Проснулся оттого, что не мог заснуть.
Сначала так и подумал, что с перепою остался в бане, и какой-то дурак её натопил ещё больше, но тут же вспомнил, что никакой бани вчера не было и что совсем не пили, ибо уже не могли. Я поднялся и прочесал на кухню. Голова раскалывалась хуже, чем при бодуне. Рука автоматически потянулась в холодильник за рассолом. Ужасное дело – привычка. Пока достал рассол, банка уже нагрелась.
От безысходности засунул голову в холодильник. С верхней полки на меня удивленно посмотрела курица. Уже больше недели она одна занимала мои холодильные апартаменты и видимо привыкшая к пространству и к одиночеству, которое лишь изредка нарушали постоянно прибывавшие и убывавшие бутылки, не ожидала увидеть здесь кого-то живого. Мне показалось, что она мне подмигнула. И я подмигнул ей в ответ.
Прохлада баловала мою голову не долго. За считанные минуты жара ворвалась и сюда. Оставаться в холодильнике становилось бессмысленно: весь холод всосали в себя мои испекшиеся мозги. Курица тоже почувствовала прилив тепла, и распласталась на всю полку, свесив свою голову к моему лицу. Удивление сменилось недовольством, и я прочитал в её глазах: «уходи». Будучи по природе джентльменом, я оставил место даме и ушел, захлопнув дверь.
Бордовые капли брызнули мне на лицо…
- Неужели труп? - подумал я
- Интересно, чей?- полюбопытствовало мое любопытство
- Опять насмотрелся ужастиков, - буркнула моя жена-совесть
- Не хватало ещё полиции, - забеспокоилось мое заканчивающееся разрешение на место жительство
- А на хера его продлять, – не унималась совесть
- Все равно не приедут. Все на забастовке, – подсказал шум бастующих за окном
- Какой, к черту, труп? – ещё слегка варили уже сваренные в крутую мои мозги.
- Давайте посмотрим, – предложили решение глаза.
Я последовал их совету и посмотрел наверх. Ртуть выбивала из термометра!
Можно было конечно надеяться, что сломался термометр, но надежда умерла еще раньше, чем я об этом подумал.
Руки потянулись за сигаретами. Уже несколько дней я забавлялся тем, что зажигал их легким прикасанием пальца. Сегодня они зажглись уже только при мысли, причем сразу все. Они тут же последовали все в мойку, в которой по совету одного моего знакомого пожарника я держал всегда определенное количество воды, для непредвиденных так сказать ситуаций.
Я достал новую пачку и долго не решался открыть её. Мы так и смотрели бы друг на друга вечность, если бы она не бросила мне вызов, открыто на всю её оболочку заявив, что курение замедляет работу мозга. Моя обожающая конфликты натура, решила поспорить. Я быстро, точно ковбой выхватывает пистолет из кобуры, открыл пачку, схватил одну сигарету и тут же закрыл пачку. Получилось… ура…
Я щелкнул пальцем, и сигарета зажглась. Классно иногда ощущать себя магом хоть на секунду.
Теперь жар обдал меня и изнутри…
- И зачем ты куришь, и так жарко,- заорала совесть
- Для поддержания равновесия внешних и внутренних сил, - сказал я нечто, по моему мнению, очень умное и сам себе обрадовался, что вообще ещё был способен что-то сказать.
И всё же курить в жару было противно, но я докурил. То ли назло себе, то ли назло совести, то ли всему миру…
Закончив мои ковбойские сражения с сигаретами, я надел на себя минимум вещей и отправился на работу.
Консьержки не было на площадке, и я наконец-то отметил для себя первый плюс жары. В придачу отсутствие внимательной Марии сэкономило мне добрых десять минут на кофе. Я купил газету, слегка поболтав с продавцом о прогнозе погоды на сегодня, неделю и ближайший месяц, и устроился в кафе напротив. В газете писали о жаре, о жаре и ещё раз жаре, иногда о забастовках и Саркози. Синоптики особо не обнадёживали, впрочем, как и остальные.
