- Эх, просрала я свою жизнь, Леха!
Мы стоим с Катей под козырьком входа в какую-то общагу.
- Ну, ты то чего просрала? Фирма своя, машина, муж, дети. Да и вообще, красивая. Умная. Чего еще надо?
Катя курит. Говорит:
- Фирма так себе. Машина дешевая. Муж пьет. Один ребенок, тот, что от первого мужа, не фига не слушается.
Осень. Дождь.
- Все в сравнении. У меня и того нет. Ты же помнишь… Чуть не сдох в канаве.
Лужи. Грязь мегаполиса мешается с листьями.
- Я помню. Да. Но ты выкарабкался. Я горожусь тобой.
Народ тащит с вещевого рынка сумки. Серые лица.
- И я горжусь тобой.
Мы бросаем окурки.
- Леш, ты знаешь, я недавно забыла, что написал Марсель Пруст
- И что? Я помню. «По направлению к Свану». И что? Это сделало бы тебя более счастливой?
- Я не знаю. Просто, помнишь, давно мечтали, как все сложится.
- Типа все впереди было?
- Ну да. Кто же знал, что так. Да. Ладно. Тебя на вокзал?
Я посмотрел на часы.
- Да вроде пора.
…Ехать было долго. Мы молчали. Курили. Дым заполнял машину. Что думала Катя, я не знаю. Может о первом муже, девшемся неизвестно куда, а может… А мне память подсунула воспоминание о том времени, когда все точно было впереди. Блин… Надо было сразу после кафе расставаться, а не трепаться о пришлом. Страшная оно штука, если вдуматься. И не выбросить и не забыть.
1989 год…Я взял ухват, открыл печку и на меня пахнуло жаром. Темный чугунок стоял в глубине. В ярко-красных углях. Я вытащил его, и поставил на деревянный круг, и выцветшая птица об одном крыле посмотрела синим глазом. Я позвал бабушку и мы сели за стол. Я чистил картошку, обжигая пальцы и складывал на тарелку. А потом бросил кусочек масла и оно стало плавиться, растекаться. Два оттенка желтого в пурпурно-черной деревянной тарелке. Я налил молока из бидончика в граненые стаканы, принес берестяную коробочку с крупной серой солью, и мы начали ужинать. Мы молчали. Бабушка была старенькая и ей все давалось с трудом. Движения, разговоры, жизнь. Но она держалась. Ей надо было держаться. Чтобы меня не отдали в детский дом после смерти родителей. Она умрет через четыре года. Когда мне будет 19, и я уже буду учиться в институте. Умрет страшно. Но настоящий ужас начнется, когда я приеду на ее похороны. Но это совсем другая история. А пока мы сидим за столом и я не знаю, что будет впереди. Мы кушаем картошку, пьем молоко. А за окном, на пригорке, в свете фонарей тает в морозном воздухе храм барочный Вознесения. Когда мы поели, я сказал бабушке, что пойду в библиотеку. Она кивнула. Я часто ходил в библиотеку. Купить телевизор мы не могли себе позволить. А шататься каждый день по улицам с приятелями я не очень любил.
Я шел по улице и снег на деревянных мостках скрипел под валенками. Крупная луна светила мутно и задумчиво. Библиотека находилась в старинном особнячке на центральной улице. Я взялся за медную ручку, потянул на себя резную дверь, поднялся на второй этаж, разделся и зашел в читальный зал и замер… За столом библиотекаря сидела молодая женщина. Светлые длинные волосы падали на черный джемпер, а серые глаза смотрели куда-то вдаль. Я только недавно стал обращать внимание на противоположный пол. Иногда просыпался ночью с мокрыми трусами и стоящим членом. Мужчинам это объяснить не надо, а женщины знают из книжек. Я подошел поближе назвал имя и фамилию и сказал, что хочу почитать Мопассана. Она спросила:
- Что именно?
Голос был хрустальный, нежный и обволакивающий.
