Думаю, на этот раз получится. Сижу на корточках, а перед самым носом мелькают мои руки. Я вижу тёмную, спокойную зелень листьев. Я вижу ягоды, я чувствую их пальцами. Пальцы собирают ягоды по одной, потом я, как будто безучастно наблюдавшая до этого, быстро подношу руку к губам.. И ловлю ягоды, тёмные, прохладные, сочные.
Мой рот перемазан черничным соком, и садится солнце. Я как будто сливаюсь с этим миром, с этими последними солнечными лучами, с хвойными ветками... Неожиданное и сладкое успокоение от жизни. Я сижу, чуть задумавшись, и улыбка сама растягивает мои детские губы.
У меня получится..
- Слушай, может, всё-таки поговорим нормально?
Вот честно, я бы на его месте ушла. А Саша стоит, и долго уже. Когда я упала в черничное забытье, он проклинал меня. А дальше? Память моя подсказывает мне что-то, связанное с его голосом.
Так.. минут через пять, кажется, он сказал что любит меня. А я ела чернику, и в этот момент думала о том, что больше никогда не буду краситься. Потом он сказал, что можно всё исправить. Я, помнится, перешла тогда от ложного кустика к другому.
Так..
Что дальше-то? Кажется, такая же мешанина из признаний, просьб, злости и попыток обидеть. И вот теперь стоит тут, ждёт чего-то.
Поворачиваюсь чумазым лицом, разглядываю его.
- Я наелась, - сообщаю с улыбкой. - Она очень вкусная. Чем тратить время, попробовал бы тоже.
- Оля, - терпеливо говорит Саша, растягивая слова. - Послушай меня! Ты ведь меня любишь, любишь!
Смеюсь. Щеки саднит, кажется, я покраснела. Конечно, люблю. Куда же без этого. В конце концов, два года отношений - не так уж и мало. Разглядываю его бледные щеки, чёрные волосы, собранные на затылке, и белую футболку. Всё, как я люблю. И любила, и буду любить, наверное, долго. Смех наконец-то выходит из меня полностью, и я сижу уставшая и слишком умная для сложившейся ситуации.
- Слушай, Саш, я не понимаю, в чём у тебя проблемы. На тебя девчонки стаями вешаются, косяками ходят вокруг.. Мне, не поверишь, даже денег предлагали. Веришь?
Он кивнул. И никакого самодовольства.
- Сколько предлагали?
- Да видишь ли, мне тоже было интересно, только вот она не сказала. Я всё спрашивала, цену набивала, а она только знай болтает про папу своего и его работу. Говорит, мне и не снилось столько. Я, кстати, согласна, не снилось. Мне вообще деньги не снятся.
Сашка молчит, как будто не слушая моей болтовни. А мог бы хотя бы сделать вид, я ведь всё же согласилась на диалог.
Вздыхаю.
- Так я о чём? Ты девочек можешь менять каждые выходные, чего тратишь на меня силы?
Тут я вспоминаю, какой редкой удачей было его добиться, и незаметно вздыхаю. Два года любви. Два года счастья. Два года молчания телефона, который я ненавижу. И моменты осознания, что всё из-за этого телефона.
Саша тем временем злится. Его терпение на исходе, он же гордый, и перед девчонкой - то есть мной - унижаться на станет.
- Сам не знаю, - коротко бросает он, и делает шаг в сторону. Правда, тут же замирает.
Я равнодушно пожимаю плечами, но сама боюсь заплакать. Так он и уходит, и солнце уходит вместе с ним, а я остаюсь одна, уставшая, то ли плачущая, то ли смеющаяся.. Глупая. Девочка в синей рубашке и чёрных шортах. Сижу и стараюсь не думать ни о чём.
Ближе к полуночи возвращаюсь на станцию, сажусь в последнюю электричку. Хорошо, что ещё ходит, и хорошо, что Саша не додумался ждать меня здесь.