Я очень быстро потерял интерес к газете и всему остальному, и расплатившись, побрел к метро. Работа не волк, но всё же ехать надо было.
Жизнерадостные веселые чересчур шумные крики, сопровождаемые современным металлическим репом, и красочными фейерверками петард доносились с бульвара. Распаленные продавщицы мороженного торговали прямо в толпе расплавленными молочными шейками в упаковках от мороженного, а бутылки воды и прочей более веселой жидкости возвышались в холодильниках, и толпа плясала вокруг них, точно африканские племена чествовали своих вождей! Вот уж кого не берет ни жара, и ни холод, так это синдикаты. Show must go on, как говорится, или поется. Хотя подобные красочные карнавалы, ничем не уступающие бразильским и венецианским, по сути, и стали давно уже привычным зрелищем для давно живущего в Париже ока, как и великая башня, которую замечают лишь туристы, все же на одну минуту они всегда привлекали внимание. Ровно на одну, чтобы узнать по многочисленным красочным транспарантам, массовым крикам и незатейливым реповским песенкам, сочиненным по поводу накануне, по какому вопросу так веселятся сегодня. А вдруг причина хоть раз в жизни окажется веской, и мне тоже, как и другим можно будет влиться в этот чудный веселый праздник всеобщего негодования по поводу чего-нибудь и наконец-то не пойти на работу…
Надежда длилась недолго.
Бастовали против жары.
Требовали повышения зарплат, удлинения отпусков или же убрать жару.
Впервые за последние годы бастующие предоставляли правительству выбор.
- Пойдем поучаствуем, - разгорячилось мое тело от звуков двух аккордного репа, так повышающего тягу к борьбе за справедливость.
- Завтра поучаствуешь, в карнавале для безработных,- заворчала вездесущая моя совесть.
- а через месяц на родине, хоть каждый день, - опять напомнило о своей смертности разрешение на место жительство.
- Да заткнитесь вы, - нахамил им, по-моему, я сам.
- Идиот, - обиделись они в один голос.
- Ну хоть совсем немножко, одним глазком, - по-детски захныкало любопытство
- Это не честно, - воспротивился другой глаз.
- Бред все это, - кратко и недоверчиво высказался так и не офранцуженный менталитет.
- Смотри, есть прекрасное местечко возле симпатичной метиски, - рвался в борьбу против черт знает какой жары единственный офранцуженный мой орган.
- У тебя жена есть, - разбудила совесть мою память.
- Ну и что? – кто-то во мне страдал от жары еще больше чем я.
- давайте проголосуем, - предложили мозги. Обладая правом вето, они очень любили голосовать.
- Да заткнитесь же вы все, - не выдержал я, и видимо крикнул так громко, что стоящие рядом туристы-американцы невольно покосились на меня. Я скосил им приветливую лицемерную улыбку, и они в силу своей ограниченной воспитанности не смогли не улыбнуться мне в ответ. Наверняка, они подумали, что я разговариваю сам с собой, хотя это было не так. То ли от жары, то ли от переизбытка свобод и демократий, то ли от всего вместе, но все мои отдельные части меня целого давно потребовали независимости, а, получив ее, ибо отказать им в такой свободной стране я никак не смог, вели себя соответствующе – бастовали, голосовали и ни черта не делали.
- Бред все это, - согласился с менталитетом и разум спустя пять минут. Наверняка, думал. Хотя скорее спал.
- Да и в облом, - победила русская лень.
И весь в противоречиях моего раздробленного на части существа, я понуро спустился в метро, еле дыша тестом своего тела.
- черт, сегодня же первое число,- выругался я про себя, увидев огромнейшую очередь из 4 человек у кассы по продаже проездных, и невольно присоединился к ним. Через полчаса я наконец-то оказался перед черной девушкой, сияющей как новенький евро.
Девушка была счастлива, ведь она чувствовала себя в такую жару как на родине – хорошо!
