II Сватовство Миче. Глава13. Сватовство Миче

Ирина Фургал
   ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
   
   ЧАСТЬ II. СВАТОВСТВО МИЧЕ.

   ГЛАВА 13. СВАТОВСТВО МИЧЕ.

   И был праздник!
   Такой замечательный праздник, что даже Кохи перестал делать вид, будто не понимает, зачем это надо. Я спросил его, чего он такой довольный, разве в его доме праздники проходили по – другому?
   - Да нет, как–то также, - улыбнулся он. – Но у вас так душевно.
   Я вынул из корзины, которую приволок Чудила, и преподнёс Нате положенный анчутский подарок – маленького котёнка и платочек. Платочек, естественно, жёлтый, а котёнка рыжего – рыжего с хвостиком – морковкой. Малёк вкопал свадебное дерево на то место, где стояли такие же, когда сватали Натиных старших сестёр. Хрот прочитал лекцию всегда готовым его слушать Рики и Лале. Он говорил, что вот, мол, как перемешались со временем все обряды всех народов здесь, в устье Някки. Анчу приносят невестам свадебное дерево, а те, кто не анчу украшают его колокольчиками. Поди тут разберись.
   - Это говорит о том, что кому оно надо, ссориться, да Хрот? Какая разница, кто есть кто, правда? - сделал вывод мой очень хороший брат.
   - Правда, - подтвердил младший Корк и подхватил свою Терезку под неодобрительным взглядом Кохи. Она здесь была вместе с папой Ошем. Здесь все были. А на свадьбе, конечно, соберётся и того больше народу.
   Мы все танцевали и веселились, а на длинных столах, наспех накрытых на дворе, было такое: кто что принёс. Я увидел Кохи и Чудилу, а между ними – Мадину, опустившую глазки. Её братец что–то такое говорил Петрику и тот был красным, как мамина любимая салатница. Потом Кохи сказал мне, показав на этих двоих:
   - Чудилка думал, я не знаю, что он положил глаз на мою сестру.
   - И что? – спросил я. Он пожал плечами:
   - Да пусть их. Мадинка сто лет уж по нему сохнет.
   И Кохи по привычке испуганно оглянулся: не слышат ли старшие Корки.
   Наши родители танцевали друг с другом, Малёк целовался с Аней за домом, Рики и Лала беседовали на яблоне, Чикикука прилипла к Кохи, щенок играл с котёнком, наш садовник – на барабане, Шу–Шу делал вид, что ему тоже весело, моя дорогая Ната была красивей всех. И тут выпендрился папенька Ош. Музыка на минуту смолкла, и его слова были всем хорошо слышны. Он сказал пьяноватым голосом:
   - Мало того, что в этом доме принимают придурочных Корков, так ещё это чучело без конца крутится возле моей дочери.
   Рики сдвинул брови:
   - Это кто ещё чучело?
   - Опять нализался, - возмутилась мама. – Он пьян, Хрот, не обращай внимания.
   - Ош, я скорее вышвырну отсюда тебя, чем этих несчастных детей, - добавила Натина мама, потому что Терезкин папочка не унимался. Он был пьяницей и просто глупцом, злым, грубым, неотёсанным, упрямым, как осёл, его не любили в нашей компании. Принимали только ради Терезки и ради памяти его покойной жены.
   - Предали наше дело, предали нашу дружбу, предали наше всё, - бормотал пьяный анчу Ош, нетвёрдыми шагами направляясь к дочери. – Пошли отсюда, Терезка, не видишь, что ли, с кем связалась–то?
   - Иди – иди, Ош, но оставь ребёнка танцевать, не порть детям праздник, - заговорили вокруг. А он как раз вознамерился испортить и вынуть Терезку из рук Хрота, но тот занял позицию между, а девчонка прижалась к его спине.
   - Не обижай моего Хрота, ты, кашалотина! – подпрыгнула Лала Паг.
   Кто–то попытался вывести Оша со двора, кто–то напомнил, что Коркины дети теперь на нашей стороне, и вовсе они не плохие, неуверенно звякнула музыка, когда Ош, извернувшись, отшвырнул Лалу и ударил Терезку так, что она упала. Юбка розового платья задралась, и все увидели две стройные ножки, на которых живого места не было от синяков.
   Пискнув, замолкла флейта.
   - Это что? Опять? О… о… опять?!! – спросил позеленевший и перекосившийся Хрот.