Молчу как партизан, улыбаюсь азартно. У меня получится.
Две недели мариную в себе любовь, не захожу на балкон, улыбаюсь всем подряд и целуюсь только во сне. Две недели наблюдаю за Сашей, который твёрдо решил мне отомстить и своего добился. Ходит то с Алиной, что ещё ничего, потому что она глупая и он её не полюбит, то с Таней, что уже гораздо хуже. Танька - моя подруга. И про неё ничего плохого я никогда не смогу сказать, не люблю врать. Саша мстит вдвойне - знает, как я её люблю, и знает, как я люблю его... ха, а я эти два года и не догадывалась. Грызу сама себя, ненавижу жизнь. Похудела. Почернели круги под глазами. Продолжаю смотреть, как Сашка играет с Таней, и ничего не могу сделать. Ей ведь тоже будет плохо, я этого не хочу. Или хочу?
Схожу с ума.
Уехала из города, планирую пробыть на даче как можно дольше, пока не промёрзнут ноги, как у динозавра. Наплевала на начало второго курса, наплевала на протесты родителей. Не стала брать кошку, слишком много для меня одной.
Хожу по лесу, мочу ноги с некрасивых осенних лужицах - как быстро поменялась погода, удивляюсь каждый раз. Не топлю печь, не умею и не хочется. Всюду таская за собой акварель, никак не могу нарисовать птицу.
Эта птица будит меня, она поёт мне, а я ей. Жалко, что ни разу не показалась, потому что теперь на столе лежит много прозрачных картин леса и озера. Птица же ускользает от меня, тем не менее, не покидая. Очень похожая на меня птица. Не только на меня... и мне нравится.
Сейчас я иду с бумагой в руках, заложив за ухо карандаш. Ноги ведут меня к озеру, и я не противлюсь. Каждый раз улыбаюсь, когда думаю о балконе своего пятиэтажного дома, о ворохе бумажной ерунды и старых коробках из-под обуви.
- Вот приеду, и наведу порядок! - обещаю птице, усаживаясь у воды. Та не отвечает, наверное, сейчас её и нет рядом со мной. А я смеюсь, легко и растерянно, понимая, что мою шутку птица не оценит. Думаю, она даже на меня ругалась бы. По-своему, конечно.
А я оглядываюсь, запоздало ища чернику. А черники нету, конечно, она никогда не росла у озера. Я вздыхаю.
- Птица, пора дать тебе имя.
Молчание.
- Как насчёт, допустим, Динки? Нет, глупо, конечно. Будешь Ниной. Ты же девочка?
Она молчит. Глупая какая птица, а я ещё глупее. Чувствую себя маленьким принцем. Одна-одинёшенька... Моя Роза.. Пусть будет Нина. И, наплевав на глупость, я продолжаю говорить:
- Нина, я тут не прячусь, ты не подумай. Конечно, есть от чего сбежать - Сашкино убитое лицо, и Таня, а ещё бардак на моём балконе. Конечно, я молчу про подруг, и друзей, и родителей. Им всем есть до меня дело. Нина, ты слушаешь?
Я помолчала.
- Я не прячусь, слышишь! Я приехала сюда к тебе.
Обвожу взглядом озеро и лес. И снова природа баюкает меня своими, теперь уже холодными, ладонями.
- Я приехала сюда, чтобы забыть Сашу и жить нормально. Там трудно это сделать - там никто не поёт мне так хорошо и так редко, как ты. Почему ты не улетела на юг, Нина?
Вдруг я слышу её. Или не её, может, это вовсе не Нина просвистела что-то тихо и грустно чуть выше, чем сосна у берега. Я подхожу в стволу, обнимаю его, и смотрю в воду. Оттуда размыто глядит отражение, и я хмурю брови, продолжая держаться за тёплый ствол. Почему-то сосны греют всегда, даже в самый сильный мороз. А сейчас ещё осень.
