ТрусЫ времени. Часть вторая

Игорь Трохачевский
С чего это я - собственно - выеживаюсь? Про танатос непостижимый леплю горбатого? Боялся, да, по малолетству, летаргического сна. Вот засну, вдруг, таким макаром, а непонятливые родные подумают про другое - и похоронят. Но на могильном камне, не спецом издеваясь, выбьют - Спи спокойно, дорогой!


Кошмары на проспекте Босха  - родом из вещей мелких... Долгое время обыкновенные пуговицы шли на меня - непонятно кем объявленной войной. Сами то они не могли додуматься до такого... Бельевые и брючные пуговицы, россыпью и пришитые пуговицы. Они одним прозванием "Пуговицы" вызывали во мне нервную брезгливость. Проще простого расцеловать до засосов жабу, выпить, не морщась, молоко с пенкой, поднять пальцами "пуговичку", бр-р-р...


На самом то деле я чуткий и любящий, светлый и открытый. Просто мнительный до ужаса, на мелочах зависаю. Мученик по мелочевке... Четыре раза шагнуть - и не дослужиться до нобелевского там престижу... Обидно. Тем более, что энергии на четыре шажка затрачивается - как на дюжину подвигов Геракла...


Я и не удивился, когда в классе девятом сосватали в радиопередачу - культурную и развлекательную... Радиокомитет на Домке, Домской площади. На "Домчике" - тусня из голубей и скушных хипов. Звуки оргАна не слышны - и славно. Пасмурный воздух и без них пропитан тоской... В радиорубке - стеклянная перегородка. Как в аквариуме. Но мы не рыбы, рыбы не мы. Говорим-говорим, а толку... И голоса наши, когда их выдают радиоприемники  - не совсем наши... Это - как я мамин голос записал на пленочку. С ее ведома, причем. А, прослушав запись, она не поверила - Разве это я? Разве этот писк какой-то - я?


Ведущий, рулевой эфира, как горшок ни называй, умничает - У тебя все стихи исключительно в минорном ключе? - Да нет, вообще-то - да, - отвечаю, ничего не зная про минорные ключи. Про минорные звуки и песни знаю, да... - Эй, тормоз, - подкатится ко мне борзый сержант. И я, жалкий дух, не пойму - почему "тормоз"? Почему - прибор для остановки машины? Но до окрика "эй, тормоз!" - есть еще время...


Гладко выбритый и сладко сытый вещун просит почитать новенькое, из стола. - Ты же пока не печатаешься, да?.. Без понятия дядя о вредных тетках. Окопались уютно по редакциям, рассылают дурацкие ответы... - В ваших стихах есть рациональное зерно, но по уровню до республиканской прессы они не дотягивают... Я с выражением завожу -

"Солдатики! Пусть вас не легионы...
Пусть это всего навсего игра...
Солдатики! Не тратьте зря патроны..."
Поток рациональных зерен растекается в эфире...


По окончании записи, ведущий, чутко понятливый на момент записи, убивает вопросом - А чего ты все - солдатика да солдатики... Я в твои годы о девочках сочинял...


Лицо на стене, взгляд с экрана, шелестящий грех чтеньеугодия. Люблю книжку! Я лихорадочно пробегаю глазами по страницам, выискивая куски посмачнее... - Но страсть была настолько велика, желание настолько огромно, что он, случалось, забывал, как он должен заниматься любовью, и делал это не наспех, а со смаком, проникновенно, расшевеливая даже самых скупых на ласку женщин, пробуждая их окаменевшие чувства, заставляя стонать, наслаждаться и удивленно радоваться в темноте - Экий вы проказник, мой генерал, неугомонным становитесь под старость... - Тогда школяр, пододвинувшись к ней и положив руку на ее упругие и крепкие груди, тихонько сказал - Жизнь моя, судьба посылает нам удачу... - Скомканная юбка девушки была задрана. Бекки изогнулась, прижатая к парте, а Дефендорф неистово бил копытами в узком проходе...


Школьная дискотека... Длинноволосый урод, прыщавая курсистка... Он ей гонит пургу о мирах, истекая, если верить поэту, половой истомою. Я ничего такого не вижу. Все чинно-цивильно. Борделя нет. И собеседница длинноволосого вовсе не курсистка, а средняя ученица средней же школы. Я понятия не имею - что у них там происходит после прелюдий. Сам я не умею танцевать и, думая о манде, проходиться о мирах. Я люблю книжку. Так проще и честнее...


Исполняя роль культурной нагрузки, я только что отбарабанил со сцены своих "Солдатиков". Со скрипом похоронной телеги, без подпитки толпы, которая сильнее и которая желает танцевать под "Сюзанну"... Сейчас, сейчас... Сейчас директорские клевреты затащат меня в телецентр, наставят орудие пытки - камеру киношную. - Давай колись, - скажут, - что там у тебя накипело и в рифму выражено? Знаменитость из тебя делать будем, душа твоя нараспашку...


Знаменитость... Значит - распевать школьницам твоих "Солдатиков", на переменах, с выпендрежным пафосом... Ну еще физик снизойдет - поставит благодушный тройбан. Подарок убогому лирику...