Вы слышали новость? Вчера опять три хмыря в «Беловежской пуще» собрались, чтобы снова Союз восстановить. Написали указы. Подписались. И что вы думаете? -Восстановили. Вот лафа. Сегодня нас уже с нар согнали. Свобода, говорят. Пользуйтесь моментом, пока не передумали.
Слез это я с нар и сразу на Майдан. Боже ж мой! Что там творилось?! Все в красных шарфиках и бантах. Подходит ко мне сам Владимир Ильич и говорит: «Здравствуй товарищ. Прошу в президиум. Скоро будешь выступать. Расскажи народу, как тебя угнетали демократы. Вот только закончит товарищ Мухин, и сразу дуй на трибуну».
Смотрю я на трибуну, а там мой сосед по нарам Сема Михельсон выступает. А все ему кричат: « Мухин кончай. Дай выступить товарищу. Смотрю я на Михельсона и думаю: как быстро он сменил фамилию. Надо же вместе вышли, а он уже Мухин, а не Михельсон. Ну, да Бог с ним. Поэту фамилия не нужна. Главное, чтобы народ тебя знал в лицо и любил. Прислушался, что он там говорит. Вроде проза, но, сколько поэтических образов. Врет, конечно, но здорово. Как истинный поэт. Сплошные эпитнты. Даже не поймешь о чем речь. Говорит: «Нас поэтов демократы поганые совсем задавили. Отняли все привилегии – пайки, санатории, дачи. Зарплату и ту перестали платить. «Представляете, граждане» – говорит: Мы свои творения за свой счет издавать стали. Поиздержались вконец. Я, говорит, даже дачу продал. О вещичках уже молчу. Я их еще в начале перестройки продал. Нажил, правда, новые вещички, но каким трудом? Представляете, граждане, пришлось фирму открыть по продаже недвижимости. Но ничего. Как-то выжил. Хорошо вовремя сориентировался. Да! Было трудно. Жил на даче. Коммуналку и квартиру сдавал. Потом даже за «бугор» уехал к приятелю Боре. Вы его знаете. Нормальный поэт, я вам скажу. Пожил у него годик. Не так просто было, но кое-что заработал. Потом вернулся на Родину. Снял с жильцов денежки. Добавил и открыл фирму «Рекс». Помните, моего пса одно время по телевизору показывали. Такой рекламы после уже никто не давал. Подействовало здорово. Вкладчики под триста процентов годовых так и повалили. Леню Голубкова вы тоже помните, конечно. Друг мой. Лох, правда, изрядный. Всем рассказывал, как он на «триста процентов» купил и дачу и машину. Врал, конечно. Но верил, что я ему за вранье дам чего-то. Вера – это сила, но глупость страшная. Лопухнулся Леня. Я ему ничего не дал. Сам же собрал пару миллиардов и «ЗА БУГОР». Пожил, что надо. Но что-то скучно стало. Вернулся на Родину. А тут меня демократы и сцапали. Поделись, говорят или давай на нары. Слава богу, деньги все за «бугром» лежали. Так, что не тронули. Вот так, закончил Михельсон - я и пострадал от демократов. Вчера, слава Богу, Союз восстановили. Выпустили. Думаю надо рвать скорей за «бугор, пока не заставили все поделить поровну. «Гуд бай, Союз. Желаю всем жить весело и интересно. Я поехал.
Тут все аплодировать стали. Кричать начали, возвращайся скорей, только с грошами. Ты нам нужен. А я смотрю на этого Михельсона или Мухина, как его там, и стыд меня, так и раздирает. Поэт ведь, а не хочет делиться. И Родину покидает. Не хорошо думаю. Ведь на нарах вместе стихи писали. Я там написал их больше тонны. Бывало, по двадцать стихов за день выдавал. Но так и не смог издать ни одного сборника. Даже обидно, что выпустили. На нарах так писалось легко. И, главное, гениально. Взять хотя бы такой стих:
«Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой.
Да, это все мое. Теперь уже вечное. И фамилия моя Пушкин. Раньше, правда, я чайником был, а еще раньше, наполеоном, но теперь Пушкин. Это мне на нарах такую "кликуху" дали. И теперь весь народ меня знает.
