Очень хочется поделиться тем, чем я жила более сорока лет, преподавая теоретические предметы в Училище искусств. Это, возможно, мало кого заинтересует. Но вдруг, среди моих внуков, правнуков, пра –пра –правнуков появятся преподаватели –музыканты, и им мои откровения помогут в работе – буду безмерно счастлива.
Мне очень повезло в жизни. Вокруг всегда были замечательные люди. В семье – бабушка, папа, мама – талантливые, широко образованные, обладавшие удивительной душевной щедростью и добротой – три неумирающих в сердце факела. Папа учил нас мужеству. Бабушка читала классику. Мама декламировала стихи Пушкина, Жуковского, Бальмонта, Блока; включала пластинки с произведениями Чайковского, Римского-Корсакова, Лядова, Рахманинова, и под музыку рассказывала придуманные, навеянные звучащей музыкой истории. Я много лет считала, что все это мною забыто. Но вот поступила в Училище искусств. И когда услышала «Кикимору» Лядова и Прелюдию g-moll Рахманинова, с удивлением поняла, что знаю их от первой до последней нотки. Романсы, арии «из детства» могла пропеть целиком. То же произошло позже со стихами. Когда родилась Леночка, я вдруг начала читать ей наизусть многие стихи, которые когда-то слышала от мамы.
В преподавательской деятельности жизнь подарила мне знакомство и дружбу с гениальным методистом Дмитрием Ерофеевичем Огородновым (другом юности моих родителей). Он создал уникальную методику музыкального воспитания через пение, настолько необычную и обгоняющую, по меньшей мере на век, наше время, что она трудно усваивается и остается непонятной для многих.
Я не дирижер, не вокалист, а «жалкий» теоретик, преподававший трудный и скучный предмет сольфеджио. Этот предмет был моей болью. Понимая его значимость, искала пути его оживления, омузыкаливания. Он скучен и труден во многом потому, что из его недр выхолощена живая музыка, творческий огонь. Смотрела и шире – почему так получается, что в училище, после строгого отбора на приемных экзаменах, принимают лучших, а в конце обучения вырисовывается печальная картина – остается лишь небольшая горстка подающих надежды музыкантов, остальные же переходят в разряд посредственностей.
Причины можно перечислять бесконечно, охватывая личные качества и способности, влияние семьи, общественной среды и т. д. Но что мы, преподаватели, не так делаем? Стала изучать книги по психологии, опыт выдающихся педагогов – новаторов: Кирюшина (система жесткого «натаскивания» по принципу «соленого огурца» - попал в банку, значит просолишься, содного раза не усвоишь, с сотого или тысячного повторения даже самые отсталые все усваивают), Шатковского (синтез искусств, музыкальная импровизация, умело поданное большое количество знаний, по объему превышающее традиционную школьную программу). Но открыл мне глаза Огороднов.
Сначала я начала заниматься со студентами вокальными упражнениями по его методу, чтобы сделать исполнение номеров по сольфеджио более музыкальным и выразительным (пение на уроках сольфеджио отличается от исполнительства, как гербарий от живой природы). И вдруг поняла, что работа над этими упражнениями, в которых включены точно выверенные движения рук, помогающие работе голосового аппарата, дает неожиданный эффект. Происходит духовное перерождение, появляется тонкость и чуткость в разговорной речи и в пении, душа раскрывается навстречу прекрасному. У многих постепенно снимается барьер зажатости, закомплексованности, намертво вбитый в нас в школе унижающими человеческое достоинство единицами и двойками, поставленными агрессивными красными чернилами, с жирным подчеркиванием ошибок (заметьте психологическую разницу – не подчеркивается то, что удалось –«какой же ты молодец!», а подчеркивается то, с чем ученик не справился – «ну, ты и бездарь!»).