Я ответил, что мне нужна книжка «Милый друг». Она улыбнулась. И сейчас я понимаю, что именно тогда и провалился в мир ее глаз, во взрослый мир.. Не совсем, конечно, взрослый, но все же… «А вам, не рано», - спросила она. Времена были такие. Считалось, что некоторые книги детям и подросткам читать нельзя. Это сейчас дадут все что хочешь, ну или почти все, лишь бы приобщались к печатному слову. А тогда… Тогда все было другому. Эскимо по 20 копеек, колбаса по таланам и уверенность в завтрашнем дне. Эк куда меня занесло. Я посмотрел на нее и сказал
- Мне 15 лет.
Она снова улыбнулась:
- Взрослый молодой человек.
Она встала. Небольшая грудь… Она повернулась спиной. Серая юбка обтягивала… Сколько лет прошло. А я до сих пор не могу сказать… попу…Наверное, когда любишь, некоторые слова не хочется произносить. Она пошла за книгой. Стройные ноги в черных колготках сеточкой. Она вернулась. Я взял книгу. Сел за стол и начал читать. Только мне ничего не шло на ум. Вот она встает… Идет… Через час я отдал книгу. Она спросила:
- Вам понравилась, книга Алеша?
Не помню, что именно я ответил. Помню лишь, что спросил:
- А вас как зовут?
- Анастасия Александровна.
Голос был хрустальный, нежный и обволакивающий.
До дома вместо получаса я добирался, наверно, раза в две дольше, так как в помрачении ума пошел не в ту сторону. На крылечке обмел валенки голиком, зашел в дом. Бабушка уже спала. Ночью мне снилась она. Утром я проспал. Но наверное, не опоздал бы в школу, если бы не пришлось искать чистые трусы…
… В библиотеке по вечерам было мало народа. Я сидел, читал… Вру, конечно… Брал книгу и думал о Анастасии Александровне. Изредка смотрел на нее. Как-то она попросила меня перенести несколько стопок книг. Мы разговорились. Она сказала, что учится в институте, а здесь на практике. Так началось наше общение, когда в библиотеке никого не было. Она говорила, что она никого не знает в моем городе и очень скучает по институту, друзьям, родителям. Мне было с ней хорошо. Один раз, когда библиотека закрывалась она подошла и сказала:
- Алеша, вы не проводите меня? Купила продуктов, сумка тяжелая.
Конечно же, я согласился. Мы вышли на улицу. Где-то на полдороги она взяла меня под руку. Мне хотелось, чтобы мы шли вечно. Она расспрашивала меня о городе, жизни, с кем я живу. А когда узнала, что я без родителей, вдруг почему-то остановилась и смахнула снежинки с воротника моего пальто. Мы остановились около одного из двухэтажных домов. Она сказала:
- Вот здесь я снимаю квартиру. Спасибо, что помогли.
Она поправила мне шарф, взяла сумку и зашла в подъезд.
На следующий вечер я попросил разрешения проводить ее. Она внимательно посмотрела на меня:
-Алеша… Я взрослая женщина… Вы хороший мальчик. Но понимаете… Как лучше объяснить. Вам лучше обратить внимание на сверстниц. И потом могут быть разговоры, если нас увидят вместе. Вы подумаете.
Я подумал. Ушел из библиотеки раньше. А потом стоял и ждал ее под фонарем.
Она увидела меня и сказала:
- Алеша…
И мы долго гуляли в тот вечер. И еще пять вечеров. Говорили обо всем. Мне было с ней интересно. В отличии от большинства взрослых она не учила, не давала советов. Просто насказывала.
А на шестой день. Мы долго гуляли. И очень замерзли. Началась метель. И температура резко понизилась. Мы дошли до ее дома, трясясь от холода. Я, как обычно, сказал ей до свидания и уже развернулся, как она взяла меня за руку. Она держала меня несколько минут, смотрела как гнутся под напором ветра кусты. Она как будто решала что-то. Потом вдруг потрогала мои щеки и сказала:
- Знаете, что зайдите, я вас чаем напою. Вы далеко живете. Вам надо согреться немного. Да…
Мы поднялись на второй этаж. Она достала ключ, открыла дверь. В прихожей начали снимать верхнюю одежду. Она стала расстегивать сапоги. Одна застежка заела. Ее замерзшие руки плохо слушались.