Сижу это я в президиуме, мечтаю. А тут слышу, говорят: «Пушкин на трибуну». Ну, я прямо со стихов и начал. Сначала ямбом начал:
«Товариш верь, взойдет она
Звезда пленительного счастья».
Потом перешел на верлибр. Вы же знаете, я мастер по этой части.
Майдан весь аж заколебался. А я им, так, мол, и так демократы проклятые. Загубили народ, загубили,
Что ж зарплату вы нам не платили?
Потом не сдержался и стал материть их уже прозой. Но какой! Представляете, говорю, какие сволочи демократы! Пушкина и в Союз писателей не приняли.
Михельсона приняли, а меня нет. Говорят: «Если б были гроши, был бы ты хороший». А так нет. Слог мол, не благозвучный: смычки, стычки, ужи, какие-то и прочая дребедень. Что с тебя взять, Пушкин. У тебя одна коммуналка и та за три года не оплачена. Грозились даже выгнать на улицу. Но «дудки» Теперь снова Союз. Теперь меня сам Чубайс, или Хакамада какая, выгнать не смогут. Про Немцова вообще молчу. Он украинцам такого насоветовал!... Все в оранжевом ходить начали. Теперь «дудки» – все в красном ходить будут Мы . им покажем «куськину мать».Долой оранжевых –кричу. И снова стихами:
«Кто тут временные – слазь»
Что тут началось! Майдан весь орать начал, а какой-то в оранжевом шарфике в меня помидор запустил. Но не тут –то было. Я помидор поймал и тут же съел назло провокатору. А огрызком ему в глаз попал. А толпа ему добавила. Вот, что значит сила поэзии. «Поэт в России больше чем поэт» – это тоже мое крылатое выражение. Народ знает своих кумиров.
Потом взяли меня на руки и понесли прямо в «РАДУ». Но ее уже успели в СОВЕТ переименовать. А меня советчиком назначили. Сказали, будешь нашему БАТЬКЕ советы давать. Вот что значит поэт «В дни торжеств и бед народных» Вот теперь снова сижу, но уже в СОВЕТЕ. Буду возрождать поэзию. Как вы думаете, возродится поэзия, «Когда такие люди в стране Советской есть»?
ВСТРЕЧА
Как-то зашли мы с другом в магазин на Литейном. Взяли по бутылочке пивка. Пристроились к столику, стоим разговариваем.
Вдруг подходит к нам, кто бы вы думали? Сам Шустряков –известнейший московский поэт. У нас в Питере его, правда, мало кто знает. Но в Москве, там другое дело. Там его знают. Мой друг Коля как-то даже в его ЛИТО ходил, когда жил в Москве. Давно это, правда, было. Но он его запомнил. Было за что. Тот, как-то разбирая Колины стихи, разодрал его на части. Обозвал графоманом, безграмотным бездарем и все такое. Коля это запомнил на всю жизнь. И теперь, когда Коля стал членом Санкт-Петербургского Союза писателей, он решил припомнить обидчику прошлое.
-О! Какие люди к нам пожаловали. Одни и без охраны. Ты что же Вася, Москву то оставил? Что выгнали, али как? С чего это ты по питерским пивнушкам в одиночку ходишь? Где же твои читатели? Как же это они тебя одного отпустили?
Вася, невозмутимо посмотрел на Колю и спросил сердито:
- Ты кто такой? Я тебя знать не знаю, и знать не хочу.
- Тут уже Коля решил покрасоваться: Кто я, воскликнул он так, что за соседним столиком мужики оглянулись.
- -Я известный русский поэт. Меня здесь все знают. И желая подтвердить свои слова, он обратился уже к мужикам за соседним столиком:
- -Мужики, .вы знаете меня? Я Николай Дроздов.
- Мужики дружно закивали головами.
- -А этого московского хмыря вы знаете? Мужики так же дружно закрутили головами.
- Ну вот, Вася. Тебя здесь не знают. Выходит, что ты здесь никто и звать тебя ни как. Чего же ты учил меня, Вася, как надо писать стихи, если тебя никто не знает, а меня знают все.