- Нина, я здесь уже месяц. Родители скоро силой утащат меня отсюда, а ты так и не показалась мне. Не стыдно?
Шизофрения. Отпуская сосну одной рукой, грожу себе пальцем. Замираю на секунду, глядя на мокрый желтый песок под ногами. Оглядываюсь - вдруг кто увидит меня?
И отпускаю руки, слыша птичий крик.
Вода холодная до ужаса, но тут неглубоко. Стуча зубами, костенея до боли в спине, я поднимаю голову. По пояс моё тело находится в обжигающем холоде воды, и с волос она стекает вниз. Я пытаюсь улыбнуться.
- Птица, ты испугалась? Н-н-нина..
Заикаюсь. Делаю шаг, в бессилии останавливаюсь. Холодно, чёрт..
- Я де..бил..ка. - Выстукиваю зубами ритм. - Я тут и останусь.. чёрт. Нифига. Поеду домой. И сделаю все, что надо, - дыхание чуть-чуть уже сводит, - блин. Нина, кому я всё это... г-говорю?
Выдираюсь на берег, охваченная счастьем решения. Замёрзшая, шатающаяся. С приклеенной улыбкой, свело челюсть, кажется. Как я ещё иду? Пора домой, тем есть дело.
Ночь всё-таки провожу в холодном деревянном доме. Всё так же одна, меня знобит, а градусника тут, конечно же, нет. Сижу, завернувшись в одеяло, не могу отогреться. Чувствую, что мой лоб горит, как и щеки, и мне хочется плакать. Плакать по-детски сладко, беспомощно, долго... вот только некому меня утешать. И тогда я понимаю, что надо вернуться домой. Вернуться к родителям, к кошке, к куче мягких игрушек. Я устала от одиночества, и мне уже плевать на Сашины выкрутасы. Я его люблю? Или нет?
Не главное... главное, теперь мне есть что сделать. Я улыбаюсь, но тут же зябкая дрожь проходит по всему телу. Закрываю глаза, чтобы больше не смотреть на холодную печь. И продолжаю мечтать о том, что сделаю завтра. Решительно и навсегда... Я продолжаю улыбаться, глаза открывать уже не хочется. Засыпаю потихоньку..
Жизнь, как всегда, вносит свои коррективы. Я никогда не понимала до конца её течения, да и кто понимал? Плыла всегда, как получится, иногда начинала барахтаться. Не старалась ни повзрослеть, ни одуматься. Не смотрела по сторонам...
Сейчас я заболела, могла бы догадаться сама. Теперь я валяюсь в своей комнате, обнимаю всех своих медведей и слушаю мамины причитании. Надеюсь, скоро встану на ноги. Конечно, для того, о чём я думаю, совсем не обязательно быть здоровой.. но я жду. Как будто сразу после этого начнётся новая, интересная и совсем не похожая на нынешнюю жизнь. Никому не захочется рождаться с больным горлом и опухшим лицом.. Не хочется и мне.
Кто-то позвонил в дверь. Я не встаю, не пытаюсь открыть. Мне, если честно, всё равно, кто там.
Голоса, мамин и чей-то другой, слишком тихо и я не могу разобрать. Стучат по коридору быстрые шаги, и ещё до того, как дверь открывается, я знаю, что это Таня. Бесцеремонно разглядываю её лицо, фигуру, одежду. Похудела, Танька, и повзрослела.. Я одна останусь вечным ребёнком, видимо.
Меня до сих пор волнует один вопрос, но пока что я его не задаю, а только улыбаюсь. Подругой она была мне близкой, пока наши пути не разошлись. Это надо ценить, конечно же, но в душе уже ничего не замирает. Мне ее не жалко. Видимо, моя душа потеряла способность к чувствам. Впрочем, чушь, сентиментальная ерунда. Чувства есть, но уже не к этой девочке-сказке. Она нравилась мне до тех пор, пока не начала страдать.