- Анастасия Александровна, вам помочь?
- Да. Извините. Старые они.
Я наклонился и начал расстегивать застежку и через минуту справился с ней. Я до сих пор помню этот красный вязаный носочек с тремя белыми полосками. В комнаты был стол с небольшим кассетным магнитофоном, пара стульев, кровать с никелированными спинками, увенчанными блестящими конусами, ковер с оленями и радио на стене. В углу, на железном листе, перед печкой с плакатиком «Миража» на кафеле, лежали дрова. Она воткнула в розетку штепсель чайника и вышла из комнаты. На столе, кроме магнитофона, стояло зеркальце а рядом с ним лежали пудра, помада. Я открыл ее и вдохнул запах. Он был точно такой же, как от Анастасии Александровны, когда она шла рядом…
Она зашла в комнату. Мы пили чай. Я рассказывал, что в школе скоро будет дискотека. Вдруг радио замолчало. А потом местный диктор объявил, что объявляется штормовое предупреждение. Приполярный Урал. Обычное дело. Я встал.
- Мне пора, Анастасия Александровна. Я успею.
Она подошла к окну и минуту смотрела на улицу. А потом тихо прошептала. Я не очень расслышал, что именно, но кажется: «Судьба».
- Вот что, Алеша. Я вас никуда не отпущу. Вам не дойти. Останетесь тут. Бабушка не будет беспокоиться:
Я тоже подошел к окну. На улице не было ничего видно. Ветер бушевал со всей силой. Идти домой и правда было
- Не будет. Мы тут часто остаемся в гостях на ночь, если так резко погода меняется. Все уже привыкли.
Мы еще посидели. Я смотрел на нее, слушал хрустальный голос. А потом она сказала.
- Поздно. Пора спать.
И начала расстилать кровать.
- Вы раздевайтесь первым и ложитесь. А я отвернусь.
Я застыл.
- Мы вместе…
И не закончил фразу.
- Вместе. Больше кроватей нет. И матраса нет.
Она отвернулась. Я разделся.
- А сейчас, Алеша, отвернитесь вы.
Я уставился в стенку. Верхний свет погас, осталась включенной только лампа на столе. Я слышал шорох одежды. Она легла рядом.
Наши тела соприкасались. Кровать была узкой. Я повернулся на бок, чтобы Анастасии Александровне было больше места. И тут я понял, что ее нога касается моего члена. И он начинает медленно вставать. Ну, как бы поступил на моем месте мужчина? Сейчас то я знаю как. А тогда мне было просто неудобно. Так мы и лежали. Минут пять. Я старался не дышать. Вдруг она откинула одеяло и сказала:
- Не могу смотреть, как ты мучаешься. Я не знаю, будем ли мы жалеть…
Она села на кровати, в белой ночной рубашке и медленно сняла с меня трусы. Я смотрел на ее длинные пальцы, а член на выкрашенный блестящей эмалью потолок. Она взяла меня за яйца. Так меня еще никогда никто не брал. Правда, врачи на медосмотрах их щупали. Но это было совсем не то. Совсем не то. Я ждал что будет дальше… А потом она начала медленно стягивать кожицу с головки. И тут… И тут я… Мне вдруг стало необыкновенно хорошо. Как никогда в жизни. В общем, сперма полетела в потолок. А член начал уменьшатся. Мне снова стало стыдно. Старшие ребята мне рассказывали, что между мужчиной и женщиной все происходит по иному. Он раздвигает ей ноги… А тут… Неужели на самом деле все по другому. Выходит, что женщина трогает мужчину и все? Обманули, гады. Я чуть не плакал.
- Алеша, милый, так бывает иногда, когда в первый раз. Все получится….
- Анастасия Александровна, а как получится…
Она улыбнулась.
- Узнаешь. Ночь длинная. И потом… Не называй меня на вы, и по имени-отчеству. Просто Настя.
Она сняла со спинки кровати полотенце и начала вытирать сперму на моем теле и на своих волосах.
- Алеша… Холодно. Ты не затопишь печку.