- Коля, явно довольный своим триумфом продолжал: Теперь ты Вася, приходи ко мне в ЛИТО, мы разберем твои бездарные стишки и ты сам убедишься, что ты обычный графоман и верлибрист.
- Вася, злобно сверкнув глазами, выпил свои пятьдесят грамм и удалился.
- Смотри - обиделся, сказал Коля. А у меня так камень с души свалился. Как это я московского хмыря отделал. Пусть знает нас питерских. И тут же прочел экспромт:
Никогда ни кому ничего не прощайте.
Если кто-то обидел вас в жизни порой,
Подходящий момент хоть всю жизнь ожидай ты,
Но обидчика в землю сырую зарой.
Лицо его сияло от посетившей Музы, и я понял, что Коля действительно питерский, а не како-то там московский поэт.
О ВАСЕ
«Послушай, Коля, а что Вася действительно графоман?» спросил я приятеля, после того как Вася удалился. Коля, сделав значительную паузу, – потом громко, почти скороговоркой выпалил: Не только графоман, но и сволочь порядочная. Представляешь, он в Москве организовал клуб поэтов, якобы под эгидой Союза писателей России. И стал всем говорить, что через него можно публиковаться в престижных журналах и альманахах, что он может рекомендовать желающего в Союз писателей. На каждом заседании клуба, он в качестве примеров высочайшего поэтического уровня читал свои стихи и требовал, чтобы их учили наизусть. Потом устраивал чтение
стихов по кругу и комментировал каждого выступающего. Поэзию он, в общем-то, знал не плохо. Как никак закончил московский литинститут. Но теорию стихосложения он как-то избегал и считал, что ее и знать-то не надо. «Поэзия- это от бога» –любил повторять Вася. И тут учи, не учи, все бесполезно. Но при этом он мог как-то расположить к себе любителей поэзии и предлагал им оформить выпуски их сборников стихов. К нему естественно тянулись люди. Кому не хочется выпустить свой сборник? А Вася со своей супругой организовали редакторский совет и принимали от любителей стихи для печати в альманахах клуба за весьма солидную плату. Доход, я скажу, не маленький и с каждого сборника этот семейный подряд имел тысяч по десять на каждого. Кроме того, они принимали вступительные взносы, организовывали платные творческие вечера, откуда тоже капали денежки. Так вот и жили, пока в Союзе писателей не узнали об этом Васином бизнесе. Разразился скандал, но Вася вышел сухим. Ведь криминала в этом не было, а то, что в сборниках печатались графоманы под вывеской клуба, находящегося под покровительством Союза писателей, так кому какое дело. В конце концов, у нас свобода слова. А графоман ты или великий русский поэт кто ж отличит?. Время покажет. Сейчас весь интернет забит стихами разного уровня. И пишут там, в основном, графоманы. Однако и там встречаются вполне приличные и даже отличные стихи. Читай то, что тебе нравится. Все нравиться не может. Даже известные поэты писали часто посредственные стихи. Другое дело техника стихосложения. Она, конечно, чувствуется сразу. Врожденное чувство слуха позволяет ощутить ритм, рифму и поэтический образ. Но не все же обладают этим чувством. То, что для одних хорошо, для других - плохо. А объективной оценки элементов техники стихосложения в Союзе писателей нет. Этому, не учат ни в каких институтах. Вот и выходит, что в каждом ЛИТО свой АДЕПТ типа Васи. К нему и тянутся. А такие «Васи» часто сами бездари и делают на любителях поэзии денежки. «Вот кто такой этот Вася» - закончил свое повествование Коля. А я подумал: - «Ведь это было всегда и, будет продолжаться до тех пор, пока не будет выработана объективная методика оценки творчества поэта, как это, например, делается в фигурном катании, гимнастике и других видах спорта. Ведь могли же Древние греки оценивать поэзию числом, а сейчас числом могут оценивать грамотность. Почему бы и Союзу писателей не разработать такую методику для оценки поэтического творчества. И тогда отпадет необходимость в самодеятельных «Васях».Я поведал свои мысли Коле и тот сказал: «Давно пора!»