   - Что? Всё нормально, - со смехом ответила мигом вскочившая Терезка. Лала, отлетевшая в руки Малька смотрела дико. – Да, я опять упала на Высоком Берегу, на камнях. Неуклюжая – жуть.
   Значит, отец бьёт её, как бил её мать, которая, как известно, покончила с собой. Ни в чём не отказывает, позволяет покупать розовые платья и дорогие серёжки, учиться и посещать балы, а напившись, бьёт и отваживает её кавалеров, чтобы она не вышла замуж и всегда была под рукой. Теперь я понимаю, отчего Терезка боится заводить друзей.
   - Стойте! Стойте! Мальчики, что вы?
   Нас троих, меня, Хрота и Кохи крепко схватили гости.
   Что мы? Вы знаете, что мы.
    Только не понял я, отчего так Кохи всполошился. Он, вроде, всегда был против анчу, сердито смотрел на танцующего с Терезкой Хрота, и вдруг просто голову потерял от злости на папашу, избивающего дочь.
   - Выбросьте его за ворота, - приказал слугам Натин папа, и те устремились к Ошу. Но как–то вырвался Кохи и, выставив вперёд когти, бросился на негодяя. Терезка – между ними:
   - Пожалуйста, не надо! Не надо!!!
   Кохи сдался и когти убрал. Уж очень горячей была мольба девчонки. Чикикука рычала и клацала зубами на его плече. Она готова была растерзать гнусного Оша.
   - Идём, доча, идём, Тереза, нам тут не рады, попрали наше всё, - голосил он. Ош протянул руку, схватил Терезку за локоть и поволок к воротам.
   - Никуда она не пойдёт, - вдруг звенящим от ярости голосом сказал Хрот. – Она останется здесь.
   - Что? Ты мне указывать будешь, Корков выродок?
   Хрота держали крепко, и действовать он мог только словами. Он сказал:
   - Не тебе приказывать ей. Она будет слушаться меня. Тереза Корк – моя жена, и над ней моя власть, а не твоя. Посмотри на её руку – на ней моё кольцо.
   Кохи чуть сознание не потерял. Видно, как ни близки братья, младший не давал понять старшему, насколько увлечён анчутской девушкой.
   - Что?!! – взревел её отец.
   Нет, Оша не хватил удар, а надо бы. Удар чуть не хватил меня: через ограду заглядывали высокородные Корки. Старшее поколение чуть ли не в полном составе. Кто–то ахнул, кто–то присвистнул, а папаша Корк завопил:
   - Что сделал ты? Женился на ней? Женщине из анчу? Отрёкся от нас? От нашего всего? Ради чего?
   - Я отрёкся от вас, когда ты чуть не убил Кохи, и никто его не защитил, - смело заявил обезумевший Хрот. – Чего приехали?
   - Мириться хотели, звать тебя и Мадину домой, а Лале в «Прибежище» пора, - тоном помирающей дохлятины произнесла мамочка. Я усмехнулся: Кохи они домой не звали.
   - Никуда не пойду, - помотал головой Хрот. – Нам и так хорошо.
   Наступило молчанье. Хрот опять выступил:
   - Кохи больше не ваш сын, а где Кохи – там и мы. Тереза Корк – моя жена, но я не из вашей семьи.
   - Ха–ха–ха! Вот так сказал!
   - Откажись от этого брака, разведись – и добро пожаловать домой, - пропела Коркиня.
   - Всего хорошего, - отвернулся Хрот и у всех на виду отнял у обалдевшего Оша и прижал к себе Терезку.
   - Мадина?
   - Я не пойду, - испугалась она. – Я не хочу домой. Уезжайте.
   - Деточки, - издевательски завопил кто–то из Корков, - вы же не хотите, чтобы мы подпортили праздник вашего белёсого дружка?
   Мадина было дёрнулась к воротам, но на ней с одной стороны повисла Лала Паг с воплями:
   - Мадиночка, родная, давай не пойдём, я там умру! – а с другой стороны – Петрик, который и есть чудила. Он не нашёл ничего лучше, чем сказать:
   - Никто никуда не идёт, Лалочка, радость моя. Все здесь совершеннолетние, а мы с Мадиной – муж и жена.
   - А? – ахнули Корки, услышав заявление этого болтуна, пошедшего по стопам Хрота.
   - О! – восхитился Ош и заржал.
   - Уезжайте по–хорошему, - попросила Натина мама. – Или давайте, как люди, посидим, выпьем, отпразднуем это дело.
   - Да, пожевать пора, - подтвердил наш захмелевший садовник и бумкнул в барабан.
   В один момент Корки сорвали и растоптали калитку и ворвались во двор. Истошно закричали Лала и Мадина, а потом уже ничего было не понять.
