -
Поэма "Петрушка"
http://proza.ru/2009/10/09/89
С искренним почтением к моим немногочисленным, но внимательным и удивительно талантливым читателям,
коим я желаю встречаться с тёмными чувствами только в художественных творениях.
Геннадий Петров