- Как ты? - неуверенно тянет Таня, смущённая долгой паузой. Длинноволосая, светленькая, тонкая, она всегда была похожа на ангела. Только глаза у неё зелёные, ведьминские. Очень интересное сочетание, куда уж мне. Я по сравнению с Татьяной воробушек на ветке...
- Не знаю, - отвечаю честно, и тут же, не удержавшись, спрашиваю. - Ты всё ещё с Сашей?
Таня краснеет, опускает глаза. Понятно..
- Да, - тихо говорит она, - И мы будет вместе ещё долго.
Я вздрагиваю от неожиданности. Мне больно? Нет, вроде нет, но я почему-то ожидала другого исхода... Я не верю, не хочу верить что Саша так быстро разлюбил. Впрочем, тут же одергиваю себя - я разлюбила его тоже.
- А как ты узнала, что я болею?
Краснеет сильнее. Глупая, ну что там ещё?
- Я часто звонила твоей маме.. Спрашивала, как ты там. Оля, ну что на тебя нашло? Зачем ты уехала?
- А ты не понимаешь?
Я даже не щажу её. Дальше разговор идёт как-то смято, и вскоре бывшая подруга уходит. В комнате остаётся лёгкий аромат фиалок - Таня обожает этот запах.
И мне всё же приятно, что кто-то обо мне помнил.
Я, наконец-то, разгребаю балкон. К этому я шла долго, готовилась весь вчерашний день. Конечно, в-основном морально. Но взгляд в зеркало говорит мне, что и выгляжу я сейчас куда лучше, чем обычно. Румяные щеки, легкая худоба после болезни, отросшие тёмные волосы... Короткое белое платьице, приятное на взгляд и на ощупь. Мама только крутит пальцем у виска - делать уборку в таком виде.. Но она же не знает моей тайны. Я смеюсь легко и радостно, и только внутри растёт напряжение.
Открываю балконную дверь.. пальцы уже слегка дрожат, здорово. Но ведь так и надо, и я прохожу внутрь. Перед глазами стекло, холодное и приятное на ощупь. Я прижимаюсь к нему носом и разглядываю дворик за окном. Моя квартира находится на пятом этаже, достаточно высоко, а зрение у меня плохое. Никогда не носила и не буду носить очки, и уж тем более линзы. Я вижу только качели, на которых сама люблю летать, и капли дождя в воздухе. Небо серое, октябрь не радует меня совершенно. Мне приятен только холод, этот холод и свежий воздух.
Ну что ж.. Я хотела этого с лета, и не остановлюсь сейчас. Судорожно вожу руками между бумагами, коробками и прочим хламом. В голову приходит тот день, когда я расставалась с Сашей, - мои руки так же искали тогда чернику. Сами, без моего участия. Губы вспоминают даже вкус.
Я держу в руках записную книжку. Пыльную, серо-бежевую, без всяких надписей на обложке. Я нервно усмехаюсь, потому что знаю, что внутри только один номер. Тот, который я запрещала себе учить. Тот, который последний раз набирала три года назад. Где мои пятнадцать?.. В голов сумбур и куча вопросов. Я стараюсь не думать ни о чём.
- Нина, - глупо обращаюсь я. - Это же так просто. Взять и выкинуть эту книжку в окно. Утром её уже не будет, я уверена. Но номер всё равно надо порвать на клочки.. Чтобы не знать его.
Впрочем, взглянуть на номер я себе разрешаю. Почему? Потому, что раньше всегда набирала не глядя и не думая, и потому, что это было всего два раза. Не хочу допустить третьего, а уж если выучу.. Но у меня плохая память на цифры.
И я разрешаю себе смотреть.