    Когда организованный отряд гвардейцев вкупе с набежавшей отовсюду полицией явился нас разнимать, Натин двор представлял собой что–то невообразимое. Длинные перевёрнутые столы и скамьи, раздавленная посуда, истоптанные скатерти, изгвазданные в салатах Корки с лапшой на ушах и солёными огурцами за шиворотом. Да, мы славно оборонялись, и на нашей стороне были волшебники Миче и Рики. Напоследок папаша Корк под наш хохот выбил камнем окно на первом этаже и сдался властям.
   - Чья это женщина? Эй, кто знает эту женщину? – взывал кто – то из военных со стороны улицы, и мы оглянулись на призыв.
   Солдат поддерживал чуть живую Терезку, саму на себя не похожую. С пыльными волосами, растрёпанную, в пыльном платье и грязными пятнами на лице. Похоже, она повалялась по мостовой. На лбу у неё была ранка, и Терезка размазывала по себе кровь. Хрот, который как раз бегал в темноте с воплями: «Терезик! Терезик!» - метнулся к ней, как мать – наседка к птенцу. Кохи только руками развёл и головой покачал.
   - Шандарахнула папочку камнем, там, за забором, - озадаченно говорил солдат. – И то правильно. Я бы насмерть убил, если бы меня так лупили на улице. Ну, ясное дело, пьяница Ош. Каким был, таким и остался.
   Кохи и Мадинка подошли и обняли обоих – Хрота и Терезку.
   Я так устал, что сел на лавочку рядом с Натой и подпёр голову рукой.
   - Миче, Миче, может, нам не надо быть вместе? Каждый раз как сватовство – так всякие ужасы.
   Я обнял её и улыбнулся:
   - Просто надо скорей пожениться.
   - Представляю, что случиться на свадьбе!
   Мы рассмеялись истерическим смехом. Между тем наши спасители рассуждали:
   - Корков повязали, и всё?
   - Да, надо повязать и кого–то из этих. Для равновесия.
   - Кого?
   - Арестуем – ка Миче Аги, может, хоть ночь спокойно пройдёт.
   - Его нельзя, тут как раз сватовство.
   - Может, хватит Оша?
   - Думаешь, хватит? Хотя да, он такой, что создаст равновесие.
   - Идёмте уже.
   - А Миче?
   - Оставьте его. При чём тут Миче, он просто жениться задумал.
   - Ну, пока, Миче, до свадьбы.
   - Гы-гы-гы!
   - Ха-ха-ха!
   Только когда все солдаты и полицейские ушли и увели с собой Корков и Оша, из–под лавки, на которой мы сидели, выползла Лала Паг. Я завопил, как дикий, вот уж не думал, что там кто–то есть. Замершие гости вздрогнули. Лала упала у моих ног:
   - Миче, миленький, не отдавай нас никому, не отдавай, я боюсь!
   Она плакала так горько и безутешно, она заползла мне на колени, а Чикикука подкралась и распласталась на ней. Тогда Лала заснула и всхлипывала во сне. Где–то в саду надрывался от страха бедный рыжий котёнок.
   - Я найду, - пообещал Рики.
   Терезка жалась к Хроту, Мадинка – к Чудиле. В темноте туда и сюда ходили наши родные, друзья и соседи. Слуги покачивали головами в свете уцелевших фонарей и нехорошо обзывали Корков, устроивших им беспорядок.
   - Миче, что делать? – прошептал Кохи, опустившись у лавочки на землю. – Миче, ну просто кошмар! Что будет? Миче, ты слышал, что творится? Ты, может, не знаешь, но Мадинка на самом деле не замужем. Не смогли они пожениться. Ты, может, не знаешь, но Терезка ждёт ребёнка. Бедный, несчастный малыш. Бедная Терезка, бедный Хрот. Что мне делать с ними?
   Я не знал. Больше всего меня ужаснуло перерождение Кохи, успевшего так быстро вникнуть в проблемы сестры, брата, его жены - анчу, и пожалевшего их.
   - Миче, что делать? – спрашивали меня все.
   Петрик сказал:
   - Спросите меня, я знаю. Бай – бай. Утро вечера мудренее. Ну будьте повеселей! Ну вспомните, как мы в них салатом! Это воспоминание поддержит нас в будущих испытаниях. Ура, вперёд по кроватям! Корки за решёткой, так что сегодня спим спокойно.
   И он покачал перед нашими с Натой носами ключом от своей комнаты в Серёдке.

Продолжение:  http://www.proza.ru/2009/12/13/806