Со студентами одной группы, превратившейся в дальнейшем в вокальный ансамбль «Юность», я на первом курсе почти полностью отказалась от традиционной программы. Мы работали над вокальными упражнениями, читали стихи, сочиняли песни (почему надо всегда исполнять чужое, ты сам талантлив, сочиняй, ищи себя в искусстве), разыгрывали сценки – играли голосом, учились выразительности жеста. К концу года мои «безголосые» теоретики запели. Воодушевились, загорелись. Создали ансамбль, выступали, где только можно. Огороднов вызвал нас в Магнитогорск на семинар для преподавателей музыкального училища. Приехали. Первое занятие. Девчонки выстроились перед аудиторией. Дм. Ер. до этого провел теоретическую беседу, как всегда, с напором, колкостями. И вот наступил момент, когда мои струхнувшие «певуньи» должны иллюстрировать его рассказ. Ничего не получается! Он, ничего не понимая, грозным орлиным взором впивается в меня. Я громко, на всю аудиторию, говорю: «Дмитрий Ерофеевич, да похвалите Вы их!» Похвалил. Девчонки раскрылись, разыгрались, распелись. Взаимная любовь на всю жизнь!
Как важна любовь в деле обучения! Не буду распространяться о важности теплоты и взаимной приязни в человеческих отношениях в жизни. Скажу коротко и грубовато – влюби учеников в себя и ...выжимай из них что хочешь и сколько хочешь – все сделают и все простят. Результативность занятий возрастает на несколько порядков. Помню, как налаживала контакт со студентами эстрадного отделения. С ними работать очень нелегко. С профессиональной стороны – ударники воспринимают только метро-ритм, саксофонисты, трубачи, вокалисты – только мелодию, одни пианисты способны услышать гармонию. По возрасту разброс: одни ребята только-только закончили 8 классов, другие пришли после армии, некоторые женаты, имеют детей. Ну что ж, попытаемся научить их работать ( это является самым трудным – эстрадники вольный народ). Пишем диктант – трудно, глаза у моих молодых людей от усталости и скуки начинают расползаться в стороны. Я перестаю играть, сажусь за стол, подпираю рукой подбородок и замолкаю. Они слегка напрягаются. Тишина... Я тихо объявляю – «Первый подвиг Геракла» и рассказываю им про Геракла. Слушают, раскрыв рты. Закончила. Все дружно требуют продолжения. Я – пишем еще один диктант, и начнется вторая серия. Старательно пишут! Следущий урок. Работаем. Устали. Они – расскажите про Геракла. Я – потом, потом, помогите мне сначала, не могу «снять» (т.е. подобрать) одно произведение. Ставлю им «тему фашистского нашествия» из 7-ой симфонии Шостаковича. Ударникам – запишите партию ударных, саксофонистов и трубачей попросила записать саму тему, пианисты разбирались с партитурой. Как они старались, чтобы мне помочь! Так, постепенно, с играми и байками, увлекла их , научила работать. Мы не только успевали с программой, но и занимались вокальными упражнениями, сочиняли, делали аранжировки популярных произведений, раскладывали на голоса, исполняли сочиненное.Все успевали на уроке. Правда и темп урока должен быть быстрым. Часто устраивала опросы таким образом –ну-ка, старшие, берите младших и опрашивайте. Разбегаются парами по училищу, через семь-десять минут возвращаются и выставляют в журнал по 4-5 оценок. А теперь, малышня, покажите старшим, где раки зимуют – опять разбегаются парами.Возвращаются, жалуются –он меня строже Вас опрашивал. На экзамене готовится не даю – взял билет, ответил, вышел. Долго готовится – значит плохо знает (конечно, такой способ применим не для всех предметов). Преподаватели по специальности удивлялись, что студенты любят уроки сольфеджио (как можно любить сольфеджио?!), боятся их пропустить. Мы не только серьезно трудились, но и наслаждались общением друг с другом.