Я встал. Надел рубашку и пошел к печке. Сложил в нее дрова, бросил кусок газеты, чиркнул спичку и смотрел, как разгорается пламя. А Анастасия Алексан…, то есть Настя, смотрела на меня. А потом сказала:
- Милый… У тебя красивые яички. Женщинам будут нравиться.
Я подумал, какое нежное слово оно сказала. У нас то в городе, что мужчины, что женщины, говорили: «шарики», «яйца».
- А я… Запомню тебя навсегда таким. В этих отблесках огня.
Она включила магнитофон. И я сразу узнал ламбаду.
- Алеша, хочешь научу.
И мы с ней танцевали, прижимаясь друг к другу. И член снова встал. Она погладила его.
- Когда пойдешь на дискотеку, то одевай тугие плавки. Пригласи девушку, которая тебе нравится…
Я перебил.
- Мне нравитесь вы, то есть ты, Настя.
Она ничего не ответила, только еще сильнее прижала меня.
А потом… Она сняла ночную рубашку. И я увидел ее маленькие упругие груди, треугольник русых волос. Она положила мою руку туда. Она были такие….Она встала передо мной на колени и мой член оказался у нее во рту, а яички в руках. А потом… Она легла на кровать, раздвинула ноги, взяла меня за член и я оказался в ней. И я сам понял как нужно дальше.
- Быстрее, Алешка, быстрее. Мой милый, все получится.
И все получилось. И мы уснули обнявшись. Вот и вся история. А утром она сказала, что ее практика заканчивается, и что ее не надо провожать. Она поцеловала меня, прижала к себе и шепнула: «У тебя все получится».
… В моей жизни были потом женщины. Но так не было больше никогда.
…Она уехала. А через неделю была дискотека. И я одел тугие плавки, как она и говорила… И танцевал с одноклассницей. Танцевал, как учила она. Сдерживая слезы. По ней. Скрип пола в спортзале. Ближе, ближе…Мой напрягшийся член. Ее горячая промежность. Печка, старый плакатик «Миража». Жарко натопленная комната. «Мой милый, все получится…». Kaoma. Lambada.
- …Лешка, Лешка…
Меня кто то тряс за рукав. Я с трудом вылез из воспоминаний. Рядом со мной сидела Катя.
- Ну, ты даешь. Уж минуту тебя тормошу. Ты о чем задумался?
Я только улыбнулся. Поцеловал ее в щеку и пошел на вокзал. Оказалось, что поезд ушел. Летнее расписание заменили зимним. А следующий поезд был только утром. Я ходил по ночному перрону. Смотрел, как грузят в вагоны зэков, слушал звон игровых автоматов. Под утро я пошел в павильон купить сигарет. Подал деньги продавщице. Сказал, что хочу. «Ваша сдача и сигареты», - услышал я голос из прошлого. Хрустальный, нежный и обволакивающий. Я поднял глаза. Знакомые черты лица… И эти глаза…
- Анастасия Александровна… То есть… Настя…
Она смотрела на меня. Сигареты выпали из ее рук.
- Алеша.
- Настя.
Я зашел прилавок и обнял ее. И мы стояли прижавшись друг к другу. Краем глаза я видел, как в павильон зашел какой то мужик, постоял минуту, дико поглядел на нас и удалился.
- Настя, поехали со мной.
- Алешка, милый. Ты знаешь, сколько мне лет?
-Не знаю. И не хочу знать.
- У меня нет половины зубов, и два аборта и детей больше не может быть.
- А у меня язва. И что?
По ее лицу текли слезы.
- Помнишь….
- Я помню. Печка, старый плакатик «Миража». Жарко натопленная комната…. Моя милая, все получится.
В приемнике на прилавке играла какая-то современная музыка. А потом ведущий сказал:
- А сейчас, для тех, кто помнит.
…Chorando se foi quem un dia so me fez chorar
Chorando se foi quem un dia so me fez chorar
Chorando estara ao lembrar de un amor
Que un dia nao soube cuidar
Chorando estara ao lembrar de un amor
Que un dia nao soube cuidar
…Kaoma. Lambada.