Видимо я сиял далеко ни так, ибо она сразу же забеспокоилась о моем самочувствии. Ей показалось, что я стрессирован и она поспешила снять стресс 10 минутным французским анекдотом из ее жизни. Мне было не смешно, но я посмеялся. Во Франции это приходит со временим, а потом остается на автомате – смеяться, когда не смешно.
Наконец-то проездной оказался у меня в руках, и я прошествовал в метро.
Я пожалел о содеянном уже спустя минуту, когда оказался на перроне. Народу слегка накопилось. Оказалось, что в связи с забастовкой поезда ходят не всегда. 1 к 8 согласно красочным обещаниям на табло, и явно 1 к 16 в реальности. На такси выбрасывать деньги не хотелось, и я остался ждать. К тому же в метро было прохладно и намного лучше, чем на улице. Через минут 15 пришел поезд, но я в него не вошел. Следующий показался через полчаса. Было почти половина одиннадцатого, и я уже не наглел по отношению к работе, которую должен был начать в 9, а потому в поезд вошёл.
На работе я появился в 11 с копейками. Мой взор сразу же оценил, что где-то половина ещё едет. Остальные же вовсю обсуждали тему жары и забастовок, из за которых абсолютно нельзя было добраться нормально на работу и заниматься делом, в душе сожалея о том, что они всё же добрались так рано, в то время как могли бы ещё добираться. Каждый второй из них явно дал себе клятву воспользоваться завтра забастовками и явиться попозже. К 12.30 доехали все остальные, и проснувшиеся по рефлексу собаки Павлова наши желудки отправили нас всех на обед. Террасы были переполнены бастующими, чьи желудки по тому же устойчивому рефлексу заставили их сделать небольшую пару часовую паузу в их нелегком и великом революционном деле. Пиво выпивалось литрами, слегка снижая давление жары и все более и более повышая революционный пыл. Говорить особо не хотелось, и наши рты занялись исключительно физической деятельностью поедания гамбургеров и салатов, запивая их пивом или вином.
Часам к 3, когда наши кишечники наконец-то переварили все то, что успели слопать желудки, проснулись мозги и нагло предложили поработать. Еще спустя полчаса интернациональная лень нашего коллектива наконец-то их послушалась, и подняв самые рабочие в данной стране в данное время органы, мы отправились ,наконец, на работу. Бастующие вслед за нами похватали свои транспаранты, и напевая еще в более веселом темпе и ритме революционные песни отправились на баррикады…
Пока нас не было, от жары в офисе полетели компьютеры и кондиционеры, а секретарши по магазинам. Студент-айтишник был вне зоны доступа, видимо как студент, активно сражающийся с жарой где-то подле Сорбонны, или же как айтишник, мирно спящий дома среди своих программ. Звонить в интерим было бесполезно, они явно последовали вслед синдикатам. А сами мы в компьютерах не шарили, а даже если и кто шарил, то в контракте подобная рода деятельность не указывалась нигде, а потому никто чинить их не собирался. Что касается кондиционеров, то их, наоборот, пытались починить все, и от такой солидарности они так же солидарно сломались навеки вечные. Потеряв надежду хоть чем-то заняться, Все разбрелись по курилкам, где тема жары плавно переросла на тему чемпионата, а точнее сегодняшнего полуфинала. Под ярые комментарии к игре футболистов мои уши и глаза закрылись. Что касается всех остальных частей тела, то они заткнулись еще во время обеда, и, не встретив от них ни малейшего сопротивления, я мирно проспал оставшиеся два часа до конца рабочего дня.
Едва пробило заветные 18.00, уставшие и изнуренные от жары и работы, мы в одну минуту покинули офис, тут же очутившись в настоящей сауне, изрядно нагретой за день. Не смотря на жару, на улицах народу не поубавилось. Правда, сменился характер их настроений. Истинные потомки своих предков-революционеров уже сложили транспаранты, и, перевоплотившись в голубые майки с номером 10, с криками «Вперед Голубые» и « вперед Зидан» шли на приступ парижских кафе, транслирующих матчи.
Жара им особо не мешала. Истинные французы, как и вся сборная Франции, были абсолютно не уязвимы. Выносливость жары у них была в генах.