Очень любила работать с дирижерами. Народ шумный, заводной. В хоре любят петь, а как сами встанут перед коллективом, теряются. Мне кажется, что недостатком музыкального образования является «диктат преподавателя». И на уроках хора, и на уроках по специнструменту педагог с помощью рук или голосов своих подопечных создает свою интерпретацию произведения, не обучая целенаправленно этому учащихся. Они пассивно следуют за руководителем. Результат – беспомощность, неумение вылепить музыкальную форму. Учить этому надо серьезно и долго. На уроках сольфеджио этому научить нетрудно. Нам не нужно отшлифовывать каждый номер (на концертах не выступаем). В каждом домашнем задании несколько номеров. Нужно только прежде, чем их исполнять, сделать подробный анализ с точки зрения синтаксиса и морфологии, и исполнить затем по законам музыкальной формы. С некоторыми музыкальными отрывками можно поиграть – придумать несколько разнохарактерных вариантов исполнения. Необходимо развивать музыкальное мышление, чтобы научиться постигать замысел композитора, быть внимательным к каждому штриху, каждой паузе и точке, проставленной в тексте. Все равно при исполнении эрудиция и темперамент исполнителя повлияют на звучание, но это будет профессиональное исполнение, а не дилетантское, по принципу «а я так слышу».
Хочу затронуть еще одну проблему сольфеджио – искаженное видение конечной цели. Если наши учащиеся научились отличать секунду от терции, или, к примеру, септаккорды от трезвучий, этого недостаточно. Конечная цель – научиться слышать все это в звучащем произведении. Поэтому на уроке сольфеджио должна постоянно звучать живая музыка.
Вернусь к своим дирижерам. Мы часто слушали с ними записи, или я садилась за инструмент , начинала что-то играть, подробно комментируя замысел автора – зачем подобраны такие гармонии, какова роль фактуры, выразительная сущность интонаций в мелодии. Рассказывала, в какой момент жизни написал композитор это произведение, что он хотел передать нам из своего далекого-далека. Никогда не забуду, как после исполнения 4-ой прелюдии Шопена, подняла глаза и увидела, что вся группа дружно обливается слезами.
Учила их слышать красоту поэтического текста, подбирая стихи, в которых играет не только каждое слово, но и каждый звук, как, напрмер, в стихотворении Мережковского:
Мертвых веток черный ворох,
Бледных листьев слабый лепет,
Каждый вздох и каждый шорох
Пробуждают в сердце трепет.
Однажды рассказывала им о романсе Даргомыжского «Титулярный советник». Каким мастером надо быть, чтобы исполнить эту, казалось бы, невыразительную «фитюльку».Всего две странички, но в них – целая поэма. Первая часть (страничка) –это и экспозиция двух действующих лиц, и завязка, и развязка, да еще послесловие автора. Гениальный композитор так подобрал средства музыкальной выразительности, что перед нами вырисовываются зримые образы героев: убогонького, серенького, лишенного жизненной энергии чиновника (всего 2 такта) и гордой, надменной, властной генеральской дочери (еще 2 такта) и т. д. Студенты потрясены. Требуют устроить конкурс – кто лучше из них исполнит этот романс. Интересно, интересно, по силам ли вам это! На следующий урок – ни гамм, ни интервалов, ни диктантов – поем и играем Даргомыжского. Отвлеклись? Да, но с какой пользой! Они обыгрывали каждую секунду, кварту, септиму, вслушивались в каждый аккорд, оживляли каждое слово. Они все страстно погрузились в музыку, все!
И еще один, последний, совет – не настраивайте против себя родителей. Вот мои любимицы – группа теоретиков, из которой позже расцвел и много –много лет существовал ансамбль «Анданте».Родительское собрание. До этого на уроках мои нежные девочки получили от строгого преподавателя (от меня, то есть) взбучку. Сидят около родителей тихие, волнуются. Я начинаю: «Спасибо вам, дорогие родители, за то, что воспитали таких замечательных, талантливых детей». Талантливые дети гордо распрямляются, родители тают... Контакт достигнут, «процесс пошел». Конечно, все это возможно только в одном единственном случае – если любишь своих учеников и отдаешь им всю душу.