Обычный номер. Ничего примечательного, никаких простых комбинаций. Конечно, не запомню. Механически, сжав зубы, я рву бумагу. И выкидываю её за окно. Теперь дело сделано, и я, пошатываясь как после купания в холодной воде, иду в комнату и бросаюсь на кровать. Я плачу, и что-то внутри оттаивает. Странно, что оно замёрзло летом. Летом ведь тепло.
Я засыпаю.
Мне снится, что я звоню по этому номеру. Испуганно просыпаясь, я засыпаю снова - и так уже три раза за ночь. Это невозможно, невозможно. Цифры путаются в моей памяти, но никуда не уходят. Они сами похожи на сон, если честно. Я смеюсь тихо, чтобы не услышала мама из соседней комнаты. Мне тяжело. Цифры скачут перед глазами вразнобой. Смеются...
Эта ночь уже не сможет забыться. И утром я понимаю, что номер всё-таки запомнила. Проклинаю себя, своё любопытство, но не могу плакать. Всё время вспоминаю свою птицу.
- Нина, я не могу не звонить. Что делать?
Что делать - это решаю уже не я. Стеклянная девочка, кем-то выпущенная в мир по большой ошибке. Замкнутое и жестокое существо. Я умею быть счастливой, но не всегда хочу. Нелепица.
Что делать - покориться. Ничего я никому не докажу.
Я уже боюсь снова забыть эти цифры.
А после этого всё вертится как-то очень быстро. Вот уже третий раз я не могу запомнить период времени, который окружает момент звонка. Я что-то надеваю на себя, я что-то говорю маме. Я не могу звонить из дома, мне нужен воздух - не задохнуться бы.
Выхожу и набираю номер, не успев одуматься.
- Да, Оля. - он никогда не ошибается, сколько бы номеров я не меняла.
А я замираю, я не знаю, что ему сказать.
- Я приеду к тебе, - говорит он, и я чувствую в его голосе улыбку.
Собираюсь с силами и выдаю глупость:
- У меня есть птица, но она живёт в лесу.
- Это как...
- Это как ты. Я ее и не видела.
- Меня ты увидишь.
- Здорово. А ещё я любила одного человека. А потом я его бросила, чтобы доказать тебе, что больше никогда не позвоню.
Он смеётся иронично, но без ласковости.
- Что ещё скажешь?
Мне уже трудно остановиться, и я продолжаю.
- Никита, я обняла сосну, а потом упала в пруд, и могла замёрзнуть, но ты меня спас. Так хотелось уничтожить...
- Я приеду, девочка моя. Дождись.
Я, наконец-то, молчу. Мне стыдно, что я наговорила столько всякой ерунды.
Я не знаю, где Никита живёт. Один раз мы встретились случайно, а после этого обычно он ехал сутки. Я не могу узнать ни фамилии его, ни даже города. Знаю, что ему отчего-то нравится со мной возиться, и он спасает меня каждый раз, когда нужно. Знаю, что он меня не любит, и что я его, видимо, люблю всю жизнь. Наверное, это сказка - что он все-таки существует.
Я иду по улице, не пытаясь искать, Никита найдёт меня сам. Я иду и думаю, что мне уже восемнадцать, а не пятнадцать, как в прошлый раз. Я думаю, что этот раз - точно последний. Я думаю, что волосы мои могли бы быть длиннее, ресницы - суше, глаза - холоднее.
Это мне кажется, что я думаю. На самом деле сейчас я думать не умею. В моей голове надуваются и лопаются радужные пузырики, и где-то далеко живёт птица Нина - моя и не моя.
Тёплые ладони закрывают мне глаза. Я молчу, накрываю их ладонями, опускаю чуть ниже и целую.
- Мне восемнадцать, - говорю тихо.
- А мне двадцать один, - отвечает он, и я схожу с ума от его голоса, - номер ты запомнила.
- Да.
- Значит, это - последний раз.
- Да.
- Ты обернешься?
Я оборачиваюсь и падаю в его руки.
Птица Нина улетает, наконец-